Битва за Рим - Маккалоу Колин (читаем книги .txt) 📗
– Никомед Вифинский меня не беспокоит, – прервал его Марий. – Он связан Римом по рукам и ногам и сознает это. Не думаю также, что Азии, по крайней мере в данный момент, угрожает какая-то опасность, чего не скажешь о Каппадокии.
Сулла кивнул:
– Вот именно. Азия – римская провинция. Полагаю, царь Митридат не настолько отличается от прочих восточных царей, чтобы, забыв страх, вторгнуться в нашу Азию, каким бы бездарным ни было тамошнее управление. А вот Каппадокия Риму не принадлежит, хотя и входит в сферу нашего влияния. Кажется, Никомед и молодой Митридат решили, что Каппадокия слишком далека и слишком мало значит для Рима, чтобы не попытать там военного счастья. С другой стороны, они подбираются к ней, как воришки, скрывая истинные намерения за подставными фигурами и венценосными родственниками.
Марий хмыкнул:
– Я не назвал бы женитьбу старого царя Никомеда на регентше воровской уловкой!
– Твоя правда. Но надолго ли их хватило? Царь Митридат настолько разъярился, что поднял руку на собственную сестру! Никто не успел произнести «Луций Тиддлипусс», а он уже опять посадил на каппадокийский трон ее сына!
– К несчастью, титул друга и союзника римского народа получил Никомед, а не Митридат, – вздохнул Марий. – Остается сожалеть, что меня не было в Риме, когда все это устраивалось.
– Брось! – возмутился Рутилий Руф. – Вифинские цари носят титул наших друзей и союзников более пятидесяти лет! Во время последней войны с Карфагеном царь Понта тоже был нашим союзником. Но отец нынешнего Митридата отверг дружбу с Римом, купив у отца Мания Аквилия Фригию. С тех пор Рим порвал с Понтом всякие связи. Кроме того, мы можем предоставить статус друзей и союзников обеим враждующим сторонам только в том случае, если это предотвратит войну между ними. Но сенат решил, что в случае Вифинии и Понта это еще больше осложнит дело. Кроме того, Никомед получил предпочтение вполне заслуженно, ибо Вифиния всегда вела себя по отношению к Риму более лояльно, нежели Понт.
– О, Никомед – просто старый дурак! – с раздражением произнес Марий. – Он сидит на троне более полувека и уже был немаленьким, когда сковырнул с него своего папочку. Так что ему сейчас наверняка за восемьдесят. Он только усугубляет положение в Анатолии.
– Поскольку ведет себя как старый дурак. Ты это хотел сказать? – Рутилий Руф сопроводил свою реплику проницательным взглядом, напомнившим взгляд его племянницы Аврелии – таким же прямым, хоть и не столь твердым. – А тебе не кажется, Гай Марий, что и мы с тобою приближаемся к возрасту, когда нас можно будет назвать старыми дураками?
– Ну-ну, не хватало только поссориться! – с ухмылкой вмешался Сулла. – Я понял твою мысль, Гай Марий. Никомед стар, и не важно, насколько он способный правитель, – кстати, можно предположить, что весьма способный. Его двор самый эллинизированный среди восточных дворов, но Восток есть Восток. Это означает, что стоит ему хотя бы раз дать слабину, и сынок моментально спихнет его с трона. Итак, Никомед бдителен и хитер. Однако он склонен к ссорам и вообще брюзга. А по другую сторону границы, в Понте, правит боевитый молодец, которому от силы тридцать лет, напористый и самоуверенный. Ну разве сможет Никомед противостоять Митридату?
– Вряд ли, – согласился Марий. – Думаю, мы не ошибемся, если предположим, что, в случае открытого противостояния, силы окажутся неравны. Никомед едва удерживает свое царство в прежних границах; Митридат же – захватчик! Вот видишь, Луций Корнелий, мне необходимо встретиться с этим Митридатом! – Марий оперся на левый локоть и устремил на Суллу пристальный взгляд. – Поедем со мной, Луций Корнелий! Что ты теряешь? Еще год проскучаешь в Риме, в сенате будет заправлять Свин, а его Свиненок припишет себе все заслуги в возвращении tata.
Но Сулла покачал головой:
– Нет, Гай Марий.
– Я слышал, – молвил Рутилий Руф, кусая ноготь, – будто официальное письмо, вызывающее Квинта Цецилия Метелла Нумидийского Свина с Родоса, подписано нашим старшим консулом Метеллом Непотом и самим Свиненком, скажите пожалуйста! Ни слова о народном трибуне Квинте Калидии, который добился постановления о прекращении ссылки! Подпись сенатора-молокососа, да еще выступающего как privatus!..
– Бедняга Квинт Калидий! Надеюсь, Свиненок хорошо ему заплатил за труды. – Гай Марий взглянул на Рутилия Руфа. – А Цецилии Метеллы совсем не меняются, сколько бы ни минуло лет, верно? Когда я был народным трибуном, они и меня топтали ногами.
– И поделом, – отрезал Рутилий Руф. – Ты только и делал, что ставил палки в колеса любому Цецилию Метеллу. А потом они вообразили, что окончательно запутали тебя в своих сетях. Но ты… О, как разъярен был Далматик!
При звуке этого имени Суллу передернуло, и он почувствовал, как его щеки заливает краска. Ее отец, покойный старший брат Свина! Что сейчас с Далматикой? Как поступил с ней Скавр? Со дня визита старика Сулла ни разу ее не видел. Ходили слухи, что Скавр вообще запретил ей выходить из дому.
– Между прочим, – заметил Сулла, – я слышал из одного надежного источника, что Свиненок скоро заключит весьма выгодный брак.
Поток воспоминаний тут же оборвался.
– А я ничего такого не слышал! – проговорил несколько обескураженный Рутилий Руф – а он-то считал свои источники самыми надежными.
– И тем не менее это истинная правда, Публий Рутилий.
– Так просвети меня!
Сулла положил в рот миндальный орешек и, прежде чем заговорить, некоторое время жевал.
– Славное вино, Гай Марий, – одобрил он, наполняя свой кубок из кувшина, который слуги, уходя, поставили рядом с гостем. Потом он не спеша разбавил вино водой.
– О, не томи его, Луций Корнелий! – взмолился Марий. – Публий Рутилий – самый заядлый сплетник в сенате.
– С этим я готов согласиться. Будь иначе, мы не получали бы в Африке и Галлии столь увлекательных писем, – улыбнулся Сулла.
– Кто она? – вскричал Рутилий Руф, не желая менять тему.
– Лициния-младшая, дочь нашего претора по делам римских граждан Луция Лициния Красса Оратора собственной персоной.
– Да ты смеешься! – отпрянул Рутилий Руф.
– Вовсе нет.
– Но она совсем ребенок!
– Я слышал, что накануне свадьбы ей как раз стукнет шестнадцать.
– Чудовищно! – промычал Марий, сводя брови.
– О, этому нет оправдания! – искренне опечалился Рутилий Руф. – Восемнадцать – вот подходящий возраст для замужества, и ни днем раньше! Мы – римляне, а не восточные дикари, лакомые до малолетних девчонок!
– В конце концов, самому Свиненку немногим больше тридцати, – отмахнулся Сулла. – Что тогда сказать о жене Скавра?
– Чем меньше говорить об этом, тем лучше! – отрезал Публий Рутилий, беря себя в руки. – Заметьте, Красс Оратор заслуживает всяческого восхищения. В этой семейке нет недостатка в деньгах, однако он все равно отлично пристроил своих дочек. Старшая – за Сципионом Назикой, ни больше ни меньше, а младшую теперь выдают за Свиненка, единственного сына и наследника. Я склонен скорее пожалеть Лицинию-старшую: надо же, выйти в семнадцать лет за такого грубияна, как Сципион Назика! Представляете, она уже беременна!
Марий хлопнул в ладоши, подзывая слугу:
– Отправляйтесь-ка вы по домам, друзья! Раз беседа превращается в бабьи сплетни, значит все прочие темы уже исчерпаны. «Беременна»! Твое место – с женщинами в детской, Публий Рутилий!
Все гости явились к Марию на ужин с детьми, и все дети уже спали, когда компания разошлась. Одному Марию-младшему не надо было никуда отправляться; остальных родителям пришлось увозить домой. На лужайке стояли просторные паланкины: один – для детей Суллы, Корнелии Суллы и Суллы-младшего, другой – для троих детей Аврелии, Юлии-старшей (по прозвищу Лия), Юлии-младшей (по прозвищу Ю-ю) и Цезаря-младшего. Пока взрослые негромко переговаривались в атрии, слуги осторожно переносили спящих детей в паланкины.
Мужчина, хлопотавший над Цезарем-младшим, сначала показался Юлии незнакомым, но затем она порывисто ухватила Аврелию за руку и с ужасом выдохнула:
