Морские нищие (Роман) - Феличе Арт. (полные книги .TXT) 📗
Гибель Гарлема поразила Иоганна в самое сердце. Несколько дней после сдачи города он ходил, шатаясь, как тяжело больной. В те дни никто не видел, чтобы он прилег хотя бы на минуту. Он кружил по палубе, молчаливый, сосредоточенный.
Что надумал Иоганн за эти несколько дней? Рустам знал, что у Иоганна не осталось теперь никого из близких. Всех до одного смела буря чудовищной многолетней войны. Их судьбы с Рустамом стали одинаковыми.
У гёзов истощалось терпение ждать. Их адмирал Буазо знал, что неприятель вышел двумя разными проходами: Юлиан Ромеро с семьюдесятью пятью судами — через Гонд, а Санхо де Авила с тридцатью — через восточную Шельду.
Принц Оранский лично приезжал на корабли. Ему снова пришлось убедиться в их всегдашней готовности к бою. Как один человек гёзы поклялись не подпустить врага к осажденному ими Мидделбургу. Это было несколько дней назад.
Гёзы теряли последнее терпение.
— Чего они копаются там, дьяволы? — ворчали матросы.
— Слыхали? — спросил один из них. — Альба-то фьюить — улетел домой общипанным петухом, без гроша в кармане.
— И кружным путем — сушей! — добавил, смеясь, Иоганн. — Видно, мы отшибли у него желание ездить по морю.
Матросы захохотали.
— А на его место посадили какого-то Рекезенса.
— Другого волка! Зубы те же, только шерсть чуть помягче!.. — бросил презрительно мавр. И вдруг весь насторожился. — Стойте! На переднем судне заметили неприятеля.
— Гото-овься!.. — пронеслась команда.
Матросы разбежались по местам.
На флагманском корабле [58] в это время шел спор. Адмирал Буазо назначил на место заболевшего капитана Шота флиссингенца Клаафа Клаафзона. Но при приближении врагов Шот не захотел уступить чести победить испанский флот. Он вышел из каюты, едва держась на ногах, чтобы принять командование. Клаафзон наконец уступил, посоветовав спустить большую часть людей под палубу после первого же вражеского выстрела. Шот настаивал, чтобы все, напротив, оставались на деке [59] для немедленного абордажа.
Гёзы кричали:
— Кой черт нам прятаться, как крысам в норы? Слушай Шота!..
— Оставаться на деке! Да здравствует Шот!..
— Да здравствуют «морские нищие»!..
— Свобода родине!..
— Готовь абордаж!..
Мнение Шота восторжествовало. Люди взялись за абордажные крюки и пики.
Суда Ромеро приближались. Распустив паруса, они шли навстречу гёзам, как огромные хищные птицы.
Рустам стоял со всеми наготове. Взгляд его был мрачен. Черные волосы трепал ветер.
— Смерть вам, испанские волки! — бормотал он. Загрохотал залп испанских пушек, и судно дрогнуло от киля до мачт. Послышался стон. Рустам оглянулся. Сосед-зеландец, только что так весело шутивший, упал на борт.
— Проклятие!
Гёзы обходили флот Ромеро. В узком лимане тяжелые испанские корабли двигались с трудом. Суда патриотов, легкие и проворные, кружили вокруг них, как рой пчел. Завязалась абордажная схватка. Люди дрались врукопашную. Прикладами аркебузов, топорами, пиками, пистолетами, кинжалами гёзы отбивали удары.
На глаза Рустама словно наплывали огненные круги. Он колол, рубил, сбрасывал за борт, рыча, как зверь, и скрежеща зубами.
— Смерть вам… испанские волки!..
Острая боль пронзила ему грудь. Он поднял руку… и упал навзничь.
Победа осталась за гёзами. Пятнадцать неприятельских судов были взяты в плен, тысяча двести испанцев убито. Остатки испанского флота отступили в Берген. Сам Ромеро, корабль которого сел на мель, бросился в воду и поплыл К берегу. Санхо де Авила, узнав о поражении, повернул свою эскадру назад, в Антверпен. И Мидделбург — ворота в Зеландию — должен был сдаться патриотам в этот январский день 1574 года.
Ночью Рустам с трудом открыл глаза. Иоганн сидел рядом.
— Я ранен?
— Да, брат, поцарапали изрядно.
— За кем победа?
— За нами, конечно!
— Расскажи… всё… по порядку…
— Что рассказывать? Испанские волки удрали, поджав хвост. Мидделбург — наш и должен присягнуть принцу, как законному штатгальтеру. Теперь вся Зеландия будет наша.
— А… Лейден?.. — Губы Рустама едва шевелились.
Иоганн нахмурился:
— Лейден обложен. Голландии снова приходится туго. Сообщение между городами прервано. Мы надеемся на Людвига Нассауского. Он собрал уже наемное войско. Французские принцы помогают ему деньгами.
— Забыли… ночь Варфоломея?.. — Рустам заметался. — Французские принцы!.. Испанские, принцы!.. Австрийские…
«Нет, не рана терзает могучее тело Рустама, — думал Иоганн, — а пламя, бушующее в нем, как неугасимый пожар»..
Отирая пот с лица друга, Иоганн невольно улыбался. Ему грезилось отдаленное будущее. Война уляжется подобно разбитому пушечным ядром морскому смерчу, подобно буре в груди Рустама. Израненная родина встанет, как должен встать Рустам. Ненависть сохранится лишь грозным напоминанием побежденному врагу. И Нидерланды зацветут новой жизнью, новым счастьем…
Иоганн не понимал. Что с ним?.. Откуда эта твердая вера в победу теперь, в самый разгар борьбы? Теперь, когда Голландия, точно перерубленный ствол дерева, разделена гибелью Гарлема на две части? Когда Лейден, обложенный врагами с октября прошлого года, голодает? Когда Людвиг Нассаускии до сих пор не успел оттянуть от него испанские войска и так далек еще от соединения с армией Оранского?.. И что это за голос твердит невнятно, но упорно: «Нидерланды должны победить»? Пусть враг могуч и огромен, как сказочный зверь, — самоотверженная, беззаветно преданная свободе, труду и радости жизни страна рано или поздно все равно победит. И, чтобы не потревожить притихшего наконец Рустама, он запел вполголоса:
Едва светлая полоса вспыхнула на небе в это апрельское утро, как обе армии увидели друг друга на расстоянии пушечного выстрела.
Людвиг Нассаускии немедленно укрепил позицию глубокой траншеей, расположив главные силы своей пехоты одним каре. Узкая равнина стесняла его движения, не позволяя развернуть во всю мощь конницу. Часть кавалерии пришлось оставить на склоне ближнего холма.
Санхо де Авила, главнокомандующий испанских войск, успел еще накануне навести понтонный мост и перейти Маас, чтобы помешать Нассаускому соединиться с братом.
Между обеими армиями лежала маленькая деревня Моок, брошенная жителями на произвол судьбы при первых звуках военных труб.
К десяти часам Людвиг стал усиленно вызывать противника к настоящим действиям. Ему нельзя было мешкать. Наемные, плохо дисциплинированные войска волновались, требуя уплаты жалованья раньше срока.
Объезжая полки, Людвиг говорил сопровождавшему его брату Генриху:
— Сражение необходимо! Сейчас, несмотря ни на что, наши силы превышают силы испанцев. У них всего несколько эскадронов кавалерии. Авила не рискнул собрать и достаточно пехоты, чтобы не лишать города гарнизонов. Он знал, что нидерландские города немедленно восстанут, уведи он солдат. Полки Браккамонте…
— Полки Браккамонте — наша первая победа!.. — взволнованно сказал младший Нассауский. — Своим походом мы сняли-таки осаду с Лейдена!..
— Да… — почти машинально подтвердил Людвиг, — Браккамонте было приказано перебросить осаждавшие войска сюда. Это все, что мы пока выполнили из задуманного. Этого слишком мало. Вильгельм ждет от нас большего.
Заметив движение со стороны неприятеля, он поскакал по направлению к деревне, к специальным пехотным отрядам, охраняющим траншею.
Солнце пламенеющей звездой горело на его стальном шлеме без единого украшения, золотило круп гнедого жеребца. Генрих Нассаускии придержал повод, смотря вслед Людвигу восторженным взглядом.
