Гонконг - Задорнов Николай Павлович (книги онлайн полностью бесплатно .txt) 📗

Матросы мыли палубу. Солнце еще не всходило. По палубе прошел Точибан с вещевым мешком.

– Ты куда собрался? – разгибаясь во весь рост, недовольно спросил его вслед Мартыньш.

Всему, что говорил Андрей Мартыньш, латышский акцент придавал большую силу и выразительность.

Японец обернулся и посмотрел на матроса. Тот стоял с намоченными веревками, тянувшимися от швабры по луже на палубе.

– Давай-давай! Работай! – ответил Точибан на чистом русском и небрежно кивнул головой.

Матросы до сих пор в этом японце видели что-то свое, знакомое и дружественное, с чем сжились в чужой стране.

«Но как люди быстро меняются! – подумал Мартыньш. – Хотя бы вежливо ответил или поклонился...»

Точибан что-то сказал своим вахтенным у трапа. Его не задерживали. У другого конца трапа полицейский бенгалец с одутловатым красным лицом даже не взглянул.

Точибан закинул мешок за плечи и вразвалку, как заправский моряк, пошагал в город.

На вымытую палубу вышли мичман Сергей Михайлов и юнкер Урусов, дежурившие сегодня на плавучей казарме С ними старший унтер-офицер. Раздались свистки – и пленные стали строиться на утреннюю молитву.

Японец ушел с блокшива и поселился в отеле в номере с Гошкевичем. Продолжали составлять большой японо-русский словарь и в тот же день стали делать черновые наброски. Узнавали друг от друга много интересного.

Чтобы Прибылов чувствовал себя свободней и не обращал на себя внимания, Гошкевич решил его переодеть. Позвал разносчика. Купил Точибану европейский костюм и соломенную шляпу. Китаец-портной за гроши тут же на улице подогнал пиджак и брюки по фигуре Прибылова. Башмаки у него уже были, легкие, какие обычно носили в этом климате европейцы.

...Иногда Точибан отлучался в город с позволения Гошкевича и почти всегда рассказывал о своих прогулках. Нельзя отказать ему в понятливости и наблюдательности. Словно ежедневная газета, доставлял в отель офицерам все городские новости, как видны они с улицы и известны толпе. Даже Александр Сергеевич не жалел, что разрешил рядовому покидать казарму и общий стол и жить в отеле.

Иногда Точибан где-то задерживался и приходил поздней обычного. Сказал, что познакомился с местными китайскими коммерсантами и бывает у них.

У Точибана появились деньги, и он старался сам платить за свой стол. По его словам, он помогал одной китайской фирме в ведении записей и составлении писем своим каллиграфическим почерком, также делал рисунки на посылаемых частных бумагах, и к нему обращались охотно – кажется, становился популярной личностью. А рисовал он хорошо, и картинки его исполнены вкуса и тонкого изящества.

– Матросы у нас работают, с деньгами, вам не надо отставать, – сказал японцу Сибирцев, которого Осип Антонович во все посвятил.

При случае, когда кто-то из немцев или американцев заходил в отель к русским офицерам, японца рекомендовали переводчиком Прибыловым. А по городу прошел слух, и, как всегда, говорили больше, чем есть на самом деле, что среди русских есть японский профессор, и американцы спрашивали, правда ли.

Точибан сказал Гошкевичу, что не хотел бы мешать ему обдумывать свои научные труды и затруднять занятия. К чему он клонил?

– Я мог бы переехать в другую комнату...

Прибылов снял в том же отеле отдельный маленький, темный и дешевый номер, похожий на кладовку с оконцем. При этом работал с неизменным усердием, с интересом, радовался, как ребенок, записи перевода каждого нового слова, и казалось, что составление словаря становится делом его жизни.

Держать Точибана взаперти, как полагал Осип Антонович, нет никакого смысла, – в самом деле, человек он скромный, тем более что и наши матросы, хотя и считалось, что ходят на работу и с работы под надзором унтеров, на самом деле, наверно, и отстают, и отпрашиваются, и всюду бывают. Кто за ними усмотрит, кто их разберет!

– Мне очень хочется рассказать в Гонконге... о прогрессе в нашей стране, – говорил японец, – и о значении в этом русских, как они могут быть полезны в Азии...

– Пожалуйста, рассказывайте, это ваше желание.

– Спасибо, спасибо...

Через несколько дней Точибан явился в новом черном костюме, сшитом китайским портным, на этот раз по последней моде, в крахмальном воротнике и шелковом шарфе-галстуке на груди, как у лондонского денди. Показал подкладку, на которой вышито золотыми нитками: «Especially made for mister Tochiban Pribilov. The best tailor of colony, M-r Fun-Tin-Shi» [56] .

Точибан все время с офицерами и как бы сам себя считает офицером. Сел, закинув ногу на ногу, и закурил сигару.

– Вы знаете, – сказал он Сибирцеву и Гошкевичу, – я свел знакомство с богатыми китайскими компрадорами, которые приглашают меня для прочтения доклада в свое общество.

– Когда вы читаете?

– Скоро... Но хотел бы посоветоваться...

– Ах, вот как! А вы знаете, что это за общество? – спросил Гошкевич.

– Богачи, всегда очень нарядные, очень умные и умелые, как они сказали, все, что англичане продают и покупают, проходит через их руки. Я думаю, в их руках торговля...

– Что смущает вас?

– Мне помогает один человек...

– Кто же?

– Мистер Вунг. Или, как все его называют, Джолли Джек. Или Ред Роджерс. Вы знаете, прежде, когда он торговал одуряющей и разжигающей сладострастие жидкостью для английских матросов, его звали Ред Роув. Что это такое!

– Что такое «ред роув»? Это, кажется, пиратский флаг, – сказал Сибирцев.

– Поэтому потом ему стало неудобно носить такое имя и он отказался от популярности и переменил прозвище на Ред Роджерс, а еще его зовут Джолли. Общество предложило мне сделать доклад. У них свобода слова. Поэтому Джолли Вунг пригласил меня.

– Вы были у него в усадьбе?

Точибан поклонился, но не ответил – могло означать что угодно.

– Хороший у него дом? – спросил Сибирцев.

– Довольно красивый, но слишком богатый. Мистер Вунг уверяет: «В моем доме пахнет книгами!», но я еще не заметил... Из библиотеки вынесены книги, там у мистера Вунга собственная опиокурильня. Много дорогих предметов! Отсутствует поэзия скромности. Недостаток вкуса вполне возмещается гостеприимством.