Путь меча - Чейни Дэвид (мир бесплатных книг txt) 📗
— Ну, не может же Санемото верить в такую чепуху! — Йоши был искренне шокирован. Его веер размахивал вовсю. Никому из его окружения не приходило в голову, что крестьяне могут быть с ними равны.
— А я считаю, что в его взглядах много правильного, — раздраженно вмешался Айтака. — Ты их так легко не сбрасывай со счета.
— Не могу поверить, чтобы он мог пойти против наших убеждений. То, что ты предполагаешь, измена императору. Не может он верить этим выдумкам ни как Санемото, ни как Генкай. — Йоши недоверчиво покачал головой и добавил: — В каком, однако, странном, непредсказуемом мире мы живем.
В противоположность недоумению Йоши, Айтака был спокоен.
— Мир более предсказуем, чем люди в нем, — сказал он. — Правда, в детстве Генкай не интересовался религией, но он, безусловно, любил окружавших его людей. Он не презирал даже эсемоно — самых ничтожных батраков. В противоположность тебе, у него аналитический ум, который не позволял ему принимать на веру то плохое, чему его учили. Перемена в Санемото началась вскоре после твоего последнего приезда, когда одна из его шалостей рикошетом обратилась на него. Он уговорил сына садовника участвовать в ночном набеге на кухню. Он решил, что будет очень забавно, если они переложат пряности в другое место. — Айтака замолчал на минуту и кисло улыбнулся. — К несчастью для шалунов, самурай из охраны услышал их. Он окликнул их, и, пытаясь улизнуть, сын садовника от волнения прорвал бумажный щит и упал с балкона второго этажа. Он сломал ногу в двух местах. Наказанный Санемото получил приказание быть все время с больным, пока тот не поправится. Дядя считал, что таким образом преподаст Санемото урок смирения и ответственности. Успех превзошел все ожидания. Ты знаешь, что Санемото и раньше сочувствовал служащим замка. А когда он много времени провел в близком соприкосновении с садовником и его семьей, он их полюбил и привязался к ним больше, чем к своим родным. — Айтака грустно посмотрел на Йоши и Нами. Ему тоже не хватало тепла семьи. Он вздохнул и продолжал:
— Он обрел близость, которой ему не хватало в отношениях с дядей Фумио. Как ни старался дядя — а он любил Санемото больше, чем нас всех, — он не смог создать ту тесную семейную связь, которой требовала натура Санемото. В это время брат еще не обратился к религии, он был в отчаянии, не мог справиться с волновавшими его мыслями. Он не понимал, почему хорошие люди вынуждены заниматься подневольным трудом, в то время как другие — часто менее достойные — живут без всяких забот. Санемото понял в жизни такое, что редко осознается людьми нашего круга.
Йоши ощетинился было от этих слов, таких характерных для Айтаки, и собирался прервать его, но Айтака жестом остановил его и вновь заговорил в раздумье:
— Может быть, это мое влияние направило его, но как бы то ни было, он стал ежедневно посещать храм в поисках истины и смысла жизни. Когда бонзы обнаружили его симпатии и внутреннюю близость к бедным крестьянам и торговцам, они внушили ему, что он должен улучшить жизнь обездоленных. Я понимаю его настроение и сочувствую ему на трудной дороге, которую он избрал. Я люблю его, и у меня сердце сжимается, когда я думаю о том, что ему предстоит выстрадать, если он будет продолжать действовать против имперских властей. Он наивно думает, что власть должна сочетаться с добротой.
Йоши собирался сказать, что власть действительно сочетается с добротой, но прежде, чем он заговорил, Нами тихо сказала:
— Именно поиск добра и привел Санемото к религии. Теперь, что бы мы ни говорили, что бы ни сделали, он уже не свернет с пути, который он избрал.
Йоши уже не мог сдержаться. «Безумие, — вырвалось у него. — Безумие!» И он выразительно покачал головой.
ГЛАВА 6
В этот самый момент Генкай также покачал головой.
— Нет, — спокойно сказал он. — Никаких крестьян здесь нет. Я требую, чтобы вы немедленно ушли. Это храм Будды. Вы и ваши солдаты не имеете права распоряжаться здесь.
— Извини, бонза. Мой князь приказал мне обыскать храм, и я его обыщу. — Губы самурая были жестко сжаты, голос звучал недружелюбно.
— Нет, пока у меня есть силы сопротивляться. — Генкай поднял голову. Сдерживая растущий гнев, он смотрел поверх головы самурая.
— Схватите его. — Шигеру сделал знак двум охранникам. Они бросились вперед. Один из них заломил руку Генкая за спину, заставив его встать на колени, другой связал ему ноги. Бритая голова Генкая блестела от пота, и на висках гневно пульсировала жилка.
— Нельзя, — сказал он наконец, — это жилище Будды. Это запрещено.
— Заткни ему рот, — приказал самурай.
Шигеру велел своим людям обыскать жилые помещения храма. Они прошли по коридорам, осматривая каждую комнату, толкая перед собой бонзу. Они прошли мимо потайной дверцы, не заметив ее, вошли в главное помещение храма, где на возвышении стояли три большие бронзовые статуи Будды. Они посмотрели за статуями, под возвышением и во всех помещениях, свирепея с каждой минутой. Была сломана дорогая ширма, со стены сорван свиток, расколота ставня. Никакого следа беглецов не было. Шигеру был в бешенстве. Помня угрозы и приказания Чикары, он не смел возвращаться без головы крестьянина.
— Теперь уже не имеет значения, что мы тут еще сделаем, — прохрипел он Генкаю. — Если боги гневаются, они уж больше, чем сейчас, гневаться не будут. Крестьянин мне нужен, и я не остановлюсь ни перед чем, чтобы его найти. Мне донесли, что его жена привела его сюда, и ты или будешь говорить, или умрешь.
Он снял щиток с масляной лампы и нагрел в огне острие своего кинжала.
— Где они спрятаны? — спросил он, приблизив раскаленный кончик к глазам Генкая. Генкай брызгал слюной и задыхался под кляпом. Шигеру опустил лезвие. Он повернулся к одному из своих охранников. «Вынь», — приказал он. Когда кляп был убран, он приблизил лицо вплотную к Генкаю.
— Что ты нам скажешь? — спросил он.
— Что ты будешь проклят на тысячу поколений. Ты, твой князь Чикара и все твои помощники. Прокляты, прокляты, прокляты, — кричал Генкай. Кровь прихлынула к его лицу от волнения.
— Заткни ему рот снова. На этот раз мы пустим в ход горячее лезвие раньше, чем снимем кляп, — он снова сунул кончик ножа в пламя.
— Шигеру, я что-то нашел, — закричал один из самураев из коридора.
— Что нашел? — спросил Шигеру.
— Детскую игрушку, куклу, здесь, в углу.
— Скорей! Разберите этот угол. Разберите обшивку. Они спрятаны где-то там.
Самураи занялись тщательными поисками; они срывали перегородки и ставни, простукивали деревянные стены.
Через несколько минут они обнаружили тайник и вытащили четверых беглецов наружу. Два сильных воина легко справились с Исао. Они подтащили его к Шигеру. Другой самурай вел Шинобу, она не сопротивлялась и прижимала к своей груди плачущих Мутсу и Акику, стараясь успокоить их. Один из охранников вырвал детей у нее из рук, и родителей поставили на колени перед Шигеру.
— Вынь кляп у бонзы, — приказал он. — По справедливости, ты бы должен был разделить судьбу этих преступников, — сказал он Генкаю. — Но насчет тебя у меня нет приказа. Ты будешь свидетелем справедливого суда князя Чикары, и, может быть, это тебе будет уроком. Монахи тоже не выше закона.
Генкай вновь овладел собой. Он попросил Шигеру позволить ему поговорить с пленниками. Шигеру холодно кивнул. Генкай прочитал вместе с семьей молитву Амиде, которая обещала им место в Западном Раю. Затем они покорно склонились, и Генкай с ужасом увидел, как Шигеру обнажил свой длинный меч и двумя молниеносными ударами разрубил их шейные мускулы. Голова Шинобу упала на деревянный пол раньше, чем остановилась катившаяся голова Исао. Струи крови, казавшейся черной в свете лампы, лились из сосудов жертв. На мгновение Генкай был ошеломлен. Он быстро пришел в себя и грустно покачал головой, зная бесполезность своей просьбы.
— Оставьте детей, — попросил он. — Я позабочусь о них. Тебе нет дела до них. Они маленькие дети, ни в чем не виновные. Оставь их под защитой Будды.