Ковчег детей, или Невероятная одиссея - Липовецкий Владимир (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗
Пржевоцкий был членом партии большевиков с 1905 года, смолоду состоял в подпольных кружках, встречался с Владимиром Лениным и успел побывать в ссылке. Но не ожесточился и не стал революционером-ортодоксом. Его живой и практический ум взывал к переменам в стране. Но не любой ценой.
Гражданская война принесла народу неисчислимые страдания. Она коснулась всякого человека — царя и крестьянина, еще более разделила богатого с бедным, лишила миллионы людей здоровья и жизни, умножила число вдов и сирот. И то, что их дочери оказались за тысячи километров от Петрограда, — тоже следствие все той же всенародной распри.
Когда поздней осенью 1918 года они предприняли поездку на Урал, то казалось, возвращение колонии близко. Но, увы, завершается уже и следующий год — 1919-й, а дети все еще не дома — напротив, уехали еще дальше. И сегодня находятся на берегу Тихого океана, точнее, на маленьком острове, который найдешь не на всякой географической карте.
Недавно сотни родителей собрались вновь, чтобы обсудить в который уже раз, что делать дальше, как вернуть детей. И приняли решение отправить еще одну делегацию, уже не в Сибирь, а на Дальний Восток, на край света. И снова выбор пал на Альбрехта и Пржевоцкого. Объявлен даже сбор денег — по 25 рублей за каждого ребенка.
Но что скажут в Москве? Одобрит ли Советское правительство поездку делегации?
Чтобы получить ответ на этот вопрос, Пржевоцкий отправился в столицу. Вчера он вернулся. И первый же визит — к Альбрехту, на Инженерную улицу.
Валерий Львович ждал Пржевоцкого с нетерпением.
— Ну, как в Москве? — спросил он, едва Пржевоцкий переступил порог.
— Немногим лучше, чем в Питере.
И далее рассказал, что ему довелось увидеть за короткое время.
…Сегодня в Москве живет не более миллиона человек, вместо прежних двух. Казалось, должны быть пустующие дома. Но за прошлую зиму многие деревянные дома сожжены. Их употребили на топливо. Санитарное состояние города поистине ужасно. Улицы тонут в грязи и отбросах. Редко можно встретить человека без ящика, мешка или корзины. Торгуют всем, что попадет под руку и что имеет хоть какую-нибудь цену. Жители города производят странное впечатление. Пржевоцкому встретился обыватель, одетый в сюртук и в лакированных ботинках, но без воротничка и чулок.
— Остатки буржуазии донашивают остатки былого величия, — заметил Альбрехт не то с иронией, не то с грустью. — А вы были на Сухаревке?
— Разумеется был. Там, как и раньше, сосредоточена вся торговая жизнь Москвы. И знаете чем торгуют? Представьте себе, собачьим мясом. Конина в Москве считается роскошью, а говядина давно забыта.
Кажется, достаточно было и рассказанного, чтобы представить себе, какова жизнь в российской столице, но Иван Петрович продолжал говорить дальше.
Его интересовали дети. Он даже посетил одну из школ. По ее коридорам бродило не больше двух десятков учеников. Остальные были заняты поисками еды. Среди детей высока смертность.
Эпидемия сыпного тифа косит жертвы. Рабочий день в Москве начинается с восходом солнца, для чего стрелки часов все время передвигаются. Но работа тормозится из-за отсутствия топлива и сырья. На заборах и стенах расклеены воззвания: «Все для починки локомотивов!», «Локомотивы — сердце страны!», «Смотри на локомотив как на свое собственное сердце!» и тому подобное. Автомобили находятся в распоряжении комиссаров, а рядовые коммунисты на велосипедах составляют особые отряды. В Москве сейчас, по оценкам, 70 тысяч красногвардейцев, а еще 30 тысяч тайных и явных агентов «чрезвычайки».
— Наверно, такие меры предосторожности объясняются антибольшевистскими настроениями? — спросил Альбрехт.
— Многие надеются на внезапное падение советской власти, — ответил Пржевоцкий. — Но я думаю, хозяйство Москвы, да и вся страна, доведено до такого состояния, что всякому, кто возьмет власть, будет трудно поддерживать порядок.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
ЧИЧЕРИН ОБВИНЯЕТ
Валерий Львович понимал, что главные новости впереди. Не пришел же в самом деле Иван Петрович, чтобы ограничиться рассказом о Москве. Но не торопил его, тем более что из кухни доносился запах жареной картошки. Той самой, которую Альбрехт припас в музейной каморке.
Жена Альбрехта, в отличие от мужа, напоминавшего фигурой подростка, была женщиной дородной. Ее округлое лицо светилось добротой, а глаза смотрели внимательно и чуть насмешливо.
К приходу гостя она надела свое любимое белое кисейное платье. И со слезами благодарности приняла из рук Ивана Петровича букет цветов. Удивительный подарок, учитывая, что за окном стоял декабрь. До нового, 1920 года оставалось три дня. Оконные стекла были покрыты изморозью, напоминавшей тоже цветы, причудливые и холодные.
Гостей в доме Альбрехтов любили. Нашлась бутылка вишневой настойки. Подняли тост за дочерей, за скорое их возвращение. Могли ли Евгения Алексеевна и Валерий Львович думать, что маленькой их любимице уже не суждено вернуться в Питер. А им никогда не будет суждено побывать и поплакать на ее могилке — маленьком холмике, который со временем станет безымянным.
Увы, колония теряла в пути детей.
Бабушкина Елена — утонула в реке возле города Ирбита.
Савенкова Дина — умерла в городе Ирбите.
Корнеев Николай — умер в станице Уйской.
Михайлова Лидия — умерла по дороге в Сибирь.
Поликарпов Николай и Поликарпова Татьяна — умерли, отравившись дикой ягодой.
Сестры Спандиковы, Евгения и Людмила, — сгорели в вагоне по дороге из Сибири.
Иванов Михаил и Вера Матвеева — умерли во Владивостоке.
Альбрехт Анастасия — умерла на острове Русский.
Будут и новые потери. Неважно, что в голодном Питере детских смертей было куда больше. Ни статистика, ни трагическая случайность не служат оправданием и утешением, если речь идет о человеческой жизни, тем более жизни ребенка.
И русские воспитатели, и американцы при каждой трагедии испытывали мучительную боль. Как посмотрят они в глаза родителям, когда колония вернется в Россию?
Весть о печальных событиях в колонии достигла Москвы, что позволило Советскому правительству нарисовать самую мрачную картину. Народный комиссар иностранных дел Георгий Чичерин написал резкий протест в адрес Американского Красного Креста и распространил его с помощью радиограммы по всему свету.
Почти два дня Иван Петрович Пржевоцкий провел на Остоженке, во Всероссийском совете защиты детей. Здесь ему и вручили радиограмму Наркоминдела.
— Знакомьтесь, — протянул Пржевоцкий Альбрехту лист бумаги.
— Читай громко, — попросила Евгения Алексеевна.
Валерий Львович достал из футляра пенсне и сразу стал похож на гимназического учителя.
«Совет защиты детей препровождает вам копию радиотелеграммы, посланной Наркоминделом Чичериным», — начал читать Альбрехт.
Радио
«Русский Красный Крест и Советское правительство уже протестовали самым решительным образом против неслыханных действий Американского Красного Креста, который относится самым варварским и бесчеловеческим образом к детям колонистам, находящимся на востоке России.
В то время когда банды Колчака покидали восточные губернии России, в разных местностях Пермской и Оренбургской губерний были разбросаны колонии, куда были посланы для поправления здоровья дети Петрограда. В январе 1919 г. правительство Колчака дало Американскому Красному Кресту всю власть над этими детьми, оставив их в распоряжении Комиссии Американского Красного Креста, действовавшей в этой местности. Господа из Американского Красного Креста пользовались детьми в корыстных целях, заставляли их работать в торговле, которой они сами занимались.
Когда Красная Армия стала приближаться к Востоку, Американский Красный Крест эвакуировал детей в самых бесчеловечных условиях и перевел их в Курган, где они подвергались плохому обращению. Где их заставляли таскать большие тяжести и исполнять другие тяжелые работы в торговле.
