Юнармия - Мирошниченко Григорий Ильич (читать книги без регистрации .TXT) 📗
Из открытой двери тянуло холодом и ночной сыростью. Музыка оборвалась. Где-то далеко за станцией, у Конорезова бугра, грянул выстрел.
Женщины и ребята кинулись к выходу. За ними – деповские.
Матрос подскочил к дверям и вытянулся во весь рост.
– Не торопись, товарищи! Без паники. Сперва красноармейцев пропусти.
Толпа шарахнулась в сторону, а красноармейцы, на ходу натягивая шинели, один за другим молча вышли на подъезд.
Через три минуты в агитпункте никого не осталось. Только музыканты свертывали ноты и завязывали в платки инструменты.
С этого вечера ровно трое суток без хлеба, без воды выдерживали красноармейцы и деповские атаки белых, ураганный огонь орудий и пулеметов. А все-таки отстояли поселок, не отдали его белым в тот раз.
А потом ушла Красная Армия. И за ней человек сорок наших поселковых.
Замерли станки в мастерских, торчат в депо холодные паровозы. Пусто. Только беспокойный маленький человек в красной фуражке болтается по вокзалу, ищет на работу мастеровых.
Глава V
СЕНЬКА ПЕТЛЯЕТ
Как-то раз пришли мы с Андреем к вокзалу. Дернули дверь за медную ручку – не открывается. Андрей надавил плечом – не поддается.
– Черт с ним, через забор перелезем, – сердито сказал Андрей и ухватился правой рукой за высокие зубчатые доски.
– Подсаживай, чего смотришь! – крикнул он мне, подтягиваясь на руках. Я подставил Андрею левое плечо. Он уперся в него рваным сапогом и быстро-быстро вскарабкался на зубчатую верхушку станционного забора.
– Давай руку, – сказал он мне.
Я подал ему руку, и он легко подтянул меня кверху.
– Закрылись! Думали, мы другой дороги не найдем, – буркнул Андрей и спрыгнул с забора.
Я сполз по доскам за ним.
Впереди – грязное вокзальное здание с широкими потрескавшимися стеклами. Слева, за железнодорожными путями, на которых нет ни одного вагона, – заброшенный деревянный пакгауз. Справа – дежурка поездных смазчиков и закопченная кипятилка.
Мы подошли к дежурке. Андрей осторожно толкнул дверь.
На столе, на полу, на окнах крохотной конторки валялись груды бумаг, железнодорожные ведомости на мазут, на паклю, на инструменты.
– Никто на работу не идет, – сказал Андрей.
– А ты пошел бы? – спросил я.
– Держи карман шире.
В это время из-под навеса станции, обнявшись, вылезли два казака в папахах. Оба были пьяные. Один, здоровенный и толстый, прижимая локтем свою винтовку, болтавшуюся на ремне, что-то бормотал отвислыми губами. Другой, приземистый, с желтыми погонами, волочил за собой по земле казачью шашку и тонко тянул:
Мы спрятались за кипятилкой.
Приземистый казак несколько раз начинал все ту же песню: «Ехали казаки со службы домой», «Ехали казаки со службы домой», но дальше у него ничего не выходило. Наконец он махнул рукой и пискляво сказал:
– А ну ее, давай затянем другую.
Но толстый его не слушал. Толстый совсем осоловел. Заломив папаху на затылок, он остановился и стал задумчиво и сосредоточенно плевать в одно место. Маленький тоже стоял не двигаясь и смотрел в то место, куда плевал толстый.
– Песня – она как-то душу нашему брату потешает, – наконец выговорил маленький.
– Песня – она и есть песня, – согласился толстый.
Тут из-за угла высунулась лохматая мальчишеская голова и опять скрылась.
– Гришка, – сказал мне Андрей, – смотри, кажись это Сенька там возле телеграфа?
– Ну да, Сенька!
Сенька выскочил из-за угла и что было силы побежал к нам.
– Стой! – гаркнул толстый казак, снимая с плеч винтовку.
Маленький выхватил из ножен шашку и бросился навстречу Сеньке.
– Стой! – крикнул еще раз толстый и щелкнул затвором.
Сенька остановился.
– Куда бежал? – взвизгнул маленький, хватая Сеньку за ворот тужурки.
– Домой.
– Откуда?
– Со станицы.
– А что ты там, в станице, делал?
– К знакомому ходил, казаку… я…
– Врешь! Зачем ходил? Говори, да не плутуй!
– К станичнику ходил, он у атамана Шкуры служит. Родственник наш, – говорил Сенька, моргая глазами.
– А почему же ты идешь с энтой стороны? Станица в энтой стороне, а ты идешь с энтой. Зачем брешешь? – Казак вытащил из-за голенища плетку. – Видал?
– Дядь, не бей! Ей-право, в станице был! Ей-право…
– Врешь, не был ты в станице. Где проживаешь?
– В поселке, – робко ответил Сенька, переступая с ноги на ногу и тоскливо осматриваясь по сторонам.
В это время Андрей махнул ему из-за угла рукой. Сенька рванулся было бежать, но казак крепко вцепился в ворот его рубахи.
Сенька стоял перед ним, не решаясь взглянуть в нашу сторону.
– Веди к себе, кутенок чертов! Там мы расследуем, какие твои родственники у Шкуры служат.
Казаки дали Сеньке пинка и погнали его к поселку.
– Вот гады! Куда они его повели? – сказал Андрей и рванул меня за руку. – Бежим следом!
На Железнодорожной улице мы догнали казаков и Сеньку.
Маленький казак все еще не выпускал из рук Сенькиного ворота. Сенька, низко нагнув голову, медленно передвигал ноги.
– Что они с ним сделают? – шепотом спросил Андрей.
– Не знаю, Андрюша. А только я бы на его месте шмыгнул куда-нибудь в переулок.
– Да, шмыгнешь! – сказал Андрей. – Они тебя сразу пристрелят.
Сенька вел казаков в поселок. Они прошли мимо Кондратьевских номеров, через базарную площадь, по Бассейной улице, завернули в Грязный переулок и опять вышли к Кондратьевским номерам. Тут только казаки сообразили, что Сенька петляет.
– Ты что ж крутишь, чертова голова? Куда завел? – заорал толстый казак и топнул ногой.
– Ты, хлопче, не виляй, а веди правильно, – пропищал маленький.
– Я не виляю! – крикнул Сенька.
И вдруг он крутнулся и мигом перескочил через низенький забор.
Спотыкаясь, казаки бросились в разные стороны. Раздался выстрел. Потом второй, третий, четвертый. Со всех концов на выстрелы сбегались казаки, на бегу заряжая винтовки.
Мы с Андрейкой свернули в переулок и спрятались в чужом сарае. Когда мы опять выглянули на улицу, кругом было тихо. Ни казаков, ни Сеньки.
На другой день рано утром к нам во двор прибежал Андрей и вызвал меня из погреба.
– К Семену пойдем, – сказал он. – Надо узнать, жив ли.
Мы побежали к баракам, в которых жили станционные рабочие, и тихо постучали в одну из дверей, обитую войлоком. Никто не отозвался. Я заглянул в замочную скважину, но ничего нельзя было разобрать. Мы долго прислушивались и заглядывали в крошечное окошко рядом с дверью, занавешенное черным платком.
Нам не верилось, что в квартире никого нет. Должно быть, боятся, прячутся. Мы постучали снова. Наконец отозвался робкий женский голос:
– Кто там?
– Да это мы… свои – Гришка, Андрейка.
– А что вам?
– По делу, – сказал Андрей.
Звякнул ключ, дверь открылась. Мы вошли в маленькую комнатку, похожую на собачий ящик. Нас встретила женщина с заплаканным лицом. В углу на сундуке под старым лоскутным одеялом спали две маленькие девочки.
– Андрюшенька, – сказала женщина шепотом, – а ведь Семен-то мой… – Губы ее тряслись. – Семен-то мой… пропал.
– Как пропал? – чуть не крикнул Андрей и глянул на меня.
Сенькина мать ничего не ответила. Она тяжело опустилась на край сундука, обхватила голову руками и заплакала.
– Вот и осталась одна. И отец неизвестно где, и Сенька пропал…
– Не плачь, – сказал Андрей, – говори, чего случилось?
Сенькина мать вытерла рукавом слезы и стала рассказывать:
– Не послушал он меня давеча, пошел болтаться. «Я, – говорит, – отца иду искать». Целый день я его прождала, а к вечеру – слышу, кто-то тарахтит в дверь. Открываю, смотрю – казаки, а с ними Сенька, избитый весь, ободранный, шапка в грязи…
– Что же – они его с собой взяли? – спросил Андрей.
