Шпион Наполеона. Сын Наполеона (Исторические повести) - Лоран Шарль (бесплатные версии книг txt) 📗

— Так скоро! — воскликнула старая дева.

— Да, — отвечала Полина, — спящий принц проснулся.

Возвращаясь к себе в комнату, Шарлотта сказала:

— Вы заметили, как счастлива княгиня? Я уверена, что она любит юного герцога.

IV

Тайна Полины

Действительно ли она любила его? Неужели она, двадцатитрехлетняя гордая аристократка, царица светских гостиных во всем блеске своей красоты, влюбилась с первого взгляда в тщедушного, хотя и прелестного юношу?

Она даже не задавала себе этого вопроса. Отправившись из Милана в Вену по делу о возврате своих поместий, она вовсе не думала о герцоге Рейхштадтском, хотя случайно приняла участие в деле об аресте Фабио. Она думала, как все представители венского общества, что герцог Рейхштадтский был глупым, неразвитым юношей, который сам согласился быть узником ловкого, коварного министра. Но когда она увидела собственными глазами этого бедного, спящего принца и поняла, что он всем сердцем желал проснуться и вырваться на свободу из когтей безжалостных тюремщиков, то ее женскому инстинкту стало ясно, какая ужасная комедия разыгрывалась над головой белокурого юноши. В ее ушах звучали коварные слова Меттерниха, хотевшего сделать из ее красоты новые узы для несчастного пленника. А вместе с тем перед ее глазами восстал образ этого юноши, который одним словом пригвоздил к столу бесчестие маршала, изменившего его отцу, и потом по доброте душевной старался найти оправдание этой измене. Вся его фигура, цвет лица, взгляд и улыбка навеки запечатлелись в ее сердце.

Во всем существе Полины произошла коренная перемена; она думала теперь только о бедном юноше, о том, как бы осветить его бледное, печальное лицо блеском радости. Убедившись из случайно попавших в ее руки бумаг, что она может быть ему полезной, может доставить ему свободу и то счастье, о котором он мечтал, она решила посвятить себя всецело этому великодушному делу.

О том же, действительно ли она полюбила белокурого юношу, Полина себя и не спрашивала. Она даже об этом и не думала, она только поддалась влечению своего сердца ко всему прекрасному, несчастному, страждущему. Смелая попытка освободить узника Меттерниха улыбалась ей, и она поставила все на карту, чтобы выиграть неравную игру с властелином Европы.

Четвертая часть

Два соперника

I

Франц I и Франц II

Император германский Франц II не мог простить Наполеону даже девять лет после его смерти, что он заставил его изменить свой титул и назваться австрийским императором Францем I. Можно помириться с Аустерлицем, можно найти оправдание Ваграму; эти неприятные вспышки гения не мешали отдать замуж свою дочь победителю, который достаточно был безумен, чтобы этого пожелать, но нельзя забыть перемены титула, превращения цифр царствования из одной в другую. Этого до сих пор не мог переварить отец Марии-Луизы, герцогини Пармской и вдовы Нейперга. Изо всех несчастий, которые обрушились во время его царствования на Габсбургскую империю, это одно продолжало щемить его сердце, тем более что ловкий Меттерних не мог загладить этого несчастия.

Франц I отомстил ненавистному победителю в союзе со всеми его врагами, погубил зятя; он эскамотировал его сына и покрыл своим родительским благословением развратное поведение бывшей французской императрицы. Но, несмотря на все усилия, он не мог возвратить себе потерянного титула, и от этого горя он не мог утешиться.

На следующее утро после описанного дня он ходил взад и вперед по своему кабинету в венском дворце и обдумывал все один и тот же вопрос, постоянно тревожащий его: «Как сделаться не только фактически, благодаря таланту Меттерниха, но и по праву германским императором?» В сущности, этот вопрос сводился к тому, как Францу I сделаться Францем II, т. е. как наследовать самому себе.

Это был шестидесятилетний старик высокого роста; его осанка не была лишена благородного достоинства, а в лице виднелся след благодушия. Его маленькая голова, очевидно, не могла вместить в себя великих мыслей, и по этой или другой причине он любил простоту. Он всегда скромно одевался и предпочитал, подобно Иосифу II, статскую одежду.

Когда в это утро императору доложили о приходе князя Меттерниха, то он встретил его очень любезно, но с повелительным оттенком, так как дипломат всегда тешил старика маской повиновения. Он постоянно называл его повелителем и обставлял свои доклады так, что, казалось, распоряжения исходили от высочайшей власти.

— Ну, любезный князь, — сказал император. — Вы, вероятно, снова принесли мне известие о какой-нибудь безумной революционной вспышке, и снова нам придется принимать энергичные меры для охраны истинных принципов государственного права?

— Нет, ваше величество, я на этот раз желаю поговорить с вами о высочайшем герцоге Рейхштадтском.

— В таком случае, — перебил его император, — я должен вам сообщить, что моя любезная дочь, эрцгерцогиня, направилась из Пармы в Ишль на воды, остановилась в Бадене на 24 часа, и я дозволил ее сыну посетить свою мать. Он теперь, должно быть, скачет верхом по Медлингской дороге в сопровождении графа Маврикия Дитрихштейна. Это не противоречит вашим намерениям?

— Нисколько; ваше величество поступаете всегда прекрасно, и мой долг сообразовать мои действия с вашими намерениями. Я именно желал предложить вам ускорить эмансипацию молодого герцога: с одной стороны, составить ему военную свиту, а с другой, разрешить ему приобретение для своей библиотеки книг, которые его интересуют.

— Прекрасно, любезный князь, значит, вы совершенно довольны Францем. Значит, он наконец перестал быть мечтательным, в чем вы его постоянно упрекали.

— Напротив, ваше величество, он достиг такого возраста, когда молодые люди легко предаются мечтам, надеждам и сожалениям. Вот, думая о нем, я вспомнил, что иногда лучший способ укротить рьяного молодого жеребца — отпустить поводья. Я и хочу попробовать применить эту систему к юному герцогу.

— Что же, вы хотите укрощать моего внука? — сказал со смехом император.

— Не укрощать, а развивать, ваше величество, — отвечал серьезно канцлер.

— Я очень рад, что вам пришла в голову эта мысль. Я также думал, что пора моему внуку на действительную военную службу. Кого же вы думаете назначить ему в свиту?

— Я полагаю, что герцог Гартман был бы тут на своем месте: это человек надежный и знающий.

— Гартман? Прекрасно, — отвечал император.

— Вместе с ним можно назначить двух или трех офицеров из числа достойных и политически не опасных молодых людей.

— Конечно, любезный князь, но не полагаете ли вы остановить свой выбор, между прочим, на подполковнике Прокеше? По-видимому, Франц его очень любит.

— Я просил бы ваше величество, — произнес Меттерних со знаменательной гримасой, — не поддаваться в этом деле личным чувствам, необходимо юного герцога окружить не товарищами, приятными для него, а адъютантами, на которых мы можем рассчитывать. К тому же Прокеш мне нужен в дипломатической части. Я уже говорил вашему величеству, что посылаю его в Неаполь, и вам угодно было на это согласиться.

— Конечно, конечно, делайте, как хотите, любезный друг.

Сопротивление императора воле своего могущественного друга никогда не шло далее этого. Иногда относительно герцога Рейхштадтского в нем просыпался инстинкт деда, и он неожиданно обнаруживал нежные чувства к своему внуку. Но эти вспышки быстро проходили, и он равнодушно дозволял Меттерниху делать все, что угодно, со своим узником.

— Я еще желал вам доложить, — сказал канцлер, — что маршал Мармон просит дозволения прочитать юному герцогу несколько лекций по военному делу; я полагаю разрешить ему это, если вы, ваше величество, не имеете ничего против.

— Отчего же нет, — сказал император, — ведь Наполеон был способный офицер, а его старый адъютант, конечно, способен прилично рассказать его походы, но посоветуйте ему, чтобы он не слишком преувеличивал достоинства своего героя. Ведь что бы ни говорили об этом беспокойном человеке, но он не имел главного достоинства настоящего государственного человека — умеренности.