Денис Давыдов - Барков Александр Сергеевич (онлайн книга без .txt) 📗
Меж тем встречи Давыдова с Евгенией становились все реже и реже, прекращалась переписка, роман заканчивался. С угасанием светлого и незабвенного, радостного и щемяще мучительного чувства к пензенской красавице Евгении Золотаревой обрывается и бурно всколыхнувшееся вновь поэтическое вдохновение стойкого бойца. Ушла, растворилась любовь, точно луч горячего закатного солнца в осенних сумерках, однако музыка от нее в душе осталась. Сохранилась до последних дней жизни гусара. Музыка хрустальная, поэтическая, подобная песне вольного полевого жаворонка по весне, что льется, не смолкает над полями и лугами до самого вечера где-то высоко-высоко под белоснежными облаками.
В «Выздоровлении» Давыдов прощается со своей «Харитой», узнав, что она, по настоянию родных, наперекор душе принимает предложение и выходит замуж за уже немолодого драгунского офицера в отставке, участника войны 1812 года, помещика В.О. Манцева:
Давыдов покидает свои «благословенные степи» и уезжает в Москву. Оттуда он с грустью пишет Вяземскому в Петербург: «...Итак, я оставил степи мои надолго... Однако не могу не обратить и мысли и взгляды мои туда, где провел я столько дней счастливых и где осталась вся моя поэзия!»
Питомец муз, питомец боя!
...Независимость и самоуважение одни могут нас возвысить над мелочами жизни и над бурями судьбы.
В первопрестольной столице здоровье отставного генерала ухудшилось, к тому же на него обрушилась здесь уйма семейных, литературных и хозяйственных дел. Приступы астмы, случавшиеся все чаще и чаще, Давыдов лечил гомеопатическими средствами. В Москве он повстречал людей новых веяний – либералов, поклонников западных мод и идей. Их высказывания и поступки разгневали пламенного гусара.
Истинный патриот Отечества дал им хлесткую и резкую отповедь в памфлете «Современная песня»:
В послании военному историку А.И. Михайловскому-Данилевскому Давыдов писал: «Ныне век болтунов, все болтают: и на кафедрах, и в газетах, и в гостиных, а что из того проку! Бороды вместо бакенбардов, длинные ногти и золотые очки на носу! Одной рукой хватаемся за Северный мыс, другой – за Арарат, а ступней в середине Европы, хоть бы нас задрали, да кому! Европа в халате, без порток, ест, пьет и сплетничает, ей тесен мундир и каска в тягость».
Денис Давыдов любил не без хвастовства вспоминать о своих татарских предках. Он собирал генеалогические сведения о своем роде. Считал, что родоначальник его династии – знаменитый мурза Минчак Касаевич, который, по преданию, в начале XV века выехал из Большой Золотой Орды и поступил на службу к великому князю Василию Дмитриевичу.
По сему поводу он написал стихи, обращенные своему давнему приятелю, графу П.А. Строганову, который в 1810 году, во время войны с Турцией, подарил ему чекмень.
Павел Александрович Строганов, генерал от инфантерии, состоял членом кружка «молодых друзей» Александра I.
Графу П.А. Строганову:
И далее, величая себя «пращуром Батыя», с гордостью восклицал: «Я тем же пламенем, как Чингисхан, горю!»
В августе 1837 года, в знаменательный день 25-летия Бородина, на поле великой битвы проходили большие маневры, парады и смотр войск в присутствии царя Николая I. Здесь, словно на театре, воспроизводился весь ход сражения с французами в грозном штурме неприятелем наших редутов и флешей, яростных атаках, сшибках и отступлениях.
Отставной генерал-лейтенант Давыдов принимал в торжествах деятельное участие.
Вскоре после бородинских празднеств он задумал перенести прах покойного князя Багратиона из далекого, мало кому ведомого имения Симы Владимирской губернии князей Голицыных в Александро-Невскую лавру в Петербурге или на Бородинское поле. «В первом случае, – говорил Денис Васильевич, – знаменитый питомец лег бы возле великого наставника, во втором – великая жертва сочеталась бы с великим событием».
23 октября Давыдов подал записку через военного министра графа А.Ф. Орлова на имя Николая I с ходатайством о перезахоронении праха Багратиона. Переписка с различными казенными ведомствами и влиятельными людьми тянулась мучительно долго, казалось, ей не будет конца. Но настойчивые хлопоты прославленного партизана увенчались успехом. Директор императорского департамента Военного министерства генерал Клейнмихель писал Давыдову в 1839 году: «Вследствие письма Вашего превосходительства... имею честь уведомить, что государь император, соизволяя на перенесение праха покойного генерала князя Багратиона на Бородинское поле, высочайше повелел: перевезти туда его, в сопровождении Вашем, под конвоем одного из кавалерийских полков, во Владимирской губернии расположенных, к 22 июля сего года, и погребсти подле Бородинского памятника, положив на этом месте мраморную или чугунную доску, с приличной надписью».
Получив это известие, Давыдов несказанно обрадовался и тотчас же горячо принялся за дело. Он стал рассылать письма и направлять официальные бумаги чиновникам, дабы поспеть к означенному сроку, когда должно было состояться возведение памятника героям Бородина на Курганной высоте.
В личном архиве прославленного партизана сохранился проект надгробной надписи-эпитафии Багратиону, у которого в течение пяти лет (1807–1812) он состоял в адъютантах и к которому всю жизнь питал «глубочайшее благоговение и самую искреннюю душевную признательность»:
«Багратион
Князь Петр Иванович На берегах Каспия, в Кизляре 1765-го года рождения. Воин-юноша, покрытый ранами, Из-под груды мертвых тел Горскими враждебными народами Изторгнут и возвращен к жизни. Закален в боевом огне на приступах Очакова и Праги. Око и десница Суворова.
