Бегство - Алданов Марк Александрович (книги серии онлайн txt) 📗

— Ты уж молчи, — набросилась на него Муся, — надоела мне твоя лаборатория! Я ее выдумала, я с ней и покончу… На мальчике лица нет.

— Меня давно интересует: блондинка или брюнетка эта лаборатория? — саркастически осведомилась Глафира Генриховна. Все засмеялись, польщенный Витя тоже.

— Алексей Андреевич, дорогой, милый, — сказала Сонечка, с нежностью гладя Горенского по руке, — значит, я вам сейчас дам ваш билет?.. Да?.. Вот он… И помните, начало ровно в два, лучше даже прийти раньше, а то бывает, что там захватывают все места.

— Жаль, что нельзя было достать шестой билет для Григория Ивановича, — сказала Муся.

— Ну, с Никоновым идти туда было бы опасно, — ответила Глаша. — Ведь там такая публика, а он шальной, со всеми спорит и всюду лезет на скандал… Между нами, Григорий Иванович теперь пьет немного больше, чем ему следовало бы. Уж не знаю, где он достает водку или денатурат, но я очень боюсь, как бы он не спился.

— Типун тебе на язык! — сказала Муся.

— Мне и самой жаль, я его очень люблю…

— Как вы думаете, Алексей Андреевич, — спросил Витя, — не может ли это событие отразиться на положении заключенных?

— Убийство Урицкого? Разумеется, еще как может, — рассеянно сказал князь, не заметив беспокойного взгляда Муси. — Впрочем, я не думаю, чтоб очень отразилось, — спохватился он, увидев изменившееся лицо Вити. — Их ведь должны интересовать не заключенные, а те, которые гуляют на свободе… Вот мы, грешные…

— Поэтому теперь обязанность каждого вести себя очень осторожно, — сказала как бы невзначай Муся. — Обязанность не только перед самим собой, но и перед другими.

— А вы, князь, должны быть особенно осторожны, из-за вашего титула, — подтвердила Глафира Генриховна. — Право, вам лучше бы все эти дни ночевать у нас. Ведь мы вне подозрений…

— Конечно, Алексей Андреевич.

— Поверьте, вы нас ничуть не стесните… Кстати, когда вы завтра уходите из дому? В восемь? Отлично, чай для вас будет готов.

— Что вы, помилуйте! Никакого чаю мне не нужно.

— Да все равно, я и сама встаю в это время. Или, может быть, вы пьете кофе? У нас и кофе есть.

— У нас все есть.

— Выпьете кофе, закусите и пойдете по вашим делам. А вечером опять, милости просим, к нам.

XIII

На следующее утро настроение стало еще гораздо тревожнее. Из Москвы пришло известие о покушении на Ленина. Говорили, что он умирает. На Мусю это событие произвело сильное впечатление, в особенности потому, что на жизнь вождя большевиков покушалась женщина.

Идейная женщина да еще революционерка, это, собственно, было самое скучное и неэлегантное, что только могла себе представить Муся. У них в кружке слова эти даже мысленно заключались в кавычки. Политической дамой еще кое-как можно было быть: тоже представлялось скучноватым, — как bas bleu [66] — но салон многое выкупал, особенно если в нем бывали очень видные люди. Московское событие ударило Мусю по нервам: все сразу представилось ей в ином свете. Женщина эта (ее имени еще никто не знал) шла на страшную смерть наверняка. Покушение было произведено на большевистском митинге, — при таких условиях не могло быть и одного шанса из тысячи спастись бегством. У террористки были все основания предполагать, что разъяренная толпа тут же разорвет ее в клочья. В противном случае ее ждала неминуемая казнь, — быть может, и пытка, о которой со вчерашнего дня ползли по городу глухие зловещие слухи. «Какие же нервы должны быть у этой женщины и как она могла пойти на такое дело!» — содрогаясь думала Муся.

В доме все были напуганы. Князь ушел из дому с утра, еще до того, как они узнали о покушении. У Вити лицо стало бледно-зеленое, хоть глаза его сияли торжеством, точно он сам убил Ленина. Сонечка имела вид виноватый — из-за кинематографа. Глаша была очень встревожена и расстроена.

— Надо быть сумасшедшим, чтобы сегодня идти в какой-то идиотский кинематограф! — в сердцах сказала она. — Да нас и избить там могут.

— Что вы, Глаша, — робко возразила Сонечка, — как они догадаются, кто мы такие?

— Ах, я не стану спорить с вами, Сонечка! Право, было бы гораздо лучше, если бы вы просто меня слушались. Обо мне все можно сказать, но, слава Богу, глупой меня еще никто не считал, — заявила убежденно Глафира Генриховна.

«Удивительно, что это всегда говорят неумные люди», — подумала Муся.

— Скорее всего и спектакли будут сегодня отменены, если его убили, — сказала она нерешительно.

— Однако мы условились с князем, что встретимся с ним в кинематографе, — заметил Витя. — Нельзя же его подводить в самом деле…

Этот довод был решающим. Кроме того нервы у всех были так напряжены, что оставаться дома все равно было бы трудно.

— Теперь они совершенно ошалеют, — сказала Муся. — По-моему, теперь…

Послышался звонок. Все встрепенулись.

— Вероятно, это Маруся, — вполголоса сказала Глафира Генриховна, — она должна была сегодня утром принести белье.

Витя отворил дверь. Маруся вдвинула большую корзину, затем вошла в переднюю сама. Ей тоже было известно о покушении, но ни она, ни господа не начинали об этом разговора! каждая сторона находилась в неизвестности насчет того, как относится к событию другая.

Глафира Генриховна по записочке принимала белье, которое вынимала из корзины Маруся.

— Дела какие пошли! — наконец, не вытерпев, сказала Маруся, с любопытством глядя на барышень. — Что, слышали?

— Да… Слышали, — сдержанно ответила Глаша. — Одна, две, три… Витиных носков были четыре пары, четвертой нет…

— Как же нет? Вон, под носовыми платками.

— Ах, да, четыре…

— Пора бы Виктору Николаевичу новые купить, а то совсем продранные… Что делается, а?

— Купишь теперь! — сказала Глаша.

Витя смущенно заметил, что давно собирается купить все новое.

— О папаше ничего не слышно?

— Ничего.

— Господи! Все сидит да сидит, бедный, — сказала Маруся и неожиданно вынула из кармана небольшой сверток. — Вот, будете им посылать опять провизию, так и от меня пошлите… Шоколад это, я у анархистов-индивидуалистов получила, — добавила Маруся, наконец почти заучившая трудное название организации, в которой состоял ее друг матрос.

Все были тронуты. Витя горячо поблагодарил Марусю.

— Дела какие пошли, прямо беда! — конфузливо говорила она.

— Так что же в городе о делах говорят? — решилась спросить Муся. Глафира Генриховна сердито на нее посмотрела. Конечно, Маруся была очень хорошая женщина, но в такое время и с ней не следовало вести откровенные разговоры.

— Муся, твои панталоны и combinaisons [67] тоже бы надо поштопать, — в наказание — при Вите — сказала Глаша. Наказание, однако, не подействовало на Мусю.

— Что же говорят в городе? — твердо повторила она свой вопрос.

— У Европейской гостиницы облава идет, — страшным шепотом сказала Маруся. Разговор о событиях завязался. Однако политическое настроение Маруси выяснить с точностью не удалось. Она также говорила сдержанно, хоть ей, видимо, очень хотелось знать настроение барышень. Впечатление было такое, что убийству Урицкого она сочувствует, а убийству Ленина не сочувствует.

— Это сказался «национальный момент», — после ухода Маруси, смеясь, сказала друзьям Муся.

— Не думаю… Скорее то, что на Ленина покушалась женщина, — ответила Глаша. — Не женское, мол, дело.

— Ни то, ни другое… Вы забываете, что все-таки Ленин не шеф Чрезвычайной Комиссии.

— В такой анализ, Витенька, они входить не могут… Так как же: значит, идем в кинематограф?

— Что же теперь делать, если условились с князем. Я завтрак подам ровно в двенадцать.

После завтрака, одевшись возможно хуже (это теперь всем было и не очень трудно), они вышли на улицу, обмениваясь вполголоса впечатлениями. Им показалось, что мотоциклетки носятся по городу чаще и быстрее, чем прежде, что лица у редких прохожих очень тревожные и напряженные.