Русь изначальная. Том 2 - Иванов Валентин Дмитриевич (читаем книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗

Он опомнился, лежа ничком. Проклятый пояс, проклятое золото неотступно лезло на ум. Цена всей жизни. Цена всей крови. Да святится имя твое…

Собрав растрепанные манипулы, Гераклед ответил стрелами на стрелы.

В каждой манипуле числилось от тридцати до сорока лучников, обученных из числа тех, кому давалось это труднейшее искусство и кто обладал более верным глазом.

Тщетно солдаты состязались со славянами, солдатские стрелы едва летели на триста шагов, славяне же, не сближаясь, участили стрельбу. Сотни стрел били тесный строй ромеев. Железные острия находили лица и шеи, вонзались в колени над наголенниками, в ступни ног. Так не могло длиться.

Гераклед двинул черепаху щитов не к крепости, сделавшейся бесконечно далекой, а к лесу, чтобы, живой силой пробив конницу, найти укрытие за деревьями.

Семь сотен шагов до леса. Десять тысяч стрел. Не остерегаясь ромейских лучников, которые не умели стрелять на ходу, славяне приблизились спереди, сзади. Щелканье тетив, треск, свист стрел. Удары, удары, удары…

Солдаты остановились без команды. Невредимые, так же как и раненые, бросались на землю, прекращая сопротивление. Только бы дышать. Лег и комес Гераклед, ожидая воли победителя.

Узнанный по роскоши доспехов, Гераклед предпочел цепь на руках веревке на шее. По его приказу ночью ворота крепости открылись для россичей и уголичей, наряженных в ромейские доспехи.

Разрушать легко. На следующий день пленники разметали свежие стены большой и малой крепостей и все внутренние постройки. Дерево сожгли. Камни сбросили в ямы, раскидали подальше.

К вечеру горный проход открылся всем ветрам. Крепость Новеюстиниана прекратила свое недолгое существование.

4

Войско спускалось с южных угорьев Планин. [26] Лето цвело полной силой деревьев и трав. Лошадям хватало сочных пастбищ, обильных ручьев. Вода в чужой земле была сладка. Чистые ключи выбивались из-под планинских отрогов и, радуясь освобождению от каменного гнета, шипели, искрились встречей с солнцем.

Южный ветер приносил запахи, не слыханные людьми и лошадьми. И время, таинственно устремляясь в лицо всаднику, как ветер, волновало сердца.

Россичи шли теперь одни, союзное войско двигалось смежной дорогой. Тесно вместе трем тысячам всадников и в пути, и у водопоев, и на ночных выпасах. Но и без того пора пришла союзникам разделить войска.

Не росский порядок жил в отрядах уголичей, тиверцев и других североднепровских славян, составивших общее войско под управой Владана. Союзники казались россичам буйными, распущенными, как плохо выезженные лошади. На пути между Дунаем и Планинами случались ссоры. У россичей недосчитались нескольких коней: не уследили за ними по доверчивому незнанию. Уголические старшие руками разводили: дескать, сами лошади отбились. Князь-жупан Владан просил Ратибора не гневаться на малую обиду: так-де у нас и между родами случается.

После взятия крепости Новеюстиниана, не дожидаясь общего дележа по справедливости, союзники хватали себе все, на что успевали первыми наложить руку. Не будь у росских воинов крепкого послушания Ратибору и сотникам, мог бы получиться кровопролитный раздор.

Чтобы россичи по незнанию земли не забрели в тупые долины, Владан дал Ратибору проводников из опытных воинов и постарше возрастом. На них жаловаться не приходилось. А о других что сказать! Уклад слабый у здешних славян, еще плохо люди уделаны. В старое время и на Роси не было порядка, как старшие рассказывали младшим.

Поистине же удивляла империя. Далеко выброшены жадные лапы с железными когтями крепостей, каменные пальцы вцепились в Дунай. Наше все, наше! А где же ромеи, такие люди, каких россичи привыкли встречать на Торжке-острове? Нет их.

За Планинами жили люди славянского языка, общего с уголичами, тиверцами, с речью, понятной и для россичей. Их, как родных, задунайские славяне не разоряли.

Эти поселенцы насчитывали и пять, и шесть, и девять поколений своей оседлости на имперской земле. Одни сами пришли, силой устроились. Другие же – по договору с ромеями. Привлекала земля своим плодородием. Ромейские славяне жили в плохих избах, в скудости, как уголичи. Может быть, они тоже, как уголичи, умели скрывать свое достояние от чужих глаз. Глядя на чужую жизнь с седла, узнаешь лишь то, что тебе люди сами скажут.

Для уголичей ромейские славяне были полезны. Через них шла мена-торговля. От них за Дунаем много знали о случившемся по всей империи. С их слов Владан рассказал Ратибору, где и какие войска стоят во Фракии.

Здесь сеяли полбу, пшеницу, ячмень, овес, разводили большие сады, скот был мелкий, но крепкий. По осени приходили сборщики и собирали дань. Фракийские славяне за золото служили в имперских войсках.

Двуликие люди, будто и своего языка, будто бы и чужие, не вызывали у россичей ни добрых чувств, ни вражды. Чем-то дурным, унизительным казалось подчинение ромеям, плата подати за землю. Пашня принадлежит тому роду, тому племени, которое ее подняло и с нее кормится. Как же можно кому-то чужому отдавать свой кусок?

У реки, звавшейся Гебром [27], по мысли князь-жупана Владана, союзники поделили между собой Фракию. Россичам выпало идти на восток, в коренные владения ромеев. Уголичи со своими друзьями пойдут на запад, к большому городу Филиппополю. И тем и другим придется повстречаться с имперскими войсками.

Первая победа дала россичам уверенность в своем превосходстве над ромеями, которые даже из лука не умели стрелять. Россичи чувствовали себя вольными наездниками, перед которыми открыто свободное поле. Империя перед ними отступала, сжимаясь, втягиваясь в раковину, как улитка от уголька, поднесенного к глазкам-щупальцам.

Ко времени выхода славян на Гебр об их вторжении было известно уже в Палатии. Знали силы вторгнувшихся, знали и о россичах. Донесения обозначали их как неких варваров, до сего времени еще не нарушавших границы империи. Среди имперских славян сидели лазутчики-соглядатаи, которые умели заслужить плату.

Готовился к действиям западный центр Фракии, старый город Филиппополь. На востоке, доставшемся россичам, в пяти днях пути от Византии, находился главный город Фракии, древнейший Ускудам-Орестия, шестнадцать поколений тому назад получивший новое название по императору Адриану и недавно нареченный Юстинианополем для сохранения в веках имени правящего базилевса.

Префект Фракии, светлейший патрикий Кирилл, собирал к Юстинианополю гарнизоны ближайших крепостей. В крепостях оставляли солдат только для защиты стен. Лазутчики принесли весть о падении Новеюстинианы и гибели «меча веры» Геракледа, в котором Кирилл без обиды видел своего преемника.

В те годы древняя Фракия, разоренная налогами и двумя столетиями нашествий, для удобства управления была поделена на несколько провинций. Земля между Понтом Евксинским и нижним течением Дуная именовалась Скифией. На юг от Скифии до Планинского хребта простиралась Мизия Вторая, ограниченная на западе рекой Оскос-Искир. Еще южнее, между хребтами Планинским и Родопским, находилась провинция Эммонт.

Патрикий Кирилл в дни мятежа Ника был назначен префектом Византии вместо Евдемония. Когда прежние сановники вернулись на свои места, Кирилл получил назначение в Скифию; это была почетная ссылка в страну дикую, покрытую болотами, камышовыми топями, в страну туманов, с тяжелым, нездоровым климатом. Впоследствии Юстиниан пожаловал Кирилла переводом в Мизию Вторую, еще более безлюдную, чем Скифия, тоже нищую. Зато в Мизии было меньше комаров, не мучили влажная мгла и гнилая вода. Затем Кириллу досталась Дакия, самая западная из фракийских провинций. За назначение в Юстинианополь Кирилл поднес казне базилевса донатий в сто двадцать фунтов золота. Столица Фракии была преддверием Византии.