Ричард – львиное сердце - Хьюлетт (Юлет) Морис (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗

– Ну, Гюнтер! Нам лучше бы скорей в путь-дорогу! – заметил он.

– Государь, я готов! – ответил Гюнтер, очевидно неготовый, вставая и дотягиваясь.

– Ну, веди меня! – приказал Ричард.

– Нет, я следую за вами, государь!

– Говорю тебе, белый ты пес, веди меня! – проговорил король и на одно мгновенье показал зубы. Астрияк повиновался. Один из немногих слуг Ричарда, некий нормандец по имени Мартен Во в виде собственной безопасности избрал простейший способ: отстал от других. Гюнтер был чересчур взволнован, чтоб замечать такие пустяки. В то время, как он со своим отрядом огибал лес с одного конца. Мартен огибал его с другого. Он был довольно глуп, но все же не настолько, чтобы дать засадить себя в тюрьму, если мог этого избежать. Волею Божией моряк, он чувствовал стремление к своей стихии и волей Божией попал в нее несколько дней спустя. Но о нем будет еще речь впереди.

Эрцгерцог Луитпольд был у себя в своем добром городе Граце, когда ему доставили известие о поимке короля, а затем – и самого пленника.

– Du lieber Gott (Боже милостивый)! – крикнул он. – Ach, mein Gunther!

Он наградил своего вассала поцелуем. Его глазки засверкали кровью, как Марс, когда он сверкает. Но все-таки эрцгерцог был рыцарем: он взял протянутую руку короля и, помявшись немного, поцеловал ее.

– Что, государь? – вырвались торжествующие звуки из его широкого горла. – Теперь мы с вами, кажется, на более равной ноге?

– Согласен с вами, Луитпольд, – сказал король. Затем, пока эрцгерцог муслил себе губы, Ричард прибавил:

– Но, надеюсь, вы не вздумаете простереть свое преимущество до того, чтобы держать речь ко мне. Австрияк с трудом проглотил эту пилюлю.

– Государь! – сказал эрцгерцог. – Слишком много речей потребовалось бы для того, чтобы смыть все обиды, которые нанесены мне вашими руками: никакие речи на всех собраниях в мире не могли бы извинить убийство моего второго кузена, графа Сен-Поля, и первого кузена, маркиза Монферрата.

– Это правда, – возразил Ричард. – Но ни одна из этих речей не вернула бы их к жизни.

– О, государь, государь! Душой моей клянусь, я вас считаю виновным в смерти маркиза Монферрата.

– Я так и думал! – отозвался король. – И ваше обвинение ничего не прибавляет к моим мнениям, скорее наоборот.

– Значит, вы это допускаете, король Ричард? – спросил эрцгерцог.

Удивление придавало ему особенно глупый вид: его раскрывшийся рот, его ощетинившиеся волосы напоминали орла, запутавшегося в кустах.

– Я далек от того, чтоб это отрицать, – сказал Ричард. – Никогда не опровергаю я никаких обвинений, но и сам никогда никого не обвиняю, пока не приготовлюсь доказать это. Но теперь – другое дело.

– Я должен держать вас в строгой охране, государь, – проговорил эрцгерцог. – Я должен сообщить обо всем моему повелителю, римскому императору.

– Вы в своем праве, Луитпольд, – промолвил король Ричард.

День закончился тем, что короля английского заточили в высокую башню, футов шестьдесят над городской стеной.

Теперь посмотрим, что поделывал наш Мартен Во, который все вынюхивал море. Вскоре он сделал лучше: он смотрел на него с вершины высокой горы. Оно сверкало вдали в тумане, и ничего ему больше не оставалось делать, как спуститься вниз по речному руслу, которое благополучно привело его в Триест. Оттуда ему удалось переправиться в Венецию, где кабачки были слишком хороши и слишком многочисленны для него. Он болтал про свои злоключения, про свои лопнувшие сапоги, про австрийское пиво, про сгюего увлекающегося господина, про свой собственный замечательный ум и способность ко всякой верной службе.

А Венеция прежде, как и теперь, была colluvies gentium – стоком народов. Долговязые одинокие арабы шагали по узким улицам или неподвижно дремали у стен набережной. Город был полон бродячих крестоносцев, страшно помятых молодцов, христиан-отступников, мусульман-отступников, покладистых евреев, богомольцев, собирателей святынь во святых местах. Как чума, как зараза, распространилась история Мартена и, к несчастию, далеко не к выгоде Ричарда, невозмутимо пребывавшего в своей башне. Когда иссякли для него все источники благостыни в Венеции, Мартен Во отплыл в Анкону. Там тоже ему оказывали всяческое внимание: он повстречал своего земляка, нормандского рыцаря Жиля де Гердена.

Едва заслышал Жиль, что Ричард заточен в темницу, а Жанны нет подле него, он страшно вспыхнул. Не надо удивляться, что он ничего не знал про дела в Акре: он не был в Акре с французскими войсками, а ходил богомольцем в Иерусалим и оттуда, вместе с Люзиньяном, попал на остров Кипр. Вот он теперь ухватил Мартена за глотку и тряс его, пока глаза у несчастного не выкатились, словно агатовые шары.

– Ну, болван, говори сейчас: где мадам Жанна? Не то я покончу то, что начал! – сказал он грозно.

Но Мартен ничего больше не мог ему сказать: он был мертв. После такого дела, даже в Анконе, приходилось бежать; и Жиль был готов убраться оттуда. Страсть к Жанне, которая никогда не покидала его надолго, разыгралась с такой силой, что ему захотелось непременно разыскать, увидеть ее, прикоснуться к ней или умереть. Единственной помехой был король: так надо его отыскать, куда бы ни забился он! Случилось, очевидно, одно из двух: или Ричарду она уж надоела, или он ее лишился по каким-нибудь превратностям пути. Могло быть и третье предположение: ее умертвили по приказанию королевы. Но он отклонил эту мысль: он был уверен, что Жанна жива.

«Великое дело – смерть, но и она не так велика, как наслаждение обладать Жанной во всей ее красе», – рассуждал он.

Он вполне был в этом убежден – и вернулся к двум первым предположениям. Если Жанна надоела королю, тот не постесняется (таков уж он от природы) так прямо и сказать в глаза ему. Жилю. Если же он потерял ее, то пусть сидит себе преспокойно в темнице, а Жиль со временем может ее найти. Надо только удостовериться. И еще вот что пришло ему в голову:

«Если он в заточении, в цепях, его убить довольно просто!»

И сердце его тешилось такой прелестной мыслью.

Никакого труда не стоило пройти по стопам Мартена: ясно – Венеция, Триест и вверх по горам до Бломау. Но тут след терялся, тщетно разыскивал его Жиль вдоль и поперек. Этот недогадливый господин по ложным слухам проехал даже в Вену. Но нам нет нужды пересказывать все его странствия. Шесть месяцев спустя после того, как он уехал из Анконы, в лохмотьях, без шляпы, голодный и холодный, он прибыл к крепким башням Граца. Проходя близ городского рва, услышал он чей-то чистый громкий голос:

Li dous consire Quem don'Amors soven…

Он понял, что наконец-то набрел на того, кого искал. Но кто-то еще, другой, клубочком прижавшись у стены, не спускал с башни своих жадных взоров и видел, как Жиль вдруг остановился, словно оглушенный, хлопнул себя рукой по затылку, потом прислушался и задумался, шевеля челюстями.

Голос оборвался. Жиль повернул обратно и тихонько пошел своей дорогой. Он проскользнул через городские ворота в город. А скорчившийся у стены человек все еще пытливо смотрел на него из-под длинных прядей своих всклокоченных волос.