Салават Юлаев - Злобин Степан Павлович (читаем книги .TXT) 📗
Хлопуша уехал. Салават остался в заводе ещё сутки. На вторые сутки его взяла тоска. Он не выдержал и выехал в путь.
Вскоре после ранения Салавата осада с Кунгура была снята. Михаила Мальцев отошёл со своими казаками под Красноуфимск, в пополнение к Матвею Чигвинцеву, оставленному Салаватом для обороны Красноуфимска.
Помня наказ Салавата всеми мерами удерживать Красноуфимск и его угрозу карать за оплошность смертною казнью, Матвей Чигвинцев исправно посылал донесения под Кунгур, а после отхода повстанческих войск от Кунгура сообщал под Екатеринбург, где начальствовал пугачёвский полковник Белобородов.
Через дней десять после снятия осады из Кунгурской крепости вышел отряд солдат под командой майора Гагарина и направился к Красноуфимску.
Разъезды Чигвинцева тотчас примчали об этом весть своему командиру, и гонцы с донесениями полетели к Екатеринбургу, прося о помощи Белобородова. Однако занятый захватом екатеринбургских заводов, местный уроженец и бывший капрал, а нынче пугачёвский полковник Иван Наумович Белобородов не мог в то время покинуть заводы.
— А кто ж там полковником ранее был? — спросил он гонца.
— Славный полковник был — Салават Юлаич, да раненый в дом на поправку отпущен. Без него-то и врозь всё пошло. Его и башкирцы и русские слушались ровно. Хоть молодой, а удалый полковник, и разумом взял.
— Далече ль отсюда?
— Дни в два доскакать.
— Ну и с богом, скачи. Я ему тотчас бакет укажу приготовить. Чай, нынче оправился — пусть поспешает. А мне-то негоже заводы покинуть. Злодеев-воров повсюду кишит. Отъеду отсюда — и супротивники тотчас налезут в наши заводы.
Белобородов велел написать Салавату и выслал пакет с гонцом.
Силы бурлили ключом в поправлявшемся, крепнувшем Салавате. Ещё никогда прежде не делал он таких громадных, перегонов в один день. Никогда к ночи не освобождал ногу из стремени с таким сожалением.
Едучи от аула к аулу, на каждой остановке он собирал сходы, читал пугачёвские указы и манифесты, сулил земли, воды, леса, даровую соль и полную волю, грозил непослушным смертью, усердным же обещал царские милости. И снова с ним шли уже сотни три горячих и отважных жягетов. Весть о Салавате летела от селения к селению впереди него. Бедняки встречали его приветом и хлебом-солью, богатые хоронились в подвалы, в стога и по нескольку часов высиживали, не смея показаться на глаза.
Аул Шиганаевку он миновал стороной, узнав, что в соседней волости появились злодеи, которые побивают верных государю людей. И вдруг к нему на дороге подъехал гонец от Белобородова.
Он протянул Салавату пакет.
Белобородов писал, что Красноуфимской крепости угрожает беда, что там башкирской и русской армии не более тысячи человек, и хотя с ними есть десять пушек, но пороху мало.
«Вам, господину полковнику Салавату, через сие рапортую и прошу: что имеется в команде вашей служащих, собрав всех самоскорейшим временем, с оными следовать в Красноуфимск, дабы нашу армию и артиллерию вовсе не потерять».
— Сотник Рясул! — позвал Салават одного из воинов, приставших к нему накануне.
Юный, как сам Салават, начальник молодецки подъехал к полковнику.
— Резво, как ветер, скакать. Веди всех под Красноуфимск. Я вас догоню по пути, — приказал Салават. — Явишься там к атаману Матвею Чигвинцеву или к Араслану Бурангулову.
Молодой сотник вспыхнул от гордой радости, что ему поручают такой отряд.
Оставив с собою всего лишь двоих товарищей, Салават повернул в родную деревню…
После отъезда Салавата на войну в Шиганаевку нагрянули пугачёвские полковники Грязнов и Сулаев, набиравшие войска под Уфу по указу Чики Зарубина. Юлай уже слышал о том, что в одном из башкирских юртов за отказ от повиновения повешен Грязновым башкирский сотник Колда Девлетев. Когда пугачёвские вербовщики явились в аулах Шайтан-Кудейского юрта, Юлай не стал им противиться. Он объявил им о том, что Салават привёз ему письмо государя, в котором сам государь его называл полковником.
— Что ж ты, полковник, тут даром сидишь, когда государю надобно войско? — сказал Грязнов. — Ну-ка, сбирайся-ка в службу!
И с полутора сотнями всадников Юлай поневоле должен был выехать под Уфу…
Салават незамеченным въехал в родной аул, отправив двоих товарищей по соседним аулам — в Юнусов и в русскую заводскую деревню Муратовку, сговорившись о том, что утром они приедут с набранными людьми к нему в дом.
Амина растерялась, когда он приехал, потом кинулась раздевать его, но Салават остановил её, расспрашивая, где Юлай, где Бухаир, кто остался в деревне.
Она отвечала, робея, путалась и невнятно бормотала.
Салават узнал от неё, что юртовым старшиной вместо Юлая остался отец Гульбазир старик-грамотей Рустамбай.
— Я пойду к Рустамбаю, — сказал Салават.
— Ты хочешь взять женой Гульбазир? — спросила его Амина. Её глаза были испуганными, а в голосе задрожали слезы.
— Мне не надо другой жены, — сказал Салават. — Ты ведь родишь мне сына? — спросил он, чтобы отвлечь её от разговора о Гульбазир.
Но это было ещё хуже. Амина потупилась.
— Нет его, Салават, — забормотала она. — Нет сына… Что делать мне?! Я несчастная!.. Бог не даёт мне стать матерью… Это оттого, что я много тоскую. Солнце не греет меня. Облако не кропит дождём. Останься со мной. Твой цветок зачахнет с тоски, если ты снова уйдёшь…
— Нельзя, Амина. Надо идти в поход. Я большой начальник, — старался он ей объяснить.
Но тоска по сыну, забытая давняя грусть о неродившемся Рамазане в нём загорелась снова. Он не знал, что — мысль о Гульбазир или бесплодие Амины — его взволновало больше, но родной дом вдруг показался ему душным, тесным, как клетка, и он захотел тотчас бежать из него… В поход, в поход!..
Ему даже трудно было принудить себя ночевать дома. Нарядная, словно в праздник, Амина ему показалась скучной. Рот её, который открывался, как клюв, требуя ласки, перестал быть манящим.
Салават решил не задерживаться вербовкой по всему юрту и выступить в поход только с теми, кто сразу придёт к нему добровольно… «Бедный, смешной цветок в длинной шапке, зачем ты достался мне, не другому!» — размышлял Салават, глядя на Амину.
Он вышел из дому и направился к Рустамбаю.
— Здравствуй, русский полковник! — сказал Рустамбай, и Салават не понял, с насмешкою он произнёс это приветствие или серьёзно. — Садись, господин полковник. Что скажешь?
На кошме в уголке спал Мурат — шестнадцатилетний брат Гульбазир. Когда вошёл Салават, он сел, протирая глаза, едва слышно в смущении пробормотал приветствие и уставился с любопытством на гостя.
— Мне нужно набрать людей к государю в войско, — сказал Салават Рустамбаю. — Враги подступают к Красноуфимску. Там стоит тысяча моих воинов с десятью пушками, но этого мало. Надо ещё воинов, не то и людей побьют и пушки отнимут. Идём собирать людей, старшина-агай.
Рустамбай покачал головой.
— Всех, кто владеет оружием, увели, Салават. Твой отец увёл человек полтораста, русские атаманы не раз наезжали, ты сам присылал людей набирать войско. Где ж нам взять людей? Вон ребятишки, — указал он на сына, — да старики ведь остались, а кто по лесам разбежался. Шурин твой Бухаирка много народу в горы увёл… По правде сказать-то, ведь чей теперь старшина Рустамбай? Бабий я старшина, Салават. Одни женщины дома у нас, господин полковник.
Сын Рустамбая Мурат накинул на плечи шубу, натянул на голову малахай и вышел из дому.
— Пойдём по домам, Рустамбай-агай, будем смотреть людей, может, всё же найдём, — предложил Салават.
— Ты мой гость, господин полковник! Сиди, расскажи про войну. Я мясо варить велю. Не годится мне, старшине, из дому так отпускать тебя, без угощения.
— Война не ждёт, Рустамбай! Пятьсот человек башкир и пятьсот русских воинов могут погибнуть, пока Салават будет есть бишбармак. Пойдём по дворам, — настойчиво повторил Салават.
