Разрыв-трава - Калашников Исай Калистратович (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Рымарева раздражал Максим. Мог бы как-то иначе сказать все это. А он ведет себя так, будто секретарь райкома ему ровня. Что это невоспитанность, бескультурье или сознательное нахальство? Ох и достукается же он!
— Та-ак, — сказал со значением Петров. — Так. Я думал, что вы, товарищ Родионов, возвели на нас клевету по недомыслию. Но теперь вижу нет. Вы преднамеренно искажали действительность. За это вас следовало бы изгнать из рядов партии. Лишь учитывая вашу молодость, можно ограничиться более легким наказанием строгим выговором. Как считаете, товарищи?
Все молчали. Слишком уж неожиданно и круто повернул секретарь райкома.
— Ну что же, раз возражений нет, ставлю на голосование. Кто за то, чтобы товарищу Родионову за преднамеренное введение в заблуждение обкома партии объявить строгий выговор с предупреждением, прошу поднять руки.
Первым вздернул руку Ерема Кузнецов и с независимым видом оглянулся на Максима. Рымарев с лихорадочной поспешностью попытался тут же, за одно мгновение решить задачу с бесчисленным множеством неизвестных, но твердый взгляд Петрова торопил, и Рымарев медленно приподнял руку, приподнял, чтобы тут же горько пожалеть о своей опрометчивости. Абросим Кравцов так и не открыл глаз, его руки лежали на коленях, а самое главное, не голосовал Белозеров.
Петров явно не ожидал таких результатов.
— Товарищ Кравцов, вы что, спите? — хмуро спросил он.
— Не. Не голосую за такое дело. Неправое оно.
— А вы, товарищ Белозеров? Вы-то что?
— Я против. Не за что давать выговор Максиму. Там, в обкоме, он говорил правду. Было принуждение, и нечего нам отпираться!
— Чушь несете, Стефан Иванович! — Петров стал красным, даже по бритому черепу пошли розовые сполохи.
— Как же чушь? Лифер Иванович — это что? После суда над ним многие с перепугу в колхоз вступили. И все это знают. А Максиму вот что понять надо бы. Мы больно людям делаем не по злобе. Для их же пользы все. Пусть силой загнали в колхоз некоторых, пусть под страхом. Пройдет год-два, спасибо скажут. Вспомни, Максим, когда ты дитем был, отец тебя драл? Драл. Орал ты? Орал. И у меня то же самое было. И обида, и слезы были. А сейчас добром родителя помянешь. Не худому учил.
— Послушайте, товарищ Белозеров, вас самого надо обсуждать! У вас совершенно извращенные понятия о наших задачах.
— Обсуждайте. Я, товарищ Петров, не из пугливых. За дела и за слова свои перед кем хочешь отвечу.
— И ответите, не беспокойтесь! — Петров поднял короткий палец. — Ответите. А теперь, поскольку голоса разделились поровну, я думаю, вы разрешите мне принять участие в голосовании.
Рымарев понял, что настал момент исправить свою ошибку.
— Я не «за», я воздерживаюсь, — быстро сказал он.
— Вот как! Уж вам-то, Павел Александрович, бывшему работнику района, такая позиция вовсе непростительна. Хорошо, товарищи… Этот разговор мы продолжим на бюро райкома партии.
Даже не пообедав, Петров уехал в район. Рымарев каждый день ждал вызова на бюро, по прошел месяц, другой, а его не было, и Павел Александрович понял, что Петров по каким-то причинам решил замять это дело.
8
После обеда к Лучке Богомазову пришел посыльный: Белозеров вызывал в сельсовет. Лучка сказал «ладно», а сам подумал: «Идти или не идти?» С тех пор как вернулся из улуса, Белозеров то и дело вызывает. Выпил или на общем дворе что-то не так сказал шагай в сельсовет, выслушивай ругань Задурея. В последнее время плюнул на его вызовы. Много чести стоять перед ним навытяжку. Или сходить? Сказать ему, чтобы бросил эту моду вызывать. Есть охота лаяться сам приходи.
На улице пахло весной. С крыш свисали сосульки, белые, как стеариновые свечи; сугробы стали грязными и все были источены теплом; у заборов грели бока коровы; середь улицы подбирали вытаявшие зерна и деловито ворковали голуби. И так неохота стало Лучке идти в сельсовет, что он еле пересилил себя.
В кабинете Белозерова сидел человек в легком, городского покроя пальто, на коленях у него лежала кожаная полевая сумка, на ней шапка. Лучка остановился у двери. Белозеров сказал:
— Подвигайся ближе. Это агроном из района. Специально для тебя второй раз приехал. Первый раз ты не пришел, должно, нетрезвым был. Не могу понять, как можно в наше героическое время… — начал Белозеров свою обычную проповедь, но спохватился, круто сменил разговор: — Сказывай Анатолию Сергеевичу, что и мне про урожаи сказывал…
— Ученому человеку мои разговоры без интересу…
Лучка незаметно приглядывался к ученому человеку. Годов ему под сорок, взгляд серых глаз доверчивый, без хитрости, брови светлые, редкие, правая переломлена шрамом, от этого кажется, что агроном чему-то все время удивляется; волосы кудрявые, лежат на голове шапкой, солнечный свет прохватывает их насквозь, и они ярко пламенеют.
— Стефан Иванович мне о вас говорил. Вы ему, кажется, интересную загадку загадали.
— Какая там загадка! Лучка сел на стул. Про распыл добра говорил. Из года в год мужики раскидывают на пашне десятки пудов зерна. Не каждое зернышко вернется ему тяжелым колосом. Попробовал я посчитать, что было бы, если б каждое семя взошло. Озолотиться можно.
— Я ему, честно сказать, не поверил. Его подсчеты-расчеты проверял и так и этак. Нет вранья. Кажегодно пропадают без пользы, если одну Тайшиху взять, тысячи пудов зерна. А если по району мерить? А если по стране? Жуть! — Белозеров глянул в лицо агроному. — Можно так сделать: сунул в землю зерно получи колос?
— В принципе, конечно, можно…
— Так научите, Анатолий Сергеевич!.. — Лука Федорович задал мне задачу, а сам в сторону. Убеждения не те у него.
— Все не так просто, Стефан Иванович. Одного желания и даже убеждения, — агроном чуть заметно улыбнулся, — еще недостаточно. Нужны знания. Но и их мало. Нужны новые сорта зерновых, новая агротехника, удобрения. Работа на десятки лет.
— На десятки? — разочаровался Стефан Иванович. — Скоро у нас тракторы будут. Земля от края до края наша. Да если мы будем волынить десятки лет…
— Волынить, — разумеется, нельзя, сказал агроном. — Дело это надо начинать прямо хоть завтра. На заимках у вас горы перегноя. Вывозите в поле, удобряйте землю.
— Все это не то! — решительно проговорил Белозеров. — Подумаешь, невидаль — навоз! Нам другое нужно.
— Что? — спросил агроном.
— Если бы я знал!
С разговором получилась заминка. Лучка понял: настало время сказать агроному главное, не то очухается Белозеров, слова выговорить не даст.
— Анатолий Сергеевич, я про пшеницу говорил так, примера ради. На уме у меня другое… — Лучка замолчал, почувствовав, что ему не хватает слов высказать сокровенное так, чтобы было понятно и не смешно. — Хлеб худо-бедно родится. Но бог нас совсем обделил такой фруктой, как яблоко. Вот что у меня на уме. Хочу я всяких деревьев понавыписывать да приживить…
— Ну, Лука Федорович, ты все равно как умом тронутый! — недовольно воскликнул Белозеров. — Яблок ему захотелось! Чепуховина все это. Нам пока бы того достигнуть, чтобы у каждого калач был на столе. А ты про яблоки! — И едко: — Оно, конечно, когда жратвы всякой до отвала, на яблочку потянет.
Обидный намек, нестерпимый при постороннем человеке, Лучка проглотил молча, отвернулся к окну. На заборе, словно старуха в черной шали, сидела ворона, и ветер перебирал перья ее короткого хвоста.
— Я не согласен с вами, Стефан Иванович, — сказал агроном. — Яблоки не прихоть. Хорошо, когда калач на столе, но еще лучше, если и к калачу что-то есть.
— Пусть не прихоть. Да разве вырастет что-нибудь такое! Мороз как трахнет, так одни сопли от яблочков останутся.
— Ну почему же… Я некоторое время жил в Красноярске. Климат там вряд ли мягче, чем здесь, но яблоки вызревают.
— Это правда? — обрадовался Лучка. — Это точно, что растут?..
— Да. Есть там один человек, занимается садоводством лет двадцать пять. Не знаю, жив ли он сейчас. Уже тогда, лет шесть тому назад, он был стареньким.
