Трубка снайпера - Зарубин Сергей Михайлович (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗

Утром следующего дня Номоконов был в правлении колхоза. Когда разошлись люди, получившие наряды на работу, он заглянул к председателю.

— А мне сказали, что ты на охоту уехал, — протянул тот руку. —Ну, снайпер, посмотрел нашу жизнь?

— Все прикинул, все глядел, — сказал Номоконов. — Вчера разведку делал. Это верно, мало стало зверя, не прокормиться колхозу. Однако, никуда не поеду. Так думаю, что здесь надо работать, в селе.

— Дело твоё, — сказал председатель. — Только вот ничего не выходит. Я-то знаю цену нашему хлебу… Машин нет. Да и народ износился, устал.

— Совсем ты испугался, паря, — вежливо сказал Номоконов. —Видно, не жил плохо. Ещё приходи: про отца своего расскажу, про старые годы. Это когда в чумах и юртах жили… И за границей насмотрелся. Вроде все блестит на улице, богато, а зайдёшь в дом —большую нужду увидишь, в семьях простых людей соль да картошку на столе. Ребятишек видел оборванных, никому не нужных. И заграничные люди хлеба у меня просили. Самое тяжёлое время выдержал народ, а теперь чего страшиться? Трудно будет, это так. А вот не должны все время плохо жить! Богатые здесь места, знаю. А паника — самое пропащее дело. У нас в полку тоже случалась. Погоди, председатель, послушай. Около Ловати дело было, немец обходил. Так вот… Митинг, помню, собрали. Один командир, с виду большой, сильный… Сказал, чтобы по одному выходили люди к свежим частям. Словом, чтобы каждый спасал свою шкуру кто как может. А потом другой выступил, такой же по званию, капитан. Надо, сказал, в кулак собраться, оружие приготовить, заграждения ставить, окопы рыть! Я тоже копал… Маленькой казалась траншея, ненужной. А капитан пулемёт ставил и говорил, что вспомним про этот день, когда в Германию с победой явимся! Так и получилось. Сперва зацепились, огонь открыли, на землю положили фашиста. А потом погнали, стало быть. Под конец войны быстро побежал фашист… В нашем хозяйстве зацепку надо найти. А потом наладимся.

— Ну хорошо, — нахмурился председатель. — Раз решил остаться — пожалуйста. Правильное дело. Я ведь от души, семью твою жалел… Только куда тебя приспособить? — забарабанил он пальцами по столу. — Бригадиры имеются… В столярке старичок трудится, тоже гнать нельзя. Вот так, товарищ снайпер, рабочие руки нам нужны.

— Думал, за большой должностью явился? — усмехнулся Номоконов. — Бери мои руки, давай задание!

— Вот это другое дело, — оживился председатель. — Сам понимаешь, как нужны люди. Пока на разных работах побудь, а там посмотрим. Дел много, успевай поворачиваться. Из детдома недавно приходили, просили дров подвезти. Кони заняты, может, на своём съездишь?

— Давай поеду, — сказал Номоконов.

Отборных дров привёз Семён Данилович детям, родители которых погибли в боях, помог распилить, наколоть. А вечером отвёл Шустрого в полупустую колхозную конюшню, ласково потрепал его по гриве, прошептал:

— Общим будешь, для всех.

Так после войны начал Номоконов счёт своих трудовых дел. По-прежнему курил он трубку, полированную, купленную в Маньчжурии у китайского лавочника. Можно было лишь представить, как сверкнула на ней, засияла первая послевоенная отметка «честной работы» — и такая песня есть у тунгусов из рода хамнеганов.

В первую послевоенную зиму «на разных работах» был Семён Данилович. Дров заготовил в тайге, навозил их целые горы — к правлению, к детдому, к избам стариков и слабых людей, искалеченных войной. Тепло стало людям. Не было навыков к хлебопашеству, но когда ему поручили возить на поля удобрения, горячо принялся за это дело. Заметили, что «справные» лошади у человека, ухаживающего за ними, и сбруя починена — подогнана, и телеги не скрипят, не разваливаются — назначили в колхозную мастерскую. Табуретки делал, телеги, рамы для парников. Начался сев — опять перевели на другое место. Зерно возил на пашни, воду, прицепщиком работал, сеяльщиком. Летом косил сено, ремонтировал дороги. Два года пас скот, потом две зимы проработал конюхом.

Давно уехал из села председатель колхоза, заходивший «на огонёк» к демобилизованному старшине. Теперь он работал на комбинате, и Номоконов не раз видел его, когда бывал там. Человек с красным лицом, одетый в добротный кожаный реглан, критически осматривал залатанную козью дошку конюха, протягивал руку и неизменно спрашивал:

— Ну, нашёл зацепку?

Отмалчивался Номоконов, отходил в сторону, а однажды не протянул руки: бывший председатель колхоза, жалкий, растерянный, подошёл к нему в чайной.

— Богатым стал, в костюм оделся! Может, вместе выпьем, снайпер?

— Пропащий ты человек, — покачал головой Номоконов. — Кругом лишний.

Постепенно крепло хозяйство таёжного колхоза. Сперва свежие доски появились на прохудившихся крышах, молодые тополя зазеленели в палисадниках. А потом все чаще стали наведываться в село новенькие тракторы из МТС, автомашины и комбайны. За околицей выросли постройки животноводческой фермы. В селе открылись почтовое отделение и начальная школа. Неплохие урожаи зерна стала давать удобренная земля. Пришло время, когда на трудодни было выдано хлеба столько, что хватило на весь год.

Не стали сниться Номоконову тяжёлые сны — уже мало что напоминало о войне. Как-то приехал научный работник из Ленинграда, попросил передать для музея трубку с отметками об охоте за фашистским зверьём, «Памятку снайпера», спросил, кому Семён Данилович сдал свою винтовку № 2753, облегчившую, как он сказал, участь не одного ленинградца. Все, как было, рассказал Номоконов: не лежать его винтовке в музее, не смотреть на неё народу. Среди Валдайских высот, на краю заболоченной долины, в блиндаже, где жили снайперы, разобрал Номоконов винтовку, попавшую ему в руки в Старорусских лесах. Ложе выбросил, а железные части густо смазал, завернул в холстину и зарыл поддеревом. Очень хотелось Номоконову вернуться после войны к месту, откуда начался его боевой путь, разыскать свою любимую винтовку и увёзти на родину. Пригодилась бы в тайге, на охоте. Только не пришлось вернуться к Валдаю. Там, возле блиндажа, под корнями дерева пусть ищут, если надо. Не заржавеет… Сдал Номоконов на списание ещё две винтовки. Одну на Карельском перешейке, другую — за Кенигсбергом. Тоже были ладной работы.