Капитан первого ранга - О'Брайан Патрик (список книг .txt) 📗

диапазон которого ошеломляет… Оттобони исполняет партию Графини, и, слушая их дуэт, трудно удержаться от слез. Я забыл слова, но вы их, конечно же, помните. — Он запел, и от его баса задрожали стекла.

Отбивая такт ложкой, Джек Обри подхватил: «Sotto i pini…» [44].

Они довели дуэт до конца, затем повторили; остальные гости смотрели на них с удивленным удовлетворением; казалось, что в такой кондиции их капитан способен олицетворять служанку знатной испанской дамы и даже, несколько позднее, трех слепых мышат.

Однако, прежде чем он дошел до трех мышат, произошло событие, которое подтвердило их уважительное отношение к мистеру Каннингу. По кругу пошел портвейн, и, когда был провозглашен тост за здравие короля, Каннинг вскочил на ноги и так ударился головой о бимс, что упал на стул словно подкошенный. Моряки всегда знали, что это может произойти с каким-нибудь сухопутным воякой или штатским, но никогда такого не видели и с сочувствием отнеслись к злоключению Каннинга. Встав вокруг его стула, они стали утешать его, промокнули шишку ромом, убеждая, что скоро все пройдет, что они сами не раз бились головой о бимсы, это пустяк, лишь бы кости были целы. Джек распорядился подать пунш, негромко велел буфетчику передать, чтобы вахтенные матросы соорудили беседку, затем с видом врача, отмеряющего микстуру, налил рюмку вина, заметив при этом:

— Нам, сэр, на флоте предоставлена привилегия пить за здоровье короля не вставая. В этом нет никакого неуважения. Это может удивлять, но все дело в знании традиций.

— Да, да, — ответил Каннинг, уставившись на Пуллингса. — Теперь и я вспомнил. — Затем, когда пунш помог унять боль, он улыбнулся и, оглядев сидящих за столом, добавил: — Должно быть, я изрядно повеселил вас, джентльмены.

Чуть погодя, позабыв об ушибе, Каннинг вместе со всеми уже пел о мышах, о Бискайском заливе, о «Каплях бренди», о «Леди лейтенанте» и модную песенку про белых, как лебединый пух, мальчиков, причем перещеголял всех, горланя:

Он энергично закончил куплет на такой ноте, что ему никто не мог подтянуть.

— Тут какой-то символизм, который недоступен моему пониманию, — произнес Стивен, его сосед справа, когда стихли нестройные возгласы «ура».

— Не идет ли здесь речь… — начал было Каннинг, однако остальные вновь принялись вопить о мышах, причем их голоса могли бы перекрыть рев атлантического шторма.

Исключение составлял Паркер, которому медведь на ухо наступил: он только открывал и закрывал рот, изображая этакого свойского малого, но в действительности невероятно скучал. Каннинг замолчал и присоединился к поющим.

Он все еще пел про мышей, когда его бережно усадили в беседку и спустили в шлюпку. Горланил он и тогда, когда его везли к темной массе кораблей, стоявших на якоре близ Гудвинских песков. Перегнувшись через фальшборт, Джек Обри прислушивался к его голосу, становившемуся все слабее и слабее.

— Другого такого званого обеда на корабле я и не помню, — сказал Стивен, стоявший рядом. — Спасибо за то, что пригласили меня.

— Вы так полагаете? — отозвался Джек Обри. — Рад, что вы получили удовольствие. Мне, признаться, хотелось потрафить Каннингу. Помимо всего прочего, он очень богатый человек и не любит, когда у корабля убогий вид. Жаль, что пришлось так рано прекратить работы, но все равно надо, чтобы рассвело: иначе мы не сможем маневрировать. Мистер Гудридж, как там прилив?

— Придется ждать еще одну склянку, сэр.

— Кранцевые готовы?

— Так точно, готовы, сэр.

Ветер был свежим, но отшвартоваться и пройти через строй эскадры и конвой следовало во время стояния прилива: Джек Обри смертельно боялся, что «Поликрест» навалится на один из военных кораблей или какое-либо торговое судно растянувшегося конвоя. Поэтому он вооружил длинными шестами партию, которая, смогла бы предотвратить навал.

— Спустимся к вам, мистер Гудридж. — После того как оба очутились в каюте штурмана, Джек сказал: — Вижу, вы уже разложили карты. По-моему, вы осуществляли лоцманские проводки через Канал, не так ли, штурман?

— Так точно, сэр.

— Это очень кстати. А то я знаю воды Вест-Индии и Средиземного моря лучше, чем здешние. Теперь я хочу, чтобы вы проложили курс шлюпа так, чтобы в три утра он находился в полумиле от Гри-Нэ при пеленге на колокольню пятьдесят семь градусов норд-ост и башню маяка на скале шестьдесят три градуса зюйд-остовой четверти.

Около четырех склянок ночной вахты Джек Обри вышел на палубу. «Поликрест» лежал в дрейфе, держа фор-марсель и бизань, покачиваясь на волнах зыби и как-то нервно дергаясь при этом. Ночь была холодной и ясной, светила яркая луна, на востоке виднелось множество звезд. На правой раковине над темной массой мыса Гри-Нэ поднимался Альтаир. С норд-веста по-прежнему дул ледяной ветер. Но вдалеке на левом крамболе назревало что-то недоброе: над Кастором и Поллуксом не было других звезд, и луна опускалась в темную, закрывавшую весь горизонт полосу. Падающий барометр подсказывал, что оттуда может задуть штормовой ветер. Положение особенно неприятное, когда берег находится так близко от подветренной стороны.

— Поскорее бы развязаться с этим делом, — произнес Джек, принимаясь привычно расхаживать по шканцам.

Ему было приказано в три часа утра быть мористее мыса, выстрелить синей ракетой и принять пассажира с шлюпки, который в ответ на оклик должен назвать пароль— . «Бурбон». Затем следовало со всей возможной скоростью идти в Дувр. Если шлюпка не появится или погода не позволит удержаться в заданной точке, то Джеку следует повторять операцию в продолжение трех следующих ночей, покидая район встречи в дневное время.

Была вахта Пуллингса, но штурман тоже находился на палубе. Он стоял у края квартердека, внимательно наблюдая за ориентирами, в то время как обычная вахтенная работа шла своим чередом. Время от времени Пуллингс приказывал поправить паруса, чтобы поддерживать их точный баланс; помощник плотника доложил об уровне воды в льялах: восемнадцать дюймов — меньше, чем можно было ожидать. Старшина, ответственный за соблюдение общей дисциплины, совершал обходы корабля; песочные часы переворачивались, звучала, отбивая склянки, рында; часовые на постах докладывали: «Все в порядке»; впередсмотрящие и штурвальные сменялись регулярно. Вахтенные матросы встали к помпам; ветер не переставая гудел в снастях такелажа. При качке общая тональность звуков то усиливалась, то ослабевала на целую ноту; а мачты передавали напряжение на паруса и брасы то с одного, то с другого борта.

— Вперед смотреть! — крикнул Пуллингс.

— Ефть, фэр! — послышался отдаленный голос. Отвечал Болтон — один из матросов, мобилизованных с судна Ост-Индской компании. Он сильно шепелявил: передние зубы у него были выбиты, а обширную брешь окаймляли желтые клыки. Это был туповатый и жестокий парень с бычьим взглядом, но зато хороший моряк.

При свете луны Джек взглянул на часы: оставалось еще много времени, а темная полоса в норд-вестовой части горизонта поглотила Капеллу [45]. Он подумал о том, чтобы послать пару матросов на топ мачты, но в тот же миг впередсмотрящий доложил:

— На палубе, фэр. Фудно на прафой ракофине. Вахтенный офицер вскарабкался на ванты и стал вглядываться в темное море. Ничего.

— Где судно? — воскликнул он.

— Прямо на ракофине. Мофет, на полрумфа отофло. Нефется как ферт, по три гребфа на кафдом борту.

Пуллингс заметил шлюпку, которая пересекала лунную дорожку. Она находилась приблизительно в миле: очень длинная, очень низкая, скорее, похожая на линию на воде, которая быстро неслась в сторону суши. Это была не их шлюпка: не те обводы, не то время, не то направление.