Проконсул Кавказа (Генерал Ермолов) - Михайлов Олег Николаевич (читать книги онлайн полностью .txt) 📗
Вблизи обозов, где соединены были экипажи главной квартиры Наполеона, канцелярия министров, письменные дела штабов, подвижные госпитали, артиллерийские парки, пекарни и запасы разного рода, равнина вдруг запестрела донцами. Они начали по-своему делать круги и щеголять разными проделками. Французские пикеты дрогнули и побежали. Казаки сели им на плечи. Напрасно отмахивались французы и немцы длинными палашами и шпорили тяжелых коней своих. Донцы, припав к седлу, на сухопарых лошадках мчались стрелами, кружили, подлетали и жалили дротиками, как сердитые осы. Сам вице-король Евгений вынужден был искать спасения от русских кавалеристов в одном из пехотных каре.
Наполеон повелел гвардии остановиться и понесся вперед, желая лично удостовериться, какие силы Кутузов отрядил для обхода и нападения. Драгоценное время было выиграно, центр укреплен корпусами Остермана-Толстого и Корфа. Дохтуров с остатками 2-й армии и войсками, утром отправленными к ней на подкрепление, примкнул правым флангом к Остерману, а левым расположился по косой линии к старой Смоленской дороге.
Восстановив порядок, Наполеон воротился и отдал приказ открыть канонаду по центру и левому флангу русских войск.
Над полем смерти и крови, затянутым пеленою разноцветного дыма, красным огнем опламенились вулканы, заревели по стонущим окрестностям батареи. Гранаты лопались в воздухе и на земле, ядра гудели, сыпались со всех сторон, бороздили землю рикошетом, ломали в щепы, вдребезги все встреченное ими в полете. Выстрелы были так часты, что не оставалось промежутков между ударами. Русские артиллерийские роты, прибывшие из резерва, порою теряли прислугу и ящики, еще не вступив в бой. В конной роте Никитина в течение часа было убито девяносто человек и много лошадей. Недоставало людей для поднятия орудий на передки; для прислуги брали солдат из пехоты; ратников ополчения сажали на артиллерийских лошадей. Чугун дробил, но не колебал грудь русских.
Видя губительные действия своей артиллерии, Наполеон повел конные атаки. Кирасиры и уланы понеслись тучей на корпус Остермана-Толстого, однако были встречены таким жестоким огнем, что искали спасения в бегстве. Табуны лошадей без всадников, разметав гривы, ржали, бегали посреди мертвых и раненых.
Вскоре были замечены у французов новые приготовления к атаке; их конница показалась впереди пехоты в колоннах. Необходимы были последние усилия с русской стороны.
Барклай-де-Толли послал за кавалергардским и конно-гвардейским полками – из всей русской кавалерии они одни еще не вводились в дело. Услышав приказание идти вперед, отборные латники огласили воздух радостными восклицаниями. Пока они подвигались, неприятельская конница, предводимая генералом Коленкуром, братом наполеоновского посла, врубилась в пехоту 24-й дивизии, прикрывавшую Курганную батарею, а пехотные колонны вице-короля Евгения подошли под самый курган.
Бывшие на кургане орудия умолкли. Неприятельская пехота взбиралась на вал со всех сторон; ее опрокидывали штыками в ров, наполнившийся трупами; свежие колонны заступали место павших и с новой яростью шли на смерть. На разных европейских языках раздавались клики: уроженцы Италии, пруссаки, поляки, австрийцы и, конечно, галлы дрались с подмосковной Русью, с уроженцами Сибири, с соплеменниками черемисов, мордвы, заволжской чуди, калмыков и татар! Пушки лопались, зарядные ящики вспыхивали страшными взрывами. Это было уже не сражение, а бойня. Стены сшибались и расшибались, и рукопашный бой кипел повсеместно. Штык и кулак работали неутомимо, иззубренные палаши ломались на куски, пули сновали в воздухе и пронизывали все насквозь…
Наконец бывшая в голове французов саксонская конница Талемана ворвалась на Курганный редут с тыла. За саксонцами мчался корпус Коленкура. Груды тел лежали внутри окопа и возле него, почти все храбрые его защитники пали. Одним из последних выстрелов, пущенных с русской батареи, был убит Коленкур. Начальник дивизии Лихарев, несмотря на полученные им раны, искал смерти в рядах неприятеля. Заметив генерала, французы уважили его мужество и предпочли полонить его. Покорение Курганной батареи было последним усилием истощенных неприятельских сил.
На левом крыле все усилия французов, действия их артиллерии и многочисленные атаки конницы не могли сбить Дохтурова с занятой им позиции. Солдаты отстреливались и отбивали атаки, а Дохтуров, сидя на барабане посреди войск, подавал им пример хладнокровия.
В шесть пополудни по всему полю только ревела канонада до наступления мрака. Изнурение обеих армий положило предел военным действиям. Глубокая темнота летнего вечера спустилась на равнину, безмолвную, словно огнедышащая гора после извержения.
Ночью Наполеон приказал отступить от Багратионовых флешей и батареи Раевского, на которых оставил убитыми десятки тысяч французских солдат и офицеров и сорок семь генералов…
Наполеон, впервые за свою полководческую деятельность проигравший генеральную битву, признал это впоследствии, заявив: «Русские стяжали право быть непобедимыми… из пятидесяти сражений, мною данных, в битве под Москвой выказано наиболее доблести и одержан наименьший успех». По меткому выражению Ермолова, в сражении при Бородине «французская армия расшиблась о русскую».
9 сентября Кутузов отдал приказ по армии, где, в частности, указывалось:
«Особенным удовольствием поставляю объявить мою совершенную благодарность всем вообще войскам, находившимся в последнем сражении, где новый опыт оказали они неограниченной любви своей к Отечеству и государю и храбрость, русским свойственную…
Ныне, нанеся ужаснейшее поражение врагу нашему, мы дадим ему с помощью Божьею конечный удар. Для сего войска наши идут навстречу свежим воинам, пылающим тем же рвением сразиться с неприятелем».
10
По поручению Кутузова Ермолов отправился вместе с генерал-квартирмейстером Толем и полковником Кроссаром к Москве – выбрать место для нового сражения.
Он ехал верхом, превозмогая сильную боль: обмотанная шелковым платком раненая шея побагровела и распухла, жилы на ней были повреждены. Но боль его утишалась вблизи страданий, неизмеримо более мучительных, многих тысяч других. Насколько хватал глаз, вся Московская дорога была запружена подводами, откуда неслись мольбы и стенания. Главнокомандующий сделал все, чтобы вывезти с поля боя искалеченных героев, но никто не считал, сколько несчастных осталось там умирать посреди тел и лошадиных трупов, обломков лафетов и зарядных ящиков, перемешанных с землей. Жители окрестных селений толпами выходили на большак, чтобы оделить раненых деньгами, омыть раны водой и перевязать их.
– Алексей Петрович! Господин Ермолов! – услышал генерал знакомый бодрый голос и повернул коня к одной из повозок.
Вглядевшись в беспорядочную, слабо копошащуюся груду из замотанных платками, бинтами, полотенцами, разорванными рубахами голов, рук и ног на пропитанной кровью соломе, Ермолов с удивлением воскликнул:
– Граф? Федор Иванович? И ты здесь?
Да, это был близкий приятель Дениса Давыдова по гусарской службе Федор Толстой, бретер и забияка, Толстой Американец. В шведской кампании 1808 года он воевал в одном полку с Давыдовым, но за буйствам дуэли был дважды разжалован в рядовые.
В фуражке с крестом и смуром кафтане, обросший смоляной бородой, граф Федор Иванович живо и весело, словно на гусарской пирушке, отвечал:
– Поступил в Московское ополчение простым ратником… Ходил на штыки… Получил картечную рану в ногу… Не веришь?
Ермолов не успел возразить, как Федор Толстой сорвал грязный бинт, из-под которого тотчас хлынула кровь.
– Не балуй, барин. Не торопись на тот свет. Еще успеешь… – прохрипел лежащий рядом меднолицый солдат – зеленый мундир висел на нем клочьями. Он поднял бинт и принялся перевязывать рану. Повозка потащилась далее.
– Мы еще поколотим Наполеона! – кричал Федор Толстой.
«Да, в Бородинском бою все русское воинство увенчало себя бессмертной славой! – думал Ермолов, присоединяясь к штабу. – Не было еще случая, в котором оказано более равнодушия к опасности, более терпения, твердости, решительности и презрения к смерти. В этот день испытано все, до чего может возвыситься достоинство человека!..»
