К морю Хвалисскому (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" (библиотека электронных книг .TXT) 📗
— Как далеко отсюда видели Гудмунда? — спросил Вышата Сытенич у Лютобора, который в этой беседе выступал переводчиком.
— В трех днях пути отсюда, — отозвался русс. — Их корабли не нагружены, и они движутся быстро. Думаю, через пару дней они нас настигнут.
— О-хо-хо! — горестно простонал дядька Нежиловец, растирая заскорузлыми пальцами виски. — Вот тебе и сходили на Итиль.
— Чему быть, тому не миновать, — сумрачно отозвался боярин.
— Может быть, стоило, все-таки вернуться на Русь, — жалобно протянул старый воин.
— И показать себя трусами? — синие глаза Вышаты Сытенича пронзительно сверкнули в неверном свете костра. — Не настолько я люблю хазар и тех, кто им служит, чтобы доставить им подобную радость. Да до Руси надобно еще и дойти…
— Ты что же, намерен принимать бой? — переспросил дядька Нежиловец, до конца еще не осознавая, и не веря. — У них сотня с лишним, а у нас только три с половиной дюжины.
— А что, есть иной выход? — вопросом на вопрос ответил боярин.
Дядька Нежиловец печально покачал седой головой.
— Как же все неудачно получилось, — пробормотал он. — И ведь, как нарочно, Муравушка с нами!
— И Воавр… — эхом подхватил Талец.
Путша провел рукой по белесым вихрам:
— Эх! Вот бы нам сюда этого, как его, Александра-Барса. Он бы наверняка что-нибудь придумал.
— Скажешь тоже! — хмыкнул Твердята.
— Сами разберемся, — отозвался боярин.
Он задумчиво покачал сивой головой, а потом зачем-то посмотрел на Лютобора: может даст какой дельный совет.
Однако русс словно никого не слышал. Он сидел у костра, обняв за холку пардуса. Сегодня пятнистый красавец против своего обыкновения не унесся охотиться в степь, а остался с хозяином. Словно струны на гуслях, перебирая мягкий пушистый мех зверя, Лютобор что-то ему говорил, и Тороп не мог поручиться, что беседа велась на человеческом языке.
Через какое-то время Малик поднялся на четыре лапы, отбежал в сторону. Потом, не обращая малейшего внимания ни на зашедшихся до рвоты лаем псов, ни на теряющих разум от его присутствия овец, вернулся, глядя на хозяина глазами полными глухой звериной тоски, и уткнулся лбом ему в колени. Лютобор похлопал друга по загривку и легонько подтолкнул. После чего Малик, видимо набравшись решимости, принял стойку и, доведя до истерики, вздумавших его преследовать, но мгновенно отставших собак, вихрем умчался в степь.
К отплытию он не вернулся, и Лютобор на все вопросы отвечал односложно, мол, догонит потом.
Что ж, наставника можно было понять. Если им суждено полечь в предстоящей сече, то совсем негоже обрекать пятнистого красавца на жалкое существование пленника на чужом корабле или красивой игрушки в доме изнеженного полуденного владыки. Степь ему, чай, дом родной. Не пропадет.
Вот только, как быть с Муравой?
— Господь не оставит, — безмятежно улыбнулась красавица отцу. — Ты же знаешь, батюшка, если что, я умею плавать.
При этом тонкие пальцы нащупали на поясе рукоять верного, острого ножа. Этим оружием Мурава владела в совершенстве, а ее решимости могло хватить на десяток мужей. Сверкнет молнией на солнце стальное лезвие, брызнет на палубу горячая кровь — прилетит по весне на Русь еще одна русалка.
Впрочем, нет! Тороп верил, что до такого дело не дойдет. В конце концов, в битве с Олафом Горбатым расклад был лишь немногим лучше. И все же, Вышата Сытенич победил. Конечно, та победа далась дорогой ценой. Но разве жизнь и честь новгородской боярышни и возможность избавить мир от сотни жестоких головорезов не стоили того, чтобы ее заплатить? И разве Белый Бог, в которого верили новгородцы, не обещал сражающимся за правое дело свою поддержку и покров, и разве не Он сулил павшим место у своего сияющего престола?
Вот потому-то, весь этот день боярские ватажники произносили древние слова молитв, рассказывали друг другу о совершенных после выхода из Новгорода прегрешениях, передавали приветы и наказы оставшимся дома близким. Также, как и Тороп, новгородцы верили, что хоть кому-нибудь, а выпадет счастье добраться до родной земли. А чтобы таких счастливцев оказалось как можно больше, воины с особой тщательностью проверяли брони и оружие, благо после битвы с Бьерновым хирдом этого добра на борту имелось даже в избытке.
Тороп с тоской думал, что ему опять, как в прошлый раз велят сидеть и не высовываться. Однако наставник сам подобрал ему меч по весу и по руке, а затем принес нечто, напоминающее свернутую в клубок грозовую тучу.
У Торопа перехватило дух. Кольчуга! Мог ли он помыслить о подобной чести! Мерянин с благоговением натянул железную рубаху… и обнаружил, что не в состоянии не только меч поднять, но и просто пошевелиться. Он сообщил о своем открытии Лютобору, но тот только усмехнулся.
— Вот и хорошо! — безжалостно заключил он. — А то в прошлый раз ты, помнится, проявил чрезмерную прыть, а она нужна разве что при ловле блох!
Заметив, что кончики ушей мерянина сделались красней красного и вот-вот задымятся, русс поубавил яду:
— Привыкай, — сказал он назидательно. — Настоящий воин в такой рубахе должен и на жердочке плясать, и в воде не тонуть. Пока терпи. Бой обещает быть жестоким. Мне за тобой присматривать будет недосуг!
Как выяснилось, жажда подвигов в этот вечер обуяла не только Торопа. К боярину подошел Анастасий и потребовал дать ему меч.
— Зачем он тебе? — удивился боярин, критически осматривая перевязанную руку юноши.
— Хочу сражаться! — горячо воскликнул молодой ромей. — Вы спасли меня из плена, вернули к жизни, достойной человека!..
— Так тебе теперь что, — достаточно бесцеремонно перебил юношу Вышата Сытенич, — не терпится эту жизнь потерять?
— Лучше смерть, чем снова рабство! — сверкнул глазами молодой ромей.
Вышата Сытенич провел рукой по бороде. Разве кто-нибудь из его людей думал иначе?
— Ну, ладно! — заключил он примирительно. — Господь с тобой! Будет тебе меч. А пока лучше что-нибудь расскажи.
— Рассказать? — не понял юноша. — Про что?
— Ну, не знаю, — пожал плечами боярин. — Ну, хотя бы про Давида с Голиафом.
И вновь Тороп подивился боярской мудрости. Зная, что его людям предстоит неравный бой, он решил укрепить их дух, вдохновив примером победы слабого над сильным и меньшего над большим.
Анастасий немного подумал, покрутил кудрявой головой, ожидая, пока слушатели приготовятся внимать, и повел рассказ о споре за главенство над Латинской землей двух древних городов: Рима и Альбалонги, который, дабы не проливать крови многих, должно было решить единоборство лучших: братьев римлян Горациев и близнецов альбанцев Куриациев. Юноша так красочно и с множеством таких захватывающих подробностей, описывал ход поединка, что новгородцы на время даже забыли, что им самим заутра предстоит. Наконец он дошел до самого драматического момента повествования, когда двое из братьев Горациев пали от мечей врагов и судьба Рима оказалась в руках последнего из братьев. — И тогда, видя, что остался один, — красиво заломив, изогнутую, как у боярышни, но только более черную и густую бровь, увлеченно рассказывал Анастасий, — Гораций побежал.
Новгородцы повскакивали с мест:
— Как он мог, он же нарушил клятву!
— Неужели он струсил? Зачем было рассказывать о таком позоре?!
Молодой ромей лукаво улыбнулся:
— Куриации подумали так же и кинулись вдогонку. Но все они были ранены, и потому первым догнал Горация тот, который получил наиболее легкую рану. Но, как только он поравнялся с молодым римлянином, тот внезапно обернулся и, набросившись своего противника, поразил его мечом насмерть, а затем по очереди разделался с двумя другими альбанцами. Так Гораций отомстил за смерть своих братьев и отстоял честь и свободу родного города!
Вышата Сытенич рассчитал верно. Рассказанная Анастасием история не только существенно подняла настроение новгородцев, но и вселила надежду на благополучный исход завтрашней битвы, вернув волю к победе. Может быть, и им, как последнему Горацию, улыбнется удача?
