Мятежник - Корнуэлл Бернард (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Он сумел проспать всего два часа и проснулся от острого приступа метеоризма, в котором, на его взгляд, был сам виноват. Бригадный генерал Макдауэлл был известным гурманом и прошлой ночью убедил всю команду плотно поесть. Несмотря на свою веру в необходимость обильного питания как для физического, так и для духовного здоровья, Джеймс задумался, не была ли третья порция генеральского мясного пирога лишней.
Потом подавали горячие пирожки с заварным кремом, которые запивались безалкогольным генеральским лимонадом, щедро приправленном сахаром. Все это излишества были бы ему нипочем, если бы Джеймс мог принять ложку ветрогонного бальзама своей матери перед тем как ложиться спать, но его дурак слуга забыл положить чемоданчик с лекарствами Джеймса в багажный вагон. Поэтому капитан был вынужден отвечать на назойливые вопросы репортеров и одновременно бороться с необыкновенным дискомфортом, вызванным тяжелым расстройством желудка.
Журналисты, встретившись с Джеймсом в фермерском доме в Кентервилле, где он и провел эту невыносимую ночь, хотели узнать о планах Макдауэлла на будущее. Джеймс как можно более понятно объяснил, что план генерала предусматривал ни больше ни меньше, как окончательное подавление мятежа.
В часе ходьбы к югу от речки Булл-Ран находился город Манассас, и стоило его захватить, как железнодорожная ветка, связывающая две повстанческие армии в Северной Виргинии, была бы перерезана.
У генерала Джонстона больше не было бы возможности прийти со стороны долины Шенандоа на выручку Борегару, поэтому повстанческому войску Борегара предстояло быть разгромленным и отрезанным от укреплений, что вынудит его отступить к Ричмонду и там сдаться в плен. С войной, таким образом, будет покончено, потому что все силы мятежников будут разгромлены или пленены. В пересказе Джеймса всё это звучало очень очевидным и предсказуемым.
- Но бунтовщики нанесли нам удар четыре дня назад. Это вас не пугает? - спросил один из журналистов. Речь шла о крупном отряде разведчиков северян, которая четыре дня назад подошла к Булл-Ран и, движимая энтузиазмом, попыталась пересечь ручушку, но вместо этого попала под смертоносный дождь из пуль мятежников, скрывавшихся в густой листве на противоположном берегу.
Джеймс не придал этому незначительному, на его взгляд, отпору никакого значения, и даже попытался несколько сгладить этот инцидент победными речами, выдвинув предположение, что случайный контакт с врагом был устроен специально с целью убедить повстанцев, что всякая атака с севера будет начинаться с одной стороны - с правого фланга. На самом же деле, настоящее нападение произойдет с левого фланга, обогнув армию Конфедерации.
- Что самое ужасное могло бы сегодня произойти, капитан? - поинтересовался очередной журналист.
Самым ужасным, считал Джеймс, было бы, если бы силы генерала Джонстона покинули долину Шенандоа и направились на выручку людям Борегара. Это, признавал он, усложнило бы ход сражения, но он заверил журналистов, что в последней на сегодняшний день телеграмме о положении дел в армии северян в Шенандоа сообщалось, что Джонстон все еще в долине.
- То есть, если мятежники Джо Джонстона соединятся с силами Борегара, - не унимался репортер, - значит, нам крышка?
- Значит, нам придется угостить их кое-чем покрепче.
Джеймса раздражал тон, каким был задан этот вопрос, но он спокойно повторил, что Джонстон до сих пор находится в ловушке далеко на западе, что означает, что главная проблема американского единства должна быть решена сегодня людьми, собравшимися по обе стороны Булл-Ран.
- И мы победим, - с уверенностью предсказал Джеймс. Он не переставал предпринимать усилия, чтобы убедить газетчиков в том, что армия северян является крупнейшими силами, когда-либо собиравшимися в Северной Америке. Ирвин Макдауэлл вел за собой более тридцати тысяч человек, что в два раза превышало силы Джорджа Вашингтона при Йорктауне.
Это были, как уверял Джеймс журналистов, подавляющие силы и доказательство тому, что правительство федералистов сокрушит мятеж быстро и полностью.
Репортеры прицепились к слову "подавляющие".
- Вы считаете, что мы превосходим мятежников числом?
- Не совсем, если быть точным.
На самом деле никто не знал, сколько именно мятежников находится на противоположном берегу Булл-Ран, их силы оценивались от десяти тысяч до малоприятных сорока, но Джеймс не хотел, чтобы выглядело так, будто победу северянам принесет преимущество в численности.
Нужно было оставить место и для героизма, и потому он дал туманный ответ:
- Мы полагаем, - заявил он великодушно, что мятежники могут собрать достаточные силы, подстать нам, но в этом сражении, господа, решающим будет мастерство, мораль и справедливость.
И справедливость восторжествует, полагал Джеймс, не просто чтобы захватить сельскую железную дорогу, но и чтобы нанести поражение и до такой степени деморализовать силы Конфедерации, чтобы армия северян смогла победно и беспрепятственно пройти до столицы мятежников, которая лежала лишь в сотне миль к югу.
"На Ричмонд!" - заявляли газеты северян, и этот же лозунг был вышит яркими буквами на штандартах некоторых полков федералистов, "На Ричмонд!" - кричали марширующим по Длинному мосту Вашингтона войскам зрители. Некоторые из этих зевак не только смотрели на уходящие войска, но и сопровождали армию до самой Виргинии.
Джеймсу и в самом дела казалось, что половина светского общества Вашингтона явилась засвидетельствовать великую победу Севера, потому что теперь, когда солнце встало над Булл-Ран, он видел множество гражданских зевак, смешавшихся с войсками федералистов. Элегантные экипажи стояли между передками пушек, а мольберты и бумага для рисунков пристроились между стойками с винтовками и мушкетами.
Модницы закрывались от солнца зонтиками, слуги раскладывали скатерти и корзины для пикников, а важные конгрессмены, жаждавшие чуть ли не полностью присвоить всю славу этого момента, напыщенно вещали всем, кто готов был слушать, о военной стратегии.
- Вы полагаете, к субботе мы возьмем Ричмонд? - спрашивал у Джеймса Старбака репортер из "Еженедельника Харперса".
- Мы искренне на это надеемся.
- И повесим Джефферсона Дэвиса в воскресенье, - заявил репортер, радостно заулюлюкав от такой перспективы.
- Думаю, не в воскресенье.
У Джеймса был слишком адвокатский склад ума, чтобы не подвергнуть столь беспечную ремарку сомнению, особенно перед лицом враждебных военных сил, которые могут заключить из слов репортера, что Соединенные Штаты не только нация лентяев, но еще и неотесанных простаков, которые не видят необходимости в строгой законности.
- Мы повесим Дэвиса после надлежащего судебного разбирательства, - сказал Джеймс специально для этих иностранцев, - и только после судебного разбирательства.
- Капитан имеет в виду, что сначала нам нужно как следует завязать на веревке узел, - с готовностью разъяснил эти слова один из репортеров.
Джеймс натужно улыбнулся, хотя, по правде говоря, он считал поведение этих газетчиков шокирующе бесчестным. Многие журналисты уже написали свои заметки о сегодняшнем сражении, используя свое воображение, чтобы сочинить, как трусливые войска рабовладельцев сбежали, лишь завидев звездно-полосатый флаг, и как их солдаты в раскаянии падали на колени, вместо того чтобы открыть огонь по славному старому флагу. Копыта кавалерии северян погрузились в кровь рабовладельцев, а штыки стали липкими от крови южан.
Джеймс, может, и был шокирован таким враньем, но в этих статьях лишь описывался исход сражения, за который он неистово молился, и он не мог без чувства неловкости и не считая себя капитулянтом высказаться о них неодобрительно. Поражение казалось немыслимым, потому что в этот день должен был быть разгромлен мятеж и начаться поход на Ричмонд.
Внезапно на вершине холма началась какая-то суета, когда лошадей в артиллерийских расчетах выпрягли из передков с пушками. Орудия расположили за изгородью от змей и нацелили в сторону прекрасного каменного моста, по которому главная дорога шла через реку.
