Капитан первого ранга - О'Брайан Патрик (список книг .txt) 📗
«Поликрест», недавно спущенный со стапеля, был достаточно хорошо снабжен боцманским и плотничьим инструментом, однако намерения Джека Обри сводились скорее к сокращению, чем к добавлению. Шлюп всегда был валким и нес слишком много мачт, в результате чего становился игрушкой ветра. Вследствие первоначального предназначения судна, фок-мачта была расположена излишне близко к бушприту, из-за чего оно норовило зарываться носом даже при убранной бизани и было склонно проделывать множество других неприятных фокусов. Несмотря на страстное желание переместить фок-мачту, капитан ничего не мог сделать без официального разрешения и помощи верфи, но мог улучшить ее характеристики, наклонив мачту вперед и изменив систему штагов, укосин и стакселей. Он мог также уменьшить валкость посредством укорачивания стеньг, спуска брас-стакселей и постановкой штормовых стакселей — треугольных парусов, которые не будут так погружать судно в воду и уменьшат ветровую нагрузку.
Такую работу Джек понимал и любил; поскольку особой спешки не было, он расхаживал по палубе, наблюдая за тем, как его планы воплощаются в жизнь, переходя от одной группы к другой, проверяя подготовку деталей рангоута, такелажа и парусов к переоснастке. Плотник и его люди находились на шкафуте, работая пилами и долотами, в результате чего между орудиями — этими священными коровами, впервые оставшимися без внимания, — возникали груды обрезков и опилок. Парусных дел мастер и две группы его помощников заняли парусами полубак и большую часть квартердека. Боцман складывал в надлежащем порядке бухты тросов и блоки, отмечая их наличие в списке. В поте лица таская их из кладовой, он даже не успевал стукнуть или обругать кого-нибудь из матросов, разве что мимоходом, без злобы.
Моряки работали без устали и усерднее, чем Джек ожидал. Трое мобилизованных сидели, скрестив ноги. Они чувствовали, что находятся на своем месте, работая иглой и гардаманом с той скоростью, какой научились в мастерских, где действовала потогонная система. Бывший безработный мастеровой с гвоздильной фабрики из Бирмингема проявлял удивительную сноровку, снимая железные кольца с наковальни оружейника, при этом приговаривая: «Ты катись, катись, колечко, и порадуй человечка!» Поворот клещей, три ловких удара молотом, и раскаленное кольцо с шипением падает в ведро с водой.
Восемь ударов рынды во время послеобеденной вахты, и солнце заливает своими лучами палубу, запруженную матросами.
— Прикажете свистать к ужину, сэр? — спросил Пуллингс.
— Погодите, мистер Пуллингс, — отвечал капитан. — Сначала поднимем грот-стеньгу. Надо расчистить палубу, а то, глядишь, появится француз, — добавил он, оглядывая царящий кругом беспорядок.
Грот-стеньга была уже вооружена бегучим такелажем; ткань для парусов приготовлена, но штагов не хватало. На временной бизань-мачте по-прежнему стоял небольшой латинский парус, позволявший управлять судном. Но массивная грот-стеньга лежала поперек продольных трапов, а вся палуба завалена деталями рангоута и усеяна работавшими матросами так, что по ней было почти невозможно передвигаться, тем более быстро выполнять команды. На судне не было места, хотя все шлюпки спустили на воду и взяли с кормы на буксир, а то, что можно было убрать, убрали вниз. Ветер, дувший с раковины, позволял шлюпу легко развивать три узла, однако при шквале, шторме или появлении неприятеля он оказался бы беспомощным.
— Мистер Маллок! Канат подан на шпиль?
— Так точно, сэр.
— Тогда людей на вымбовки. Вы готовы выбирать канат по команде?
— Так точно, сэр.
— Тишина на носу и на корме. Пошел шпиль. Поднимать аккуратно.
Барабан кабестана начал вращаться, трос надраиваться. Он шел от кабестана через блок на палубе к другому блоку, укрепленному на клотике грот-мачты, вниз к квадратному гнезду в ее пятке, а оттуда снова на клотик, где был закреплен. Кусками каболки через определенные интервалы трос прихватили к стеньге. По мере того как канат натягивается, головная часть стеньги поднимается. Стеньга, огромная, стянутая бугелями колонна длиной около сорока футов, лежала поперек шкафута, концы ее торчали с бортов далеко наружу. Когда верхушка стеньги приподнялась, Джек Обри распорядился, чтобы партия, находившаяся на противоположном борту, придвигала ее основание ближе к центру, приноравливаясь к качке.
— Шпиль на пал! Пошел на вымбовках! Ходом! Взять на пал. — Стеньга шла вверх, все больше приближаясь к вертикальному положению. И вот, наконец, вся стеньга оказалась в пределах палубы, уже не в наклонном, а в строго вертикальном положении. Этот огромный, опасный маятник раскачивался вместе с кораблем, несмотря на удерживающие его оттяжки. Головная часть стеньги была направлена на эзельгофт, на блок в верхней части грот-мачты. По мере того как вращали кабестан, она по-прежнему поднималась вверх. После того как пята стеньги поднялась на несколько футов над палубой, она замерла, пока матросы надевали на нее ахткант. Затем стеньга продвинулась еще, и, когда каболка достигла блока, ее перерезали. Очередная остановка, после чего матросы, орудуя тяжелым молотом, удары которого гулко разносились по затихшему кораблю, надели квадратный шпор на головную часть мачты.
— Должно быть, сейчас надевают эзельгофт, — сказал доктору лежавший в лазарете молодой матрос, прежде работавший на салинге. — Ох, сэр, как бы мне хотелось находиться там. Наверняка они теперь пропустят чарочку. Вы спустились вниз, когда пробило восемь склянок во время ночной вахты.
— Скоро там будете, — успокоил его Стивен. — Только забудьте про свою чарочку, про свой мерзкий грог, мой друг. И постарайтесь избегать дам с Портсмут Пойнт, а также питейных заведений Салли-Порта. Никаких горячительных напитков. Ни единой капли, пока не поправитесь. И даже тогда вам будет полезнее пить безобидный какао или сухари, сваренные в патоке.
— А девка мне сказала, будто она целка, — негромко, с обидой в голосе, сказал матрос.
Стеньга поднималась все выше, и, по мере того как каболки перерезались, упор все больше приходился на гнездо в салинге. Канат отвязали, остался трос, крепившийся к головной части. К бугелям прикрепили стень-ванты, штаги и бакштаги. Теперь топовые тали плавно раскачивались, это движение прерывалось лишь качкой судна. Главное, чтобы не порвался трос, удерживавший стеньгу, и не сломалась ось шкива в блоке. Преодолели последние шесть дюймов, и над эзельгофтом поднялось отверстие для крепления стеньги. Старшина матросов, работавших на салинге, взмахнул рукой. Джек Обри скомандовал:
— Напал!
Старшина марсовых забил в гнездо длинный железный штырь, воскликнул: «Отпускай!» — и операция была завершена. Теперь стеньга уже не могла, словно гигантская стрела, пробить палубы и днище судна, отправив всех его обитателей кормить рыб. Верхний трос ослабили, и стеньга с легким стоном встала в свое гнездо, прочно поддерживаемая снизу, спереди, сзади и с обоих боков.
Джек вздохнул, и, когда Пуллингс доложил: «Грот-стеньга поднята, сэр», он улыбнулся и сказал:
— Отлично, мистер Пуллингс. Пусть как следует смажут и выберут втугую тросовые талрепы, а затем свистят к ужину. Люди хорошо поработали, и теперь, полагаю, мы можем пропустить по чарочке.
— Какое это удовольствие — видеть солнце, — произнес под вечер Джек Обри, облокотясь о поручни.
— Что вы сказали? — спросил Стивен, отрываясь от наблюдательной трубки, опущенной глубоко в воду.
— Я сказал: как приятно видеть солнце, — отозвался капитан, улыбаясь сидевшему в баркасе доктору, также доброжелательно улыбавшемуся.
Джек как следует прогрелся после долгих месяцев английской слякоти, он нежился под ласковым ветерком в расстегнутой сорочке и легких парусиновых штанах. Баковая команда и другие матросы продолжали заниматься делом под присмотром боцмана и старшины. С обтягиванием тросов было закончено, и толпа на баке возбужденно загудела: атмосфера на корабле изменилась, люди радовались хорошо выполненной работе, сделанной без придирок и наказаний. Общему подъему, несомненно, способствовали славная погода и дополнительная порция рома.
