Приключения в Красном море. Книга 1 (Тайны красного моря. Морские приключения) - Монфрейд Анри де (книги онлайн читать бесплатно .TXT) 📗
Мы попадаем во двор, где в тени стен жуют траву козы. Наш провожатый останавливается перед запертой дверью, охраняемой группой солдат, которые расступаются в стороны. Когда я подхожу к ней, молчаливый сопровождающий резким движением распахивает дверь и вталкивает меня, совершенно ослепшего, в какой-то темный зал, где на диванах в парадных одеждах сидят десятка два арабов, образуя подкову, так что я оказываюсь в центре этого собрания. Все взгляды обращены в мою сторону. Никто не шелохнется, не слышно даже дыхания — вокруг меня сгущается враждебная, угрожающая тишина.
Признаюсь, было от чего растеряться.
К счастью, умея владеть собой, я со спокойной улыбкой, делая вид, что мне здесь очень уютно, как и подобает гостю, которому оказывают такой любезный прием, приступаю к традиционному приветствию и поочередно касаюсь руки каждого из присутствующих; всякий раз я целую свою десницу и затем прикладываю ее к своей груди, склонив голову.
Не колеблясь я подхожу прямо к тому человеку, который, по-моему, возглавляет это собрание, — к визирю Йяйя.
Я выбрал его наугад, но судьбе было угодно, чтобы я не ошибся.
Мне предлагают занять место на анкаребе напротив визиря. Это невысокий и толстый, с животиком, человек, похожий на китайского будду, но его маленькие черные глаза, напоминающие пуговички на ботинках, искрятся умом и, кажется, видят вас насквозь. Умный взгляд всегда утешает, даже если речь идет о противнике: можно надеяться на успешный исход переговоров.
Он спрашивает:
— Какова твоя вера?
— Я мусульманин.
— Ты говоришь правду?
Я несколько секунд пристально смотрю ему в глаза с видом человека, для которого подобное святотатство попросту немыслимо, а затем излагаю свой символ веры: «Лаилла-иль-аллах…» Или: «Махмед-разуль-аллах…» и т. д.
Всеобщее молчаливое одобрение.
— Где твоя родина?
— Я родился в Могребе, неподалеку от Алжира…
— Но судя по твоему выговору, речь правоверных ты не впитал с молоком своей матери…
Я чувствую, что сейчас никак нельзя терять самообладание. Я говорю тогда, что своей приверженностью к исламу обязан матери, но что воспитывался я во Франции… Я уже не знаю, чем закончить эту длинную историю, когда сзади раздается обращенный ко мне голос:
— Ты уметь говорить по-французски?
Удивленный, я оборачиваюсь и вижу низкорослого араба, сидящего позади собрания.
Мертвая тишина свидетельствует о том, что все теперь будет зависеть от моего ответа. Я замечаю двух солдат, стоящих совсем рядом со мной, один из них прячет у себя за спиной кандалы, наподобие тех, что были на заключенных. Не моргнув глазом, они закуют меня в цепи, если я не сумею ответить по-французски.
Я выдерживаю паузу, чтобы усилить эффект от своих слов и в свою очередь задаю вопрос арабу-полиглоту:
— А где ты так хорошо выучил французский язык?
И он немедленно подтверждает визирю, что я и впрямь француз.
Наступает что-то вроде расслабления, лица присутствующих проясняются. Опасный риф, кажется, остался позади.
Я излагаю тогда визирю Йяйя цель визита, упомянув о своем желании обосноваться на Фарасане. Он кажется очень смущенным и в конце концов заявляет, что Хидрис находится в этот момент в Джизане, в двадцати милях севернее, и что я должен его подождать, ибо только он может решить этот вопрос. Визирь добавляет, что получил даже предписание задержать меня здесь до возвращения Хидриса, и, говоря это, он украдкой бросает взгляд на человека, в котором только теперь я признаю индийца, поскольку меня ввел в заблуждение его арабский наряд.
Визирь встает, давая понять, что аудиенция окончена, и я покидаю зал вместе с арабским переводчиком, оказавшимся в данном случае моим спасителем.
Мы идем в мокайю, лавочку, где отпускают мавританский кофе и чай.
Зовут его Али Саид, он долгое время работал в Джибути, затем служил на железной дороге, соединяющей Ходейду с Саной, до итало-турецкой войны.
Он объясняет мне, что прошлой ночью визирю сообщили о предстоящем приезде немецкого шпиона, переодетого арабом, который должен был бросить бомбу в Хидриса.
Известие вызвало большой переполох, особенно старался, приводя самые ужасные подробности, индиец, тот самый мирный коммерсант, обратившийся в ислам, которого я только что видел на совете.
У меня больше не остается сомнений в его связях с H.М.S.
Говорилось также, что эти немецкие бомбы нельзя увидеть, ибо речь идет о неких колдовских чарах, способных уничтожать людей на расстоянии.
Поэтому действовать надо было с величайшей осторожностью. Солдатам, которых я там заметил, был дан приказ броситься на меня при малейшем подозрительном жесте, так что я пережил весьма неприятные минуты, если учесть их рост и экипировку.
Все ясно: мы имеем дело с плодами политики шейха Ибрагима, проводимой в пользу Н.М.S. Весь этот район находится под наблюдением англичан, пользующихся услугами своих платных шпионов из числа местных жителей.
Али Саид обещает, что раздобудет копию письма, посланного визирю Йяйя через индийца. Вечером он приносит ее мне. Вот содержание письма:
«Ибрагим, сын Метафера, визирю Йяйя.
Приветствую тебя и да благословит тебя Аллах!
Должен сообщить, что нечестивец, выдающий себя за мусульманина, прибудет к Мухаммеду Хидрису якобы с визитом. В действительности его послали для осуществления преступных замыслов, направленных против тех, кого мы считаем нашими уважаемыми повелителями.
Я не смог ничего предпринять, потому что Нассер не поддержал меня.
Прошу тебя известить об этом английского шефа с острова Камаран.
Будь осторожен и да хранит тебя Аллах! Однако не гнушайся никакими средствами для того, чтобы обезопасить свою жизнь».
Надо покидать этот край, здесь мне больше нечего делать, так как я не собираюсь ждать возвращения Хидриса: он, разумеется, сюда не приедет.
В четыре часа пополудни я иду на площадь перед жилищем визиря, в это время он общается с народом. Это происходит в хижине из циновок, в которой противоположные стенки приподняты, чтобы внутри было не так душно. Там лежат или сидят на корточках, жуют кат (при жевании молодых листьев этого растения человек получает кратковременное возбуждение, сходное с действием кокаина), пьют кофе: раб то и дело наливает его в крохотные чашечки, обходя всех по кругу.
Войти в хижину и расположиться там может любой: это общественное место, и все свои государственные дела визирь вершит в присутствии свидетелей.
Я весьма решительным тоном прошу вернуть мне судовые документы и ружье, заявив, что намерен отплыть ночью.
Визирь еще не вполне оправился от недавнего волнения, ибо если учиненный им допрос был для меня пыткой, то он натерпелся страху ничуть не меньше, будучи уверенным в моих преступных намерениях и в наличии у меня невидимой взрывчатки, от которой все почтенное собрание могло в любую минуту разлететься на кусочки. Мое присутствие нарушает его покой, поэтому он не прочь, чтобы меня удалили куда-нибудь подальше от его дома. Но визирь опасается, что возникнут осложнения с французскими властями, если он уберет непрошеного гостя. Наконец он вручает мне мой патент и оружие, советуя поскорее выйти в море.
Маленький индиец, конечно, будет недоволен, но какое это имеет значение.
Не теряя времени, я возвращаюсь на «Фат-эль-Рахман». Али Саид заявляет о своем желании отправиться вместе с нами, так как его семья оказалась запертой в Ходейде. Я обещаю, что попытаюсь вызволить ее оттуда, несмотря на присутствие там турок.
Ввиду скрытой войны, объявленной мне англичанами, я считаю необходимым вернуться сперва в Джибути, чтобы взять у губернатора письма для Хидриса и отвести от себя таким образом подозрения в шпионаже, возбуждаемые, кажется, с целью меня погубить.
V
Потерпевшие крушение
По прибытии в Джибути я отправляюсь с визитом к губернатору, господину Симони. Он был первым среди своих коллег, кто отнесся ко мне довольно благожелательно. Я ставлю его в известность о препятствиях, чинимых англичанами, и прошу выдать официальный документ, удостоверяющий, что я намерен обосноваться на Фарасане хотя и на свой страх и риск, но с одобрения властей, чтобы создать там предприятие по выращиванию жемчуга.
