Возвышенное и земное - Вейс Дэвид (читать книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Императрица согласилась принять их с Вольфгангом в Шёнбрунне, и Леопольд решил, что поступил правильно. Она принимала их в Миллионном зале, своем самом любимом.
Вольфганга не тронула бьющая в глаза роскошь Миллионного зала, на который Мария Терезия потратила миллион гульденов. Богатство его отделки скорее отталкивало, чем привлекало. Обилие позолоченных и золотых украшений угнетало.
Перемена, происшедшая в императрице, поразила его. Всего пять лет прошло с их последней встречи, а постарела Мария Терезия лет на десять. Она щурилась через лорнет. Лицо ее пожелтело и обрюзгло. Императрица до безобразия растолстела, и уже ничто не напоминало о ее прежней красоте.
Мария Терезия, видно, страдает от ревматизма, подумал Леопольд, так неловки и неуклюжи все ее движения, а может, у нее и водянка, отекла она изрядно. Вдовий траур, который она не снимала со дня смерти мужа, еще более подчеркивал мрачное выражение ее лица.
Она сделала им знак подойти поближе, и Леопольд заметил висящую у императрицы на поясе сумку с бумагами. Сначала он решил было, что это государственные бумаги, но потом заметил, что это всего лишь ее письма к детям.
Одно письмо особенно не давало покоя Марии Терезии. Огорченная поведением Марии Антуанетты, она без конца обдумывала свой ответ дочери. От посланников в Версале, направленных туда специально, чтобы следить за дочерью, она много наслушалась об опасной враждебности, проявляемой Марией Антуанеттой к нынешней любовнице Людовика XV госпоже Дюбарри, о сумасбродствах и легкомыслии дочери и считала своим долгом предупредить ее: «…если ты не станешь вести себя более сдержанно и осторожно, с тобой может случиться большая беда, по тогда уже будет поздно».
И вот теперь ни с того ни с сего приходится урывать свое драгоценное время для этих Моцартов, которые немногим лучше бродяг и, конечно, пришли о чем-нибудь клянчить. Но Мария Терезия никогда никому не отказывала в аудиенции и гордилась этим. И к тому же интересно посмотреть, остался ли мальчик таким же заморышем или подрос?
– Рассмотрев их через лорнет, Мария Терезия сказала:
– Господин Моцарт, ваш сын выглядит бледным и хилым. Бесконечные поездки измучили его. Вы слишком многого от него требуете.
– Ваше величество, Вольфганг никому ни в чем не уступит. Даже Глюку.
– Вот как? Но ведь он еще ребенок. Посмотрите, какой он маленький!
– Однако его оперы не назовешь маленькими. Ваше величество, если господин Гассман не сможет справляться со своими обязанностями, Вольфганг будет счастлив служить вам.
– Вам следует обратиться к императору. Это по его части.
– Могу ли я поговорить с ним, ваше величество? Он всегда был добр к нам.
– Он в Польше.
Светским тоном, чтобы скрыть свое разочарование, Леопольд сказал:
– Ваше величество, вы можете гордиться тем, как император Иосиф разрешил польский вопрос.
Мария Терезия сидела сгорбившись, тяжело дыша. Но, заметив жалость во взгляде Леопольда, подтянулась и высокомерно произнесла:
– Пришлось забрать эти земли, чтобы оградить империю от России и Пруссии. Только так нам удалось предотвратить войну.
– Должно быть, это потребовало от вас немалых усилий, ваше величество?
– Да! – Она переменила тему. – Вы видели в Италии моих сыновей. Как они? Здоровы? Я поддерживаю отношения с детьми лишь с помощью переписки. Мои обязанности привязывают меня к Вене. Таков уж мой удел.
– Они здоровы, ваше величество. Оба были весьма милостивы к нам.
– Очень тяжело примириться с тем, что дети покидают нас, один за другим.
– Ваша дочь Мария Антуанетта отнеслась к нам с большой добротой, – сказал Вольфганг.
– Давно это было? – Мария Терезия забыла о том времени.
– Вольфганг был тогда еще ребенком, ваше величество, и вы держали его на коленях.
Вольфганг не хотел вспоминать о том времени, когда Мария Терезия держала его на коленях, но он не забыл красоты и очарования Марии Антуанетты.
– Она показывала мне Шёнбрунн, ваше величество.
– Моя дочь была тогда девочкой. Вам повезло, господин Моцарт, наш сын остался с нами, а мои сыновья рассеяны по всему свету.
– Мы благодарны вам за вашу доброту, ваше величество. И очень надеемся, что, если бедный господин Гассман покинет нас, вы не забудете о Вольфганге.
Императрица встала, показывая, что аудиенция окончена.
– Очень милостиво с вашей стороны было принять нас, в те величество.
Вольфганг этого не думал. Он сомневался, действительно ли Мария Терезия их добрый друг, как утверждал Папа. Чтобы сохранить равновесие, она ухватилась за высокое кресло, видно, у нее уже давно не гнется спина, догадался Вольфганг.
Они пятились к дверям Миллионного зала, не отводя глаз от Марии Терезии. Такой Вольфганг запомнил ее навсегда: суровая правительница, способная хорошо относиться к человеку лишь в том случае, если это не требовало от нее никаких затрат или если человек этот – ребенок, предпочтительно ее собственный.
Леопольд несколько примирился с судьбой, когда его пригласили дирижировать мессой Вольфганга «Dominicus» («Доминикус») в церкви Ам Гоф. Это была большая честь. Иезуитская церковь, старинная и знаменитая, находилась рядом с дворцом Коллальто, где Вольфганг играл в свой первый приезд в Вену. Дирижируя произведением сына, Леопольд позабыл о ревматизме; он чувствовал, что успешно справился с почетной задачей, потому что Вольфганг обнял его потом и ласково пошутил:
– После боженьки идет Папочка.
Концерт состоялся весьма своевременно – через три недели буллой Клемента XIV иезуиты были изгнаны из всех владений Габсбургов.
Через месяц Колоредо вернулся в Зальцбург, а вслед за ним вернулся Леопольд. Узнав, что Мария Терезия неплохо пополнила имперскую казну за счет иезуитского имущества, архиепископ тут же последовал ее примеру.
Это показалось забавным Леопольду, и он сказал Шахтнеру, которого пригласил к себе на новую квартиру, чтобы разузнать, не рассержен ли Колоредо его отлучкой:
– А архиепископ знает, как добывать деньги.
– Его отец – один из главных советников Марии Терезии. С кого же ему брать пример!
– И вы это одобряете? – Шахтнер был вольнодумцем, и у него, как и у Леопольда, среди иезуитов имелись друзья – тот же Буллингер, например.
– Запрещение Ордена не прошло, видно, даром для архиепископа. Он страдает поносом с самого возвращения из Вены.
– Что же его так расстроило?
– Сменится папа – и иезуиты вновь окажутся в фаворе. Ведь их изгнали только из политических соображений. Ну как, Мария Терезия пообещала вам что-нибудь?
– Что вы имеете в виду? – Леопольд смутился.
– Все в Зальцбурге знают, что Гассман тяжело болен и скоро двору потребуется новый капельмейстер. Иначе зачем вам было добиваться аудиенции у Марии Терезии?
– Дураки везде дураки, а в Зальцбурге особенно.
– И тем не менее вы просили место для Вольфганга? Разве не так?
– Правда то, что в Зальцбурге многие страдают не только поносом, но и словесным недержанием, а если оба вида вместе – это становится опасно. Колоредо ничего не говорил по поводу моего отсутствия?
– Он был слишком занят иезуитами.
– Лучше бы он занялся вопросом стоимости жизни. Цены баснословно растут, неизвестно, как мы сумеем прожить на свое маленькое жалованье. Нам придется просить подаяние.
– Леопольд, вам пообещали что-нибудь в Вене?
– Полагаю, всевышний готовит нам иную судьбу.
– Без сомнения. – В голосе Шахтнера звучала насмешка.
Леопольд сказал более мягко:
– Мы с Анной Марией сочтем за честь, если вы согласитесь быть гостем на нашей серебряной свадьбе.
– С радостью. Но ведь вы говорили, что двадцать пять лет исполнилось в прошлом году.
– Двадцать первого ноября 1772 года. Только мы не могли тогда отпраздновать это событие – ездили с Вольфгангом в Италию из-за постановки «Лючио Силлы».
– А Буллингера вы пригласите?
– Разумеется. Он наш близкий друг.
Барбаре Вольфганг решил передать приглашение сам. С сердцем, полным любви, в прекрасном расположении духа он шел быстрым шагом через мост в старую часть города. Вольфганг любил оживленную суету и веселье приемов и балов, ему нравились хорошенькие девичьи лица и изящная музыка, которую он писал для таких случаев: искрящаяся, нарядная, легкая, но уж никак не пустая, с горячностью подумал он; и ему хотелось, чтобы Барбара разделила его настроение. Ему хотелось петь в предвкушении радостной встречи, но он боялся, что своим голосом не сумеет выразить охватившие его чувства. Стоял ясный воскресный день, необычно сухой и погожий для ноября. Вольфганг радовался привычным предметам, встречавшимся на пути. Быстро пройдя через Юденгассе в «Городе бюргеров» и через переулки, такие узкие, что, вытянув руки, можно было коснуться стен противоположных домов, он вышел на широкую Резиденцплац, где стояли в ряд несколько экипажей. При ярком солнечном освещении «Город суверена» выглядел особенно внушительно.
