Меч на закате - Сатклифф Розмэри (книги серия книги читать бесплатно полностью txt) 📗
— Иди и приведи сюда Ариана, как можно ближе, — пробормотал я Мальку, делая вид, что играю золотыми яблочками на концах кос Гэнхумары; она стояла, немного запыхавшись, и ее лицо было в тени.
— Других лошадей тоже?
— Нет, только Ариана. Подведи его к самому краю круга света и свистни мне, когда будешь там. Голт, иди приведи сюда Эмлодда и остальных. Пора увозить невесту, и вы нам понадобитесь, чтобы прикрыть наше отступление.
Все произошло так быстро, что, я думаю, никто из раскачивающейся, прыгающей вокруг нас толпы не понял, что мы перестали танцевать не просто оттого, что хотели перевести дыхание или, может быть, оттого, что мы тоже были готовы к тому, что должно было произойти потом. А когда Голт и Флавиан ускользнули прочь, каждый со своим собственным поручением, я протянул руку, выхватил у проходящего мимо человека кувшин с пивом и протянул его Гэнхумаре. В нем почти ничего не оставалось; по глотку для каждого из нас, но этим можно было занять несколько мгновений, и она взглянула на меня поверх края, быстро и с готовностью понимая, что я собираюсь сделать, и ее глаза в неровном свете факелов больше не были чужими. Я отбросил пустой кувшин в сторону, не заботясь о том, кому под ноги он попадет, и его подхватил Фарик, который, хоть я того и не знал, все еще был совсем близко. Я бросил вслед за кувшином слова благодарности, и Фарик поднял руку в быстром странном жесте, как будто поймал их и перекинул мне обратно.
— Разве я теперь не один из твоих капитанов? — сказал он и снова растворился в клубящейся толпе, а я схватил Гэнхумару за руки и увлек ее в противоположную сторону. Потом я различил за гомоном толпы и нежной, жаркой мелодией свирели глухой перестук конских копыт по траве, а мгновение спустя заметил у самой дальней границы света факелов бледное, как мотылек, сияние Арианова бока и услышал высокий пронзительный свист, какой издают мальчишки, засунув в рот пальцы.
Я расхохотался, и меня захлестнула внезапная теплая волна опьянения, и я стал каждым мужчиной, который когда-либо уводил свою избранницу от ее сородичей.
— Это нам! Идем, Гэнхумара! — и я подхватил ее на руки и побежал. Она тоже рассмеялась и закинула руки мне за шею, чтобы мне было легче ее нести, и я направился к этому белому сиянию у края круга света. Только ближайшие к нам танцоры могли понять, что происходит, и на один миг изумление помешало им прервать танец или сделать какую бы то ни было попытку задержать нас. А за этот миг я добежал до Ариана и вскинул Гэнхумару на луку седла. Но когда я сам вскакивал в седло за ее спиной, Фарик поднял крик:
— Смотрите! Он увозит нашу сестру!
И сразу же вслед за этим разразился хаос полупритворной схватки, которой оканчивается большинство брачных пиров.
Я подхватил повод у отскочившего назад Флавиана и вбил каблук в конский бок, разворачивая Ариана в обратную сторону; мои несколько Товарищей торопливо выстраивались за моей спиной, чтобы прикрывать нас сзади, а молодые воины, возглавляемые тремя братьями Гэнхумары, пытались прорваться мимо них ей на выручку. Испуганный, фыркающий жеребец рванулся подо мной вперед, и я, оглянувшись через плечо, увидел Флавиана и Фарика сплетенными в борцовском объятии, которое было шуточным только наполовину.
— Скачи! — крикнул Флавиан. — Мы задержим их, насколько сможем!
Я ударил каблуком в белый бок, и мы понеслись летящим галопом, оставляя позади хохот и крики схватки. И Гэнхумара прижималась ко мне, все еще смеясь, и ее расплевшиеся волосы бились, словно холодная водяная пыль, о мое лицо и шею.
Как только я уверился, что за нами нет погони, я перешел на легкую рысь, потому что не очень-то разумно мчаться во весь опор по незнакомым холмам при свете бледнеющей луны, да еще когда твоей руке с поводом мешает женщина. И, словно вместе с ветром, летевшим нам навстречу, тот, другой, теплый и неистовый ветер который ненадолго бросил нас друг к другу, тоже утих.
Гэнхумара выпрямилась и сидела теперь у моей левой руки, легкая и ничего не требующая, так что я почти не чувствовал ее вообще.
— Куда мы едем? — спросила она через какое-то время, словно в ней не осталось ничего от прошедших часов. Я выплюнул изо рта ее волосы.
— В Старый замок. Куда же еще?
— Ты знаешь дорогу?
— Надеюсь. Фарик показал мне, где он стоит, — думаю, на случай необходимости.
— Ничего, что я сказала Фарику?
— Ты вряд ли могла поступить иначе, — сказал я, — учитывая, что его жизнь тоже оказалась втянутой в эту историю.
— В этот клубок, — поправила она.
— Я этого не сказал.
— Да, ты этого не сказал.
Она подняла руку и очень осторожно высвободила длинные пряди волос, запутавшиеся в моей бороде и в наплечной броши с головой Медузы, забирая их обратно себе.
И мы продолжали путь, не разговаривая больше, потому что, похоже, нам больше не о чем было говорить.
Туманная луна все еще висела над горизонтом, когда мы поднялись на последний гребень волнистой вересковой равнины и посмотрели вниз, в долину с ее маленьким горным озером, отражающим мерцание неба. И в мягком белом свете развалины заброшенного замка были более чем когда-либо похожи на деревню Маленького Темного Народца.
— В наши дни башню иногда используют как пастушью хижину, — сказала теперь Гэнхумара, почти как ее брат несколько часов назад. — Но когда в княжеском роду кто-то вступает в брак, она снова вспоминает, что некогда была двором князя.
Мы спустились вниз сквозь вереск, который давно уже это не так уж плохо. Если ему удастся пробиться назад к похожей на волну торфяной гряды, где раньше были ворота. Теперь в него вливался вереск, омывая самые стены башни; и поздние колокольчики, прибившиеся к грубо сложенным стенам скотного двора, были призрачно-белыми в расплывчатом лунном свете. И все это время среди холмов слабо мерцали летние зарницы.
Я спешился на небольшом пятачке травы, снял с седла Гэнхумару и, отдав ей свое огниво, оставил ее собирать прутья и спутанные клубки вереска и разводить огонь, а сам расседлал Ариана и растер его пучком травы. После этого я сводил старого жеребца к берегу озера на водопой, а потом, спутав его, отпустил пастись там, где среди вереска и поросших кустами пригорков вились открытые полоски травы, и вернулся в башню.
Навстречу мне засиял свет, такой же тускло и прозрачно золотистый, как опавшие листья явора. Гэнхумара разожгла костер и теперь сидела возле него и делала из меда и ржаной муки маленькие лепешки, чтобы положить их на камни очага, когда те разогреются. Круглые каменные стены поднимались вверх, покидая круг света, и терялись в тени над головой, так что если судить по тому, что было видно, древняя крепость вполне могла снова стоять в полный рост; тень Гэнхумары, протянувшаяся за ее спиной к дальней стене, падала на беспорядочно набросанные шкуры, прикрывающие толстый слой папоротника на широкой постели, где обычно спали пастухи.
Когда я вошел, Гэнхумара подняла глаза и с едва заметной тенью улыбки указала на черный глиняный кувшин, который она поставила у самой двери.
— Видишь, я нашла их запасы; думаю, они не пожалели бы нам их для свадебного пира. Возьми этот кувшин и спустись к озеру за водой, а потом собери свежего папоротника для постели.
Я взял кувшин и сходил за водой, а потом принес несколько охапок папоротника и разбросал его на постели поверх засохшего, отшвырнув ногой в сторону вонючие шкуры. И к тому времени, как все было готово, огонь в очаге сиял чистым, алым светом, а на камнях подрумянивались медовые лепешки. Я уселся на мужской стороне очага, свесив руки поперек колен, и смотрел то на Гэнхумару, то в сторону. А Гэнхумара на женской стороне переворачивала свои горячие ржаные лепешки, и по одной подкладывала в огонь ветки вереска, и не смотрела на меня вообще. И время от времени среди холмов слышалось негромкое, низкое ворчание грома.
Мне было трудно и становилось все труднее поверить в то, что я не вообразил в ней это мгновение бурного отклика; но я знал, что нет; он был где-то там и ждал, чтобы его пробудили снова… Вскоре лепешки были готовы, и мы съели их, горячие, сладкие, хрустящие, и запили их холодной озерной водой из черного глиняного кувшина; и по-прежнему ни один из нас не мог придумать, что сказать.
