Дело Бутиных - Хавкин Оскар Адольфович (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .txt) 📗
Другая трудность — второе подряд засушливое лето, второй безводный сезон на приисках Восточной Сибири и Приамурья, особенно задевший прииски Дарасуна, Жерчи, Зеи, — места основных по намыву золоторазработок братьев Бутиных.
Общее собрание кредиторов должно было заслушать представление Московского биржевого комитета. Бутин тщательно готовился к этому дню.
Он вызвал брата из Нерчинска. Николай Дмитриевич повздыхал, поканителил, пожаловался жене на колотье в боку и затрудненность дыхания, но приехал. Утром в день собрания он был уже в доме за Хлебным рынком.
Приехали и все руководители главной конторы Торгового дома. К уже находившемуся в Иркутске старому волку Иннокентию Ивановичу Шилову и молодому волку Ивану Симоновичу Стрекаловскому присоединились едкий на слово Алексей Ильич Шумихин и известный своей прямотой и неподкупностью Афанасий Алексеевич Большаков.
Бутин решил, что этого мало, надо пригласить пайщиков. А пайщиками кто? — те же Бутины! Заявился Иринарх со своими тремя паями, и родной его брат, Илья Артемьевич, тоже при трех паях, и зятья откликнулись со своими общими пятью паями — Николай Алексеевич Налетов и Иннокентий Степанович Чистохин. У каждого из них свое дело. Кто поторговывает лесом, кто чаем, кто на извозе. Но как не бросишь все в интересах родственника и кормильца!
Когда все участники собрания расселись в небольшом зале иркутского купеческого клуба, то от Бутина не укрылось, с какой опаской косились кредиторы на его многочисленную нерчинскую родню. Одна дерзкая носатая физиономия Иринарха чего стоила!
Среди иркутских кредиторов расселись и другие лица: томские, верхнеудинские, читинские, нижегородские коммерсанты и доверенные от них. Бутин узнал Марьина, Колпакова и еще несколько видных купцов, а еще представителя Городской думы Толстоухова, столоначальника генерал-губернатора, были и другие преважные чиновники.
А вот Хаминов не пришел. Сказался больным. Но хотя Ивана Степановича Хаминова на собрании кредиторов не было, — и на это обратил внимание не один лишь Бутин, — дух Хаминова присутствовал, и этим вполне сущим и телесным духом был Кузьма Меркурьевич Ветошников, приходившийся Хаминову дальним родственником — то ли племянник Агриппины Григорьевны, то ли муж ее племянницы.
Сутулый, подслеповатый, с козьей бородой и глубокомысленной ухмылкой, он уселся поближе к докладчику, совочком приставив к виску ладонь, будто туг на ухо.
Ничтожный кредитор Бутиных, на десяток-другой тысяч, мог бы и не приходить. А раз пришел, то должен учудить, глупость сотворить, а затем доложить своему богатому родичу, каков был спектакль и какую он штуковину разыграл.
Ветошников вел торговлю кожами, выгоду свою знал, а до других дела нет. Коли беда у кого, редко когда пожалеет: «Не лезь вперед, порядок блюди, Богу молись, посты соблюдай, веди себя благочестиво». Однако ж на ярмарках забывал свои заповеди, пускался в пляс в кабаках, скандалил и даже, отец большого семейства, попадался в объятиях небезызвестных «смирновских» красоток, привозимых на Макарьевскую предприимчивыми дельцами для увеселения публики! Купец Марьин, имеющий репутацию человека богобоязненного и порядочного, уличив случаем Ветошникова на Макарьевской ярмарке, всенародно его осудил: «Дома в пост чай с сахаром пить не станет, а на ярманке куриный бульон хлебает и мадерами запивает, в блуде пребываючи!»
А с него как с гуся вода: мол, не он, спутал Марьин с другим, — и также всех дерзко попрекает, всем поученья выговаривает. Он сел против Осипова с таким видом, точно собирался его в полицию доставить!
Осипов держал ту же речь, что и в Томске: о безусловной выгоде для всех сторон решения Московского биржевого комитета купеческого общества об администрации с участием владельцев фирмы, дабы течение дел не прекращалось, а руководство предприятиями шло без сбоев.
Говорил неспешно, не тратя лишних слов, привел в пример фирмы Гаврилова и Ляпина в Твери и Саратове, где администрация толково выправила дело, сохранив капитал владельцев, и долги все до единого успешно выплачены из текущих доходов.
Тут последовал первый выпад козлобородого Ветошникова:
— Да какие тут доходы, когда доходяги, на ладан дышат!
Осипов точно бы и не слышал и не видел крикуна, пристроившегося поблизости.
Иринарх, скованный сюртуком и галстуком, почесал мизинцем бочок чуть покривленного носа и выразительно глянул на плешину сидящего к нему спиной Ветошникова. На такую же обширную конопатую лысину, только чиновничью, он в трактире Балагурова в Китай-городе вылил в сердцах миску горячей севрюжьей ухи!
Осипов же невозмутимо продолжал свое: хотя имущество фирмы обращено в ведение администрации, но личное участие распорядителя дела предохраняет от действий, могущих повредить целостности фирмы, ослабить ее предприятия, приостановить работы отдельных ее частей, даже не по злой воле, а по незнанию, по неподготовленности, а таланты господина Бутина по организации дела доказаны двумя десятилетиями процветания фирмы.
— Расцвел да отцвел. Ишь, распорядится! Голыми всех нас по миру пустит!
Достаточно громко, чтобы и Осипов, и Бутин, и все участники собрания услышали, Иринарх уже почесывал другую сторону носа, приглядываясь к ветошниковской плеши. Во досада-то — ни склянки, ни банки под рукой! Да и Миша строго наказал: не встревать. А Осипов — будто мимо бездельная муха прожужжала. Даже голоса не возвысил.
— Договор, предлагаемый вниманию почтенных господ кредиторов фирмы Торговый дом братьев Бутиных, — бас поверенного звучал размеренно, паузы отбивались кратко и четко, — имеющий быть подписанным сего дня 16 сентября года тысяча восемьсот восемьдесят третьего, договор этот считается без исключений обязательным для всех кредиторов, кои есть или объявятся, независимо от мест проживания.
— Это бабушка надвое... Хмы! Для дурной головы обязательный.
Совершенно очевидно, что Ветошников намерен сорвать собрание и подписку договора. Разноречивый шумок пошел по залу.
«Что он там смуту наводит, вывести его. А ну кто там поблизости!» Иринарх было приподнялся. Стрекаловский спрашивал Бутина глазами: «Как нам быть?»
Один лишь Осипов выглядел невозмутимым. Спокойно квадратное лицо, квадратное тулово несокрушимо неподвижно, и даже молчание его квадратно, значительно, весомо. И вдруг этот непонятный человек делает выпад, как фехтовальщик шпагой, выставив квадратный палец в торжествующего старика Ветошникова.
— Ах это вы, Кузьма Меркурьевич, не узнал сразу, простите великодушно. Все лавочники московских торговых рядов в Охотном до сих пор помнят, как иркутский купец Ветошников погонял собаку, забредшую меж лавок и лотков. Такая у охотнорядцев милая привычка. Но вы даже их превзошли, господин Ветошников, — вы, гоняя того несчастного бездомного пса, носились за ним по всем рядам, и под столами и скамьями пролезали, и на четвереньки становились, бородой землю мели, и сами натурально лаяли, погромче той собачки! Не знаю, в какую часть вас увели, но всей Москве большое удовольствие доставили и своему городу главу. А здесь собачек нет, гонять некого!
Купцы не терпят насмешек над собой. Но к попавшему впросак собрату беспощадны. И явственно было всем, что не сейчас придумал московский гость эту собачью историю, что мог спьяну Ветошников и не такое сотворить. Марьин же не сговаривался с Осиповым, самолично видел, как, пропив все денежки, Ветошников отплясывал на ярмарке, приговаривая: «Только Бог без греха, эх, валяй трепака!» И шампанским улицу поливал! Очень картинно представили себе одуревшего старика с козлиной бородкой на четвереньках, тяпающего ползком за собакой. Собрание загудело, купцы подскакивали на креслах, топали пудовыми сапогами, хватались за бороду: «Ох, старый дуралей! Ох, срам какой! И тут еще честное общество мутит! Иди, проспись, Ветошников! Не мешай дело делать, проваливай, Кузьма!»
И не стихали, пока он не вскочил в ярости и, путаясь в долгополом сюртуке, не пошел к выходу:
