Homo sum (Ведь я человек) - Эберс Георг Мориц (читать книги без регистрации txt) 📗

И легко удалось ему забыть Сирону, так как в продолжение следующих дней ему пришлось изведать все волнения, какие связаны с жизнью воина.

Через какие-нибудь два часа после отплытия из Раиту он вступил уже на берег другой части света и, найдя место, где спрятать лодку, тотчас же прокрался в горы, чтобы наблюдать за блеммийцами.

В первый же день Ермий набрел на долину, в которой они собирались; не раз его замечали и преследовали, а на третий день ему удалось схватить и увести с собой одного воина, высланного на разведку.

Анахорет связал пленника, напугал страшными угрозами и разузнал много весьма важного. Число врагов, собиравшихся для набега, оказалось велико, но Ермий надеялся опередить их, потому что пленник указал ему место, где у них были спрятаны в песке и камнях лодки, вытащенные на берег.

Как только стемнело, юноша подъехал на своей лодке к месту предполагаемой переправы, и, когда в грозовую ночь блеммийцы спустили на воду первую лодку, Ермий поплыл вперед, пристал с большою опасностью у западного склона горы и поспешил на вершину Синая, чтобы предостеречь фаранитскую стражу.

Еще до восхода солнца взобрался он на труднодоступную крутизну, разбудил нерадивых сторожей, покинувших свой пост, и пустился бегом к пещере отца, еще прежде чем они успели взойти на вышку, поднять знамя и ударить в медную доску.

Со времени исчезновения Ермия Мириам безотходно бродила вокруг пещеры Стефана и не пропустила ни одного утра, полудня и вечера, чтобы не принести ему воды; она продолжала делать это и тогда, когда место Павла занял новый, неповоротливый и ворчливый прислужник.

Питалась она кореньями и хлебом, который получала от больного, а на ночь укрывалась в глубокой и сухой, давно уже знакомой ей расселине скалы.

Чуть свет она покидала свое жесткое ложе, чтобы наполнить водой кувшин больного и затем поговорить со Стефаном про Ермия.

Она охотно прислуживала старику, потому что каждый раз, когда приходила, слышала из его уст имя сына, а он, со своей стороны, всегда радовался ее приходу, дававшему ему случай поговорить про Ермия.

Болея уже много недель, Стефан так привык к чужой помощи, что принимал услуги пастушки как нечто совершенно естественное; она же никогда и не пыталась объяснить себе, почему она, собственно, ухаживает за стариком.

Стефану было бы тяжко не видаться с нею, а для нее сделалось потребностью и даже необходимостью ходить к ключу и разговаривать со стариком; она ведь все еще не знала, жив ли Ермий, или убит Фебицием вследствие ее предательства.

Ведь все, что рассказывал ей Стефан об отважном предприятии сына, могло быть просто выдумано Павлом, для того чтобы щадить больного и постепенно подготовить его к утрате сына, но Мириам все же готова была верить, что Ермий жив, и уверенность, что он при своем возвращении прежде всего зайдет к отцу, именно и заставляла ее оставаться до наступления ночи поблизости пещеры и на заре уже наполнять кувшин больного свежею водою.

Девушка не имела ни одной совершенно спокойной минуты; если упавший где-нибудь камень, чьи-нибудь приближающиеся шаги или рычанье какого-нибудь зверя нарушали тишину пустыни, она тотчас же пряталась и прислушивалась в тревожном волнении; и сердце ее усиленно билось не столько от страха перед своим господином, от которого убежала, как от ожидания услышать шаги того человека, которого сама предала в руки врага и о котором теперь болезненно тосковала и день и ночь.

Приходя к ключу, Мириам каждый раз смачивала и приглаживала свои растрепанные волосы и мыла лицо так старательно, точно надеясь придать этим белизну своей смуглой коже.

И все это она делала только для него, чтобы при ожидаемом свидании понравиться ему так же, как та белолицая женщина из оазиса, которую она ненавидела с таким же жаром, с каким любила его.

Во время грозы и ливня в последнюю ночь нахлынул с вершины горы поток в ее потаенное пристанище и выгнал ее оттуда.

Под дождем, без крова, томясь раскаянием, страхом и тоскою, бродила она по скалам, отыскивая себе то здесь, то там место для пристанища.

При этом девушка заметила свет, выходивший из нового жилища благочестивого Павла, подошла поближе и узнала александрийца; но он ее не заметил, потому что сидел возле своего очага, погрузившись в глубокое раздумье.

Теперь она знала, где приютился изгнанник, про которого Стефан так часто спрашивал и который, насколько она могла заключать по жалобам и смутным намекам больного, тоже попал, на свою погибель, в сети ненавистной ей женщины.

Только что утренняя звезда начала бледнеть, как уже Мириам, измученная сердечною тоскою, но не находя слез, чтобы выплакать свое горе, приблизилась к пещере Стефана, и ею неотразимо овладело горячее желание умереть прямо здесь и наконец избавиться от душевной муки, так неотступно терзавшей ее.

Будить старика было еще слишком рано. И все-таки ей так горячо хотелось услышать хоть одно, хоть суровое слово из уст человеческих, так как чувство одичалости, смущавшее ее ум, и тоска одиночества, томившая ее сердце, стали ей нестерпимо мучительны.

Девушка уже приближалась к входу в пещеру, как внезапно услышала над собою стук падающих камней и чей-то голос.

Она вздрогнула, вытянула шею и начала напряженно прислушиваться, не смея пошевельнуться. Затем она испустила громкий радостный крик и, высоко подняв руки, бросилась на гору, навстречу поспешно сходившему путнику.

— Ермий, Ермий! — крикнула она в порыве восторга, и светлая радость ее сердца отразилась так ясно и чисто в этом возгласе, что в душе юноши проснулся сочувственный отзвук, и его радостное приветствие было ей ответом.

Так он никогда еще не приветствовал Мириам, и, как освежительный напиток, поднесенный нежною рукою к губам изнемогающего, звук его голоса оживил истомившееся сердце юной пастушки.

Невыразимый восторг и избыток благодарности, какие Мириам никогда еще не испытывала, переполнили ее душу, и его доброта и ласка невольно заставили ее показать, что и она может отблагодарить его за щедрый дар приветливости.

Итак, она первым же делом рассказала, что оставалась все время поблизости от его отца и утром и вечером носила ему воду, и что он никогда не терпел недостатка.