Ганнибал - Линдсей Джек (электронные книги без регистрации .txt) 📗
В его памяти всплыло воспоминание о первых его столкновениях с политиканами Кар-Хадашта после возвращения на родину. Как он прогнал с трибуны патриция, который высказывал глупые предложения о том, чтобы отказаться принять условия мира. Тогда он не понимал, почему пришел в такую ярость, но теперь знал, что он почувствовал в ораторе социального врага. Поступая так, он отрекался от своего сословия; он видел неспособность этого сословия действовать с прямотой и решительностью, свойственными духовно цельным людям. По той же причине он расхохотался в Сенате, когда все скорбели по поводу контрибуций. И когда они стали упрекать его, он ответил надменно:
«Если бы вы могли видеть мое сердце так же, как вы видите мое лицо, вы знали бы, что мой смех вырвался не из радостного сердца, но из сердца, обезумевшего от горя. И все же мой смех не столь безрассуден, как ваши слезы. Вам следовало плакать, когда у нас отобрали оружие и сожгли наши корабли. Но нет, вы безмолвствовали, видя, как грабят отчизну, а теперь вы сокрушаетесь, как будто наступил конец Кар-Хадагита, потому что вам приходится оплачивать часть контрибуции из собственной мошны. Боюсь, что вы очень скоро сочтете это наименьшим несчастьем из тех, которые вам еще предстоит пережить».
Его чуть не убили, когда он произнес эти слова. Как они теперь, должно быть, жалеют, что не умертвили его тогда. И теперь он должен дать своим врагам повод для торжества!
Но другого выхода не было. Он не мог предать людей, доверявших ему. Он не мог отдать их на растерзание.
После обеда он отпустил всех, кроме слуг. Он отдал несколько распоряжений на завтра и объявил, что будет отдыхать. Но оставшись наедине с Бараком и Келбилимом, он сказал:
— Я решил. Седлайте коней!
Келбилим поклонился и вышел. Через несколько минут он вернулся и доложил, что все готово. Ганнибал и Барак спустились за ним по переходу и вышли на двор позади дома. Под навесом стояли оседланные кони.
Взяв поводья, они тихо повели коней к изгороди, а затем вдоль маленькой речки. Вскоре они оказались на обсаженной терпентинными деревьями дороге и вскочили в седла. Поначалу они ехали небыстрой рысью, потом Ганнибал оглянулся на своих спутников и крикнул:
— Скорей!
Они понеслись во весь опор по большой дороге. Около полуночи взошла луна и залила всю местность серебром.
Незадолго до зари они добрались до деревни, где их ждала заранее приготовленная Келбилимом смена лошадей. При свете фонаря они поели хлеба и сыра; потом снова понеслись вперед. Они мчались весь день. Келбилим проделал этот путь несколько недель назад и все подготовил. Они скакали по пыльной дороге, пот ручьями катился по бокам лошадей, под их копытами потрескивала выжженная трава и чахлый колючий кустарник. Они неслись через поля, где рабы мотыжили землю, не распрямляя усталых спин, чтобы посмотреть им вслед; через деревни, где женщины выходили к дверям своих лачуг и звали детишек криками, напоминавшими крики грачей; по рощицам из колючего дуба, где бегали, лая, шакалы. Наконец, много раз сменив лошадей, они приехали в усадьбу, где кони ждали их у каменных кормушек, стоявших вокруг старого колодца. Тут они поели хлеба и фиников и помчались дальше — через заросли дикого вьюнка, прогромыхали вверх по каменистому холму, а потом снова понеслись по равнине. Губы у них растрескались и запеклись, веки воспалились, глаза затуманились от усталости, горло пересохло. Кости ломило, тела покрылись волдырями. Они не разговаривали.
Солнце клонилось к закату, когда они достигли гребня горы и увидели свои длинные тени, наклонно вытянувшиеся впереди их, а внизу — маленький морской порт, в котором только на судовые мачты светили еще последние солнечные лучи. Они проехали тяжелый путь — более двухсот пятидесяти миль. Теперь один из кораблей, стоящих там внизу, перевезет их на остров Керкину. Оттуда они смогут добраться до Тира.
— Мы отправимся к царю Антиоху, — сказал Ганнибал, внезапно почувствовав, что спутники вправе ожидать от него каких-нибудь разъяснений. — Я считаю, что только восточные царства с их крестьянским населением имеют достаточно сил, чтобы успешно противостоять Риму. Мы проведем ночь в моей маленькой усадьбе там внизу и на заре отплывем. И возможно, через несколько лет я снова высажусь на африканской земле во главе своих воинов.
Я выпью большую чашу молока, — думал Барак. И эта мысль была выражением бесконечной благодарности к жизни. — Большую чашу молока. Ее принесет мне молодая девушка с босыми ногами, и я осушу ее до дна, прежде чем соскочу с коня.
4
Герсаккон провел три недели в горах. Первую неделю он постился — ничего не ел и только пил воду из родника. У него было несколько монет в мешочке на поясе, но он выбросил их. Он бросил свою одежду, оставив на себе лишь рубашку, которую повязал вокруг бедер. За неделю поста его посетило много видений, он слышал много голосов и под конец увидел Звезду, упавшую с неба, и нашел брошенную Жемчужину.
Странные истины раскрывались ему в пении птиц. В эту неделю он ощущал весь мир как тонкую завесу, за которой колыхались призраки, прекрасные и страшные. Обвинения Динарха в шарлатанстве представлялись ему как искушение, как попытки уничтожить его веру, и он отверг их. Все, что говорил Динарх, воспринималось им теперь как непосредственное познание. Нельзя было отделять символ от действительности. И он в это поверил.
В конце первой недели он пришел к крестьянам в горы, они дали ему хлеба и фиников, но он съел очень мало. Прежде чем он заговорил, они поняли, что перед ними святой человек; а когда он заговорил, они приняли его слова как истины, в которых нельзя сомневаться, но которые и не нужно понимать. Достаточно было и того, что дух бога говорил и был услышан. Впрочем, присутствие пророка обязательно изгонит злых духов из деревни. Если бы его можно было уговорить поплевать на поля, которые вскоре будут засеивать, было бы еще лучше. Но некоторые женщины встревожились. Ибо он говорил им о необходимости раскаяться и войти в лучший мир, который может быть порожден только единением верующих, скреплением их узами, рожденными внутренним очищением каждого мужчины и каждой женщины наедине с Богом. Он объявил жертвоприношения источником зла. Многие крестьяне испугались, и его забросали камнями из-за стены.
Он сошел вниз, в город. За ним следовала крестьянка, которая не могла забыть его скорбных глаз. Он пошел к себе домой и освободил всех рабов. Взяв деньги, которые были в доме, он роздал их в кварталах бедняков. Ловцы губок и нищие долго шли за ним после того, как у него уже ничего не осталось, а потом пришли в ярость, повалили его наземь и топтали ногами. Крестьянка потеряла его на время из виду, но потом нашла его лежащим в грязи и укрыла в надежном месте. Три дня он был в лихорадке, затем очнулся, и ум его прояснился. Он вспоминал вслух, что делал и говорил, как будто смотрел на все со стороны. Но он не утратил своей веры. Только бред его прошел. Он все еще ощущал настоятельную потребность проповедовать людям братство и обличать жертвоприношения. Ему постоянно чудилось, что великая сила поддерживает его.
Он поднялся и вышел, крестьянка следовала за ним. Он почувствовал трепетную волну возбуждения, проносящуюся над городом; это взволновало и встревожило его, и в нем появилась еще более сильная потребность проповедовать. Это было наутро после исчезновения Ганнибала.
5
Сенат принимал прибывших римских послов. Уже разнеслась стоустая молва о Ганнибале. Одни говорили, что он исчез, что его убили, а то и похитили олигархи, другие — что он внезапно возвратится с могучей армией, собранной бог весть где. Слухи достигли Сената и вызвали смятение среди сенаторов, испугавшихся, что вдруг их ловкий ход будет отражен какой-нибудь невероятной неожиданностью, чем-то таким, что они совершенно упустили из виду. Одни только римские послы и их свита выказывали холодное безразличие.
