Урга и Унгерн - Толмачёв Максим (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации TXT, FB2) 📗
– Байкал, замолчи! – рявкнула она на псину, и та, послушно закрыв пасть, проволокла за собой тяжелую цепь и улеглась к ногам хозяйки. – Вы Ивановский?
– Да, я Ивановский, Максим Михайлович меня сегодня пригласил на ужин. Он дома?
– Проходите! Байкал вас не тронет. – Женщина отворила калитку, и я прошел к дому, бросив беглый взгляд на огромного пса, который, судя по скучающему взгляду, потерял ко мне всякий интерес. – Максима еще нет, но он должен вот-вот приехать.
– Так, может, я попозже зайду?
– Проходите в дом! – добродушно велела хозяйка, и я повиновался.
В доме было тесновато, но довольно чисто. В углу стояли образа. Я из вежливости перекрестился.
– Сапоги снимать не нужно. Вот о тряпочку ноги вытрите, и к столу! Меня Варварой зовут.
Женщина привыкла командовать. Я представил себе, как крепкий коренастый полковник Михайлов, приходя домой, становится смиренным и покорным домочадцем, исполняющим указания своей фундаментальной супруги.
– А как вас по батюшке? – поинтересовался я.
– Да что вы, просто Варвара. У нас можно без этих церемоний.
– Хорошо, тогда зовите меня Кириллом.
Я хотел присесть с краешку, но Варвара усадила меня во главе стола – должно быть, на любимое место полковника Михайлова. Мне стало неловко. Говорить с хозяйкой вроде бы не о чем, молчать невежливо… Спасало то, что жена Михайлова тараторила без остановки, и мне оставалось только поддакивать, отвечать на вопросы и изредка что-нибудь уточнять. Она бегло рассказывала городские новости, спрашивала про жизнь в Урге и как-то между делом поинтересовалась моим семейным положением.
– Вы, Кирилл, женаты? Дети у вас есть? – Хозяйка неторопливо выставляла на стол тарелки и приборы.
– Дети есть. Взрослые уже, а жена умерла. Я вдовец.
Варвара оставила в покое посуду, задумчиво посмотрела на меня, вытерла руки о передник и, грустно улыбнувшись, задала неожиданный вопрос:
– Водки хотите?
– Хочу, – так же неожиданно соврал я.
Полковничиха поспешила прочь, колыхаясь всем своим тучным телом. Водки мне не хотелось, но она, пожалуй, слегка разрядит обстановку. Где же этот Михайлов? Как я умудрился не уточнить время ужина…
– Водка китайская рисовая, я ее на меду настаивала, чтобы запах вонючий отбить. Максим мою водку нахваливает! – Варвара говорила почти ласково, – очевидно, мое вдовство затронуло в ее сочувствующей душе какие-то неведомые струны. Налила она мне почти полный стакан, дала на закуску большой мятый соленый огурец и приказала: – Пейте!
Я выпил. Пошла довольно мягко. После мороза и пронизывающего студеного ветра это был глоток тепла, которое медленно растекалось внутри. Прислушивался к ощущениям, держа огурец в руке, – ощущения были исключительно приятными. Варвара заулыбалась от умиления. За окном загремела собачья цепь. Скрип дверей, топот ног, сбивающих снег.
– Максим пришел, – засуетилась хозяйка и побежала навстречу мужу, чтобы помочь ему снять шинель.
– Ивановский, извини, что задержался! – На пороге появился Михайлов, перекрестился на образа, звонко шлепнул по заднице охнувшую от неожиданности Варвару и направился к столу.
Я привстал со своего места, решив уступить его законному хозяину. Тот жестом меня остановил, сел напротив, повернулся в сторону убежавшей с шинелью жены и повелительно крикнул ей вдогонку:
– Что, стакана мне тут до Христова пришествия ждать?
– Сейчас, Максимушка! – Заботливая Варвара поспешно подала стакан на подносе и деревянную плошку с солеными грибами. – Вот грибочки наши попробуйте, Кирилл! Сейчас я картошечку донесу.
– Женат? – осведомился хозяин, разливая из бутыли медовую водку.
– Вдовец, – кивнул я, принимая от Михайлова стакан.
– Сватала уже? – улыбнулся полковник.
– Да что ты, Максимушка! – кокетливо отмахнулась Варвара. – мы с Кириллом о новостях разговаривали.
– Знаю я тебя. Глазом не моргнешь, как сосватает. У нее тут подруги в городе, бабье царство! Девок незамужних уйма: у кого дочь, у кого сестра, есть и вдовы, конечно… Что за мания всех женить? Ивановский мужик молодой еще, пусть свое догуляет!
– Ну кто же спорит, – смиренно согласилась жена.
Мое представление о домашнем укладе этого самобытного семейства рушилось на глазах. Полковник и дома командовал, приводя одним своим присутствием супругу в благоговейный трепет. Изменения, произошедшие в ее поведении, были разительны, повелительные интонации исчезли, вальяжная размеренность движений сменилась угодливой суетливостью.
Еда в доме Михайловых была простая и вкусная. Хлеба и пирожков на столе не оказалось, мясо подали, но не в таком количестве, как у Блонского. Тем не менее мне тут нравилось значительно больше. Несмотря на хамоватый тон полковника, чувствовалось, что жену свою он любит и она отвечает ему взаимностью, проявляя тепло и заботу, стараясь угадать его незамысловатые желания и доставить ему радость.
Хмель начинал действовать и на меня, и на Михайлова. Он стал разговорчивым, с его бородатого лица не сходила улыбка. Добродушие начало проявляться и в отношении Варвары, которую он теперь нахваливал, по-купечески перечисляя ее достоинства, хватая своей огромной ручищей за подол и притягивая время от времени к себе. В речи Варвары опять проскальзывали повелительные нотки, посреди разговора она неожиданно треснула мужа, сморозившего какую-то простоватую похабность, полотенцем по голове. Он грустно улыбнулся, но промолчал. Мне показалось, что Михайлов погрузился в какие-то неведомые воспоминания, из которых он вынырнул минуты через две, когда супруга покинула комнату, затворив за собой дверь.
– А ведь я знаю барона Унгерна! – объявил вдруг полковник. – Причем знаю его с той поры, когда он был еще хорунжим. Он тогда на лошади толком-то сидеть не мог, только прибыл в Забайкалье. Я, конечно, моложе был, в звании сотника. Мы с Ромкой крепко дружили. Душа у него была нараспашку, и не жадный был до денег, которых, впрочем, у него не водилось. Женщин он как огня боялся! Над ним все подшучивали беззлобно, а он бледнел и замыкался. Тихий, спокойный был… пока не выпьет!
– А он что, пил разве? – удивился я, вспомнив о резко отрицательном отношении барона к алкоголю.
Только раз я видел, как он выпил немного коньяка. Слышал, конечно, что в свое время Унгерн баловался кокаином и опием.
– Пил ли? Эх, братец! Он нажирался в такую говнищу, что даже бывалым офицерам порой было удивительно и тревожно от того, как Ромка менялся после этого. Он с пьяных глаз то лез в драку, то палил из нагана, то скакал куда-то в ночь, а возвращался лишь под утро. Ну, ясное дело, скучно было в Забайкалье. Мы сходились в офицерском собрании, выпивали, в картишки играли… – Михайлов перешел на доверительный шепот и, оглянувшись на закрытую Варварой дверь, добавил: – Блядей иногда приглашали, конечно; бывало, что и опиум курили. В целом все в рамках офицерской морали, которая хоть и шла вразрез с уставом, но все-таки в ту пору еще присутствовала в военном обществе.
Полковник умолк и начал деревянной ложкой сосредоточенно водить по плошке с соленьями, пока наконец не поймал невидимую мне добычу. Чокнулся со мной стаканом, откинул голову назад, лихо влил себе в бороду водку и отправил вдогонку красивый хрустящий гриб.
– Вот на одной такой пьянке и завертелась у нас с Романом Федоровичем история. Он одурел от водки, разбил бутылку об стол, выхватил револьвер и давай палить поверх голов. С офицеров хмель сразу слетел, а я надрался тогда настолько, что совсем ничего не соображал. Сам-то не помню, а вот свидетели рассказывали, что выхватил я шашку да рубанул Ромку поперек темени. У того кровь хлещет, а он хохочет, как Сатана. Меня связали – и на гауптвахту… в карцер кинули от греха. Командира сотни нашей майора Оглоблина вызвали из города, он прискакал злой как черт, плевался пеной и сквернословил, обещал на головы офицеров кары Господни… – Михайлов икнул, неожиданно повернулся к образам и перекрестился. – Ну, потом суд чести, как это принято. Унгерна куда-то под Благовещенск перевели, а мне этот балаган остопиздел, и я ушел в отставку.
