Прометей №319 - Знаменский Анатолий Дмитриевич (книги онлайн полные .TXT) 📗
Я хватаю его дрожащими руками и с фанатичным стоном начинаю раздувать. Уголёк разгорается, пламенеет, в нос и глаза мне лезет удушливый едкий дым, я захлёбываюсь слезами и слюной, но дую, дую в это искрящееся, жаркое чудо.
Севастьяныч уже раздул от второго конца старые головешки, осторожно просовывает в раскалённую сердцевину углей кудрявые берестовые стружки и, сморкаясь и всхлипывая, суётся лицом и бородой в головни.
Дикий вопль в сто глоток потрясает лес — береста вспыхнула! Вспыхнул, закачался посреди снегов красный огонь!
Володька лежит у сотворённого им огня, болезненно морщится, растирая снегом примороженные пальцы.
Я молча смотрю на него, потрясённый. И огонь уже пригревает меня с одной стороны. Блаженно, смежив дрожащие веки, совсем не дыша, сидит Джованни. Он ещё будет жить, потому что тепло всё же существует на этой разнесчастной земле…
Со всех сторон подкладывают дрова. Мёрзлые поленья разгораются с торжествующим треском. Огромные, прозрачно-белые угли осыпаются в клокочущее, шипящее и стреляющее недро. Огненный вихрь охватывает всю поленницу сразу, вырываясь в небо огромным и жарким крылом. Мы раздвигаемся, всё больше и больше становится места у костра. Севастьяныч с трескучей головнёй идёт в конец деляны обогревать конвоиров.
Бушует тепло…
…После смены караула Генке снова отогнал нас от огня. Сани были нагружены полностью, но этот конвоир верен своим принципам до конца.
Мы прятались в богатой хвое, у поваленных елей, Пережидали время и не заметили, когда на делянке появился ещё один немец с собакой.
Пёс жался к ногам проводника, поднимал поочерёдно передние лапы, будто обжигался на ледяном насте, и заглядывал в лицо хозяину — привычный к сторожевой службе пёс не выдерживал адского холода.
Немец посовещался с конвоиром, подошёл к костру.
— Кто есть Иванофф? — спросил он.
Мы переглядывались, словно заново узнавая друг друга. Среди нас не было Иванова.
— Кто есть Ивано-фф?!
Из-за чёрного куста вышел Володька:
— Я — Иванов.
Конвоир въелся глазами в нагрудный знак «319».
— Ком! Вперёд!
Собака натянула поводок.
Володька обвёл деляну пристальным, запоминающим взглядом, прощально кивнул Севастьянычу и мне.
Никакой обиды в его глазах я не заметил. Он не обижался в эту минуту, что я не пошёл тогда с ним, — да и какое значение имели теперь наши счёты? Он просто кивнул нам и сутуло двинулся к наезженной дороге.
Мы, сбившись в толпу, молча смотрели ему вслед.
Мы знали, куда уводили Володьку.
Когда за пнями и кучами валежа последний раз мелькнул его немецкий, сдвинутый набекрень картуз, Джованни дрожащей рукой поправил тряпку на шее, у самого горла, и произнёс по-итальянски:
— Прометео…
Старик Федосов тронул меня за рукав, указал на итальянца:
— Чего он? По-своему как-то назвал… Не знаешь?
Я молчал.
Джованни пристально, вытянув шею, смотрел в конец делянки, туда, где нас подстерегал с карабином Генке, потом перевёл взгляд на сиротливо пылавший костёр Володьки.
— Прометео… — повторил он шёпотом и, как-то весь собравшись, зашагал через вырубки к неукротимо зовущему костру…
1960 г.
