Загадка Прометея - Мештерхази Лайош (лучшие книги читать онлайн txt) 📗

А теперь: какое отношение ко всему этому имеет Нестор?

А такое, что ему принадлежала львиная доля во всех диверсионных акциях Микен — операция «Фол» была измыслена им, он же нанял и Несса.

На чем основываю я столь ужасное обвинение против мужа, которого Гомер — иронически! — именует «почтенным старцем»?

Это прежде всего догадка, и возникла она из того, что Нестор, некогда сторонник партии мира, друг и товарищ Геракла, стал в годы, предшествовавшие Троянской войне, главным spiritus rector [48] великоахейской партии и авантюристических ее планов. Да, именно так. Одиссей и Нестор. Но Одиссей пока еще не появился на сцене, завербует же его, как всем известно, не кто иной, как Нестор! Завербует, говоря прямо, на самую грязную работу, да и для чего другого нужен бы был Микенам этакий Одиссей? Пока же всю грязную работу выполняет, во всяком случае направляет, Нестор. Разумеется, на свой лад, как позднее и под Троей: сражений избегает, если и попадет ненароком в какую-нибудь заваруху, поскорей улепетывает со всех ног, зато везде и всюду суется со своими «мудрыми» советами и только и делает, что тасует-перекладывает карты, безопасно устроившись в глубоком тылу.

Отсюда и наша догадка. Уверенность же — из упоминавшейся выше первой песни «Илиады», где Нестор перечисляет всех своих былых высокопоставленных друзей, достославных героев. За исключением Геракла. Случайных знакомых вспоминает, но опускает того, с кем участвовал в действительно серьезном походе. Забывчивость поразительная. Вопиющая. Забывчивость, которая выдает с головой. Думаю, что нам удалось найти единственно возможную мотивировку этого таинственного умолчания. Мотивировка, которая современникам Гомера была еще совершенно очевидна!

Впрочем, я чувствую, что на этот раз слишком увлекся обрисовкой так называемого общественно-исторического фона, словно исследование мое посвящено Гераклу и Пелопидам, Нестору или даже прелестной бедняжке Деянире, а не Прометею — единственной моей заботе и теме. Прометею, о котором не рассказывается в легендах, о котором ничего не писали, которого забыли. Тогда как о Геракле рассказывали, писали без конца — я не говорю, будто бы не заслуженно, — но все-таки! И Нестора не забыли, вон каким холодным душем окатил его Гомер, и тоже по заслугам.

Итак, подчеркнем еще раз: речь идет о Прометее. О Прометее, который оказался на данном этапе нашей истории в истинно парадоксальном положении.

Даритель огня, бог всех ремесел — par exellence [49] активное, действенное существо. И вот мы видим, что в самом сгустке важнейших, друг на друга и друг против друга направленных акций — какой представляется нам история Эллады XIII века до нашей эры — Прометей никак не участвует, то есть но действует.

Ошеломляющий парадокс, не правда ли? Начинаешь уже подумывать, что Прометей превратился в этакое пассивное, держащееся от всего в стороне убожество… но ведь это невероятно! Или что история, какой мы ее видим, на самом деле вовсе не «сгусток важнейших акций». Но тогда что она? И что такое важнейшие акции?

Ибо Прометей политику Атрея не поддерживал, это очевидно. Но не поддерживал он и политику Геракла, — если бы это было не так, если бы он сыграл в ней хоть какую-то роль, мы бы о том знали . Знаем же мы, право, и форменные пустяки, вроде того, что он был у смертного одра Хирона. Следовательно, Прометей не участвовал в последнем великом предприятии Геракла хотя бы по одной только причине: Геракл не мог подвергать столь много перестрадавшего бога риску и трудностям предстоявшего ему бегства и связанным с ним изнурительным лишениям.

Прометей оставался в Микенах, жил своей жизнью. Когда бога вызвали к смертному одру тяжко заболевшего Хирона, микенские власти беспрекословно его выпустили. Можно представить даже такой элегантный жест с их —стороны, что они сами же его послали туда, чтобы помог, если возможно, старому царю. Во-первых, открытого разрыва между Пелопоннесом и прочими греками еще не произошло. Во-вторых, поджигатели, как известно, всегда оказываются ближе всех к пожару, готовые и затушить его: фабриканты оружия и ныне трогательно поддерживают Международный Красный Крест внушительными суммами; изобретатель динамита учредил величайшую и по сей день премию за заслуги в деле обеспечения мира; старательно щиплющие корпию дочери отечества — единоутробные сестры наносящих раны солдат. А какие великолепные, прекрасно оснащенные медицинские учреждения содержатся армией! И, кроме шуток, есть же такой термин — «солдат медицинской службы»!

Но, даже отвлекаясь от всего прочего, жест Микен, посылающих Прометея излечить смертельно раненного от руки Микен Хирона, имеет огромное политическое значение. Впору проливать слезы умиления!

Так что косвенно Прометей сыграл все же «политическую» роль и вот — память об этом хоть как-то, но сохранилась.

Остальное же окружено глухим молчанием. После смерти Хирона Прометей вернулся домой. Геракл не удерживал его при себе, ибо знал, что для него — как и для Атрея — бог бесполезен. Жестокая правда, по правда.

В самом деле, относительно целого ряда важных, кардинально важных вещей Прометей рассуждал неслыханно, до смешного наивно. Он мыслил глобальными категориями и потому, если можно так выразиться, важности подлинно важных вещей не придавал значения.

Не понимал, например, зачем нужно производить оружие. Атрей сто раз объяснял ему, Прометей и в сотый раз не понимал ничего. «Поймите же, они тоже вооружаются!» — «Так ведь они-то про нас говорят то же самое!» Вот и извольте толковать с ним!

По его суждениям, основная функция жизни — поддержание своего существования и существования рода. Он не понимал, почему человек — именно человек! — единственное живое существо, которое изничтожает свой собственный род. Как тут разъяснишь ему идею великоахейского могущества!

Быть может, он был «выше этого»? Какое! Бог, отсидевший круглым счетом миллион лет ради Человека — и при каких обстоятельствах! — такой бог не может чувствовать себя «выше» чего бы то ни было, Человеку свойственного. Он действительно не понимал.

Между тем он был необыкновенно, невероятно умен, и это видно было каждому. Из-под его рук выходили изделия необыкновенной красоты, сложные художественные композиции; его остроумные технические решения были совершенны по мастерству выполнения, деньги к Кузнецу текли рекой. Нет, он не глуп, неправда это. Вот только… «Производя оружие, государство становится беднее: оно растрачивает труд на то, что приносит не пользу, а только вред!» (И это говорить в самый разгар «бума»!) «К чему человеку убивать человека? Если бы люди вместо этого работали, земля дала бы им куда больше, чем любая военная добыча». Как будто ему вырезали несколько извилин, честное слово!!

А теперь еще новое: смерть. Только этого и не хватало! Разумеется, Прометей с давних пор знал о смерти все, что следует и возможно о ней знать. Но одно дело — знать, и другое дело — даже для бога — видеть, причем видеть не отчужденно, не равнодушно.

Сперва — смерть Ипполиты. О ней рассказал Тесей. А Прометей вспоминал молодую женщину, пленительно живую, влюбленную женщину, в великолепных, напоенных мягкими ароматами лесах Кавказа, вспоминал такой, какой увидел се впервые. И вот — черви земные точат, превращают в прах это дивное тело.

Затем — Хирон, милый мудрый старец, скончавшийся у него на руках в ужасающих страданиях.

А теперь еще и Геракл. Прометей познал скорбь. Сердце его сжимала горечь утраты, он годами не видел героя, но знал: у него есть друг. Есть . А теперь его нет более. Прометей никогда больше его не увидит. Рассказывали: в костер ударила молния, верный знак, что Зевс взял сына своего на небо. Ну да, конечно… Но Прометею больно было, что Геракл в свой последний час еще призывал к себе мать свою Алкмену, сыновей, рассеявшихся по разным городам Пелопоннеса, звал всех друзей и его самого, надеялся, что вытерпит адские муки до их прибытия, сможет проститься со всеми, выразить им свою последнюю волю…