Викинг - Маршалл Эдисон (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
И ее глаза заблестели, а губы слегка дрогнули в улыбке.
— Как ты могла ее отдать Аэле? Он бы не взял! Что ты говоришь?
— Это было нетрудно, — отдать ее, — ведь он не знал, что это. И довольно было посмотреть на него, когда он жалел об отсутствии соли и жесткости мяса, чтобы черноволосая девушка на небесах схватилась за бока от смеха.
Глава семнадцатая
СЫН РАГНАРА
Несколько священников с белым флагом переправились через реку на барже с величественным бронзовым гербом. Они с торжественными церемониями уложили королевское тело в гроб. Мои люди наблюдали за их действиями, вытаращив глаза и разинув рты, когда поднялся крик. Ко мне подбежал один из разведчиков, шатаясь от изнеможения. Задыхаясь, он рассказал мне новости, заставившие окаменеть всех наших людей. Пыль, поднятая армией Осберта, была видна по всей долине.
Из того, что мы не знали о его передвижениях, можно было предположить, что он сумел оторваться от Хастингса на Тайне, сделал быстрый переход от Тиса, переправился через реку, возможно, у Олдтауна на Римскую дорогу, и появился у стен Йорка на двенадцать часов раньше, чем предполагали наши самые нетерпеливые часовые. Но пришел он не затем, чтобы заковать убийц Аэлы, своего врага, или заплатить выкуп за то, чтобы пощадили его столицу. Если бы он вошел в город, то смог бы разбить наши отряды и завладеть всей долиной Йорка. Нам ничего не оставалось, кроме как переправиться как можно скорее через реку и занять самую сильную позицию, какую только можно было найти, чтобы встретить его достойно.
Священники тем временем не обращали на тревогу никакого внимания. Я уверен, что они бы продолжили свой обряд и в самой гуще сражения. Как бы то ни было, мне нужна была их посудина, чтобы перевезти припасы на другой берег, а тело короля могло и подождать. Десять наших драккаров и все лодки, какие мы смогли найти, перевезли викингов, почти шесть тысяч человек, считая гребцов, на другой берег реки пол стены Йорка. Мы быстро вышли на дорогу и построились. Мы едва перевели дух, когда разразился ураган сражения.
Грохот смыкающихся щитов возвестил о начале ливня стрел и града копий. Смерть уже зашагала по нашим рядам, выбирая людей, так же как хёвдинги выбирают себе воинов — полнокровных, хороших едоков, умевших любить и веселиться, людей, еще недавно думавших лишь о шутках товарищей, или страстных красавицах. Враги бросились на нас сплошной стеной, плечом к плечу, сталь против стали. И мы вдруг оказались в самой гуще всего, что называют резней, где приказывает Смерть, а не Жизнь, и души друзей и врагов взлетали над полем, как стаи вспугнутых охотником птиц.
И люди бились с противником, которого никогда раньше не видели, и на которого надо было обрушить всю свою ярость, потому что убить врага — значит выжить самому. И хёвдинги, узнавая лордов по дорогому оружию, дрались, пробиваясь сквозь вражеские ряды, чтобы сразиться с ними. Люди падали к их ногам, мертвые, раненые, оглушенные, кто молча, кто с криком или предсмертным хрипом. Звенела сталь сталкивающихся мечей и гулко гремели щиты. Но самыми страшными были звуки ударов боевых топоров по железным шлемам, хруст разрубленных костей и плоти.
Я мельком увидел громадного Рольфа, который бился своей секирой с английским гвардейцем, вооруженным мечом, и еще каким-то ратником, а у его ног уже лежали мертвые тела врагов, но когда мне удалось посмотреть на них еще раз, все трое уже были мертвы. Я увидал, как враг отрубил кисть Эрику Шутнику, и подумал, что ему уже не до веселья. Но даже теперь у него нашлась шутка. Он направил обрубок в лицо своему противнику, а когда фонтан крови ослепил его, Эрик подхватил свой меч левой рукой, разразился диким хохотом и проткнул англичанина. Еще двое врагов отшатнулись от неистового воина, но Эрик успел зарубить их прежде, чем сам пал мертвым.
Натиск врагов разорвал наши ряды, но мы сомкнулись вокруг них, словно волки вкруг овечьего стада, и из этого стального кольца ни один из них не вышел живым. Но вся дружина с «Хельги», первого корабля, который последовал за мной в этот поход, была отрезана от нас. Но еще до того, как мы пробили строй копейщиков, пытаясь выручить их, они упали мертвыми на вал из убитых ими врагов. Павел, которому я дал щит и копье, человек, выживший когда-то в сарацинском плену, проколол вражеского воина с тяжелой секирой, который хотел взять меня в плен сзади, но и сам упал, пробитый, с мечом, застрявшим в ребрах. И пока владелец меча пытался вытащить свое оружие, я свершил скорую месть.
Битва продолжалась, я уже начал чувствовать жар, возникший сперва в затылке, а потом распространившийся по всей спине. Этот жар заполнил все мое тело и душу чувством наслаждения, какое бывает от любви, и я начал драться с такой яростью, что мои противники дрогнули.
Я услышал свой собственный крик: «Один! Один!», и прорубаясь к могучему эрлу со щитом, обитым золотыми гвоздями. Он командовал крылом вражеского войска, и я так и не понял, как и когда он упал. Когда же я вновь пришел в себя, меня укрывал щит, а солнце уже село.
Тогда я понял, что нашел дорогу берсерка.
Из шести тысяч викингов, вступивших в бой, пало около трех тысяч, вдвое уменьшив наше войско. Хотя мы перебили больше половины, их ряды пополнялись вооруженными отрядами из города. Наши боги были бы рады, если б мы дрались и погибли все, и валькирии бы спустились унести души героев, но душу мою отягчал вес трех тысяч оставшихся, и я должен был выбирать между двумя страшными решениями.
Первое — испить горькую чашу и бежать. Тогда за нами погонятся кровавые пчелы и будут жалить нас; многие наши воины падут, мы заплатим кровавую плату, и в конце концов я тоже лягу среди убитых. Второе — попытаться прорваться сквозь вражеские ряды, бросив драккары. Те, кому суждено пасть, не будут убиты в спину, но зато ран будет гораздо больше. Те, кто должен прикрывать наши спины, не останутся на берегу драться и сдерживать врага, зная, что корабли уйдут и с ними не будет их хёвдинга. Напротив, они будут биться с большей яростью, видя, что их вожди дерутся в их рядах.
Мои мысли о выборе были внезапно прерваны. Из облаков пыли за рекой показалось свежее войско, набранное, бесспорно, Осбертом на севере. Оно опоздало к битве, но пришло вовремя, чтобы довершить наш разгром. Мысли о позорном отступлении были забыты, хотя гибель была неотвратима. И даже самый большой тугодум среди норманнов почесал свою голову, беспокоясь о том, что его вши скоро станут бездомными. Он мог ни о чем не думать и драться, драться, драться, пока не будет убит.
Но прежде, чем мы воззвали к Одину в жарком порыве, ободрение и радость в английском войске куда-то исчезли. Вновь прибывшие, одетые и вооруженные, как англичане, почему-то вдруг выкликнули имя Одина и, ступив на поле, принялись на каждом шагу лить английскую кровь. Из-за щитов раздалась грозная песня Северного ветра, а сталь воинов была северной холодной сталью.
— Нет нужды убивать их дальше, — перекрывая грохот боя, проревел Оффа. — Этот лик напутает их до смерти!
В синем небе поднялось солнце и маленькие облачка засверкали, как раковины только что выловленных устриц. Птичьи горла зазвенели песнями, пчелы собрали уже половину своего нектара, летний ветерок шелестел листьями дубрав.
Я спал на палубе, среди соратников и старых друзей. Большинство моих снов было о Моргане, которая спала на носу корабля, порученная опеке Китти. Она собиралась уйти вместе с братом Годвином, когда он сможет исполнить все положенные похоронные обряды над королем Аэлой. Они должны были вернуться в Уэльс ко двору ее отца под охраной Хастингса. Когда я удивился этому, Китти сказала, что он уже отдал приказ. И это было лишь одним из напоминаний о том, что он — главный.
Сотня кораблей, которые он привел вверх по реке, стояли вокруг моих десяти. Около семидесяти из них были старыми товарищами «Гримхильды» по походу на Рим. И в хаосе страхов и надежд, теснившихся в моем мозгу, было одно поистине радостное зрелище. Это был «Огненный Дракон». Он приближался. И когда драккар подошел на расстояние полета копья, мы услышали чистый, далеко разносящийся голос Хастингса, который приказал гребцам браться за весла, а затем обратился ко мне.
