Перепутья - Венуолис Антанас (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗
— Без Луцка — никогда! — вспыхнула княгиня.
Витаутас улыбнулся в спросил:
— А с Луцком?
— С Луцком — да.
— А если только до моей и твоей смерти? — снова улыбнулся князь.
— С Луцком — пусть: поживем — увидим… А потом, когда наденешь на голову корону, когда станешь королем всех земель, а также Луцка с Волынской и Подольской землями… И с краями Нарева и Буга… А кто из его магнатов против?
— Не знаю. Я только с королем разговаривал. Завтра узнаем… А вы о чем разговаривали с королевой?
— Мы обо всем понемногу. Королева похвалила мои янтарные бусы, восхищалась вышивкой… И я похвалила ее платье, сказала, что очень хотела познакомиться с ней…
— А она что?
— Она тоже уверяла, что очень хотела познакомиться со мной. Интересовалась твоим здоровьем.
— А насчет дел не намекала?
— Она мне ничего, и я ей ничего.
— Она тоже поедет в Вильнюс?
— Я не спрашивала, а она ничего не говорила… Она вроде бы хорошая и приятная такая, но уж ее боярыни! Спесивые, с огромными перстнями, золотыми цепочками. Одна, когда я выходила из коляски, и говорит другой, чтобы я слышала: ей, говорит, только корону на голову… Дура! А завидует, видно… Они все ненавидят меня за то, что я не королевских и не княжеских кровей. А кто из магнатов сопровождает короля? — живо спросила княгиня Витаутаса.
— Всех не знаю, видел только краковского епископа Выша, князя Земовита, краковского каштеляна Яська Топора из Тенчина, Спытку из Мельштейна, Миколая Мальджика, Сепинского и еще нескольких, знакомых мне по первому моему приезду в Краков. Спытко из Мельштейна — очень способный и справедливый боярин. Он был преданным мне человеком. Мальджик и Сепинский — тоже надежные бояре. Знаю, они не пойдут против меня. Мне неизвестно, как король, но магнаты их не любят. И они с ними не ладят.
— Маленькие вороны тоже меж собой воронов не терпят. А ты не обращай на них внимания… Князь, Спытко из Мельштейна — это краковский воевода. В его ведении находятся заключенные в островецкий замок боярыня Книстаутене с дочерью. Их держат как заложниц крестоносцев. Князь, немедленно посылай боярина Юргиса к Спытке, чтобы он освободил свою возлюбленную и ее мать. Боярин Юргис сам объяснит Спытке, что они не немки, а твои боярыни.
Князь хлопнул в ладоши и приказал вошедшему придворному позвать боярина Греже.
— Боярин Греже, вот тебе мое кольцо: отправляйся к краковскому воеводе, Спытке из Мельштейна, и передай, чтобы он немедленно освободил из островецкого замка моих боярынь, Книстаутене с дочерью, — приказал князь вошедшему Греже и подал ему кольцо.
— Князь, прикажи мне, чтобы я сам освободил их из застенка.
— Боярин Юргис, я тоже приказываю тебе первым поздравить боярыню с дочерью и попросить их прибыть из замка прямо ко мне, — велела ему и княгиня.
— И еще, боярин, — остановил Греже князь, — пользуясь случаем, передай краковскому воеводе, что я еще сегодня хотел бы увидеться с ним.
Греже поклонился и, придерживая рукой меч, вышел.
Тоскливо тянулись дни и месяцы для Маргариты Книстаутайте и ее матери в островецкой тюрьме. Кроме того, поспешные переезды из одного замка в другой, подальше от наступающих отрядов крестоносцев и жемайтийцев, так измучили благородных женщин и подействовали на их настроение, что ни мать, ни дочь уже не надеялись когда-нибудь обрести свободу. Целыми часами, целыми днями простаивала Маргарита у крохотного оконца и, напевая или плача, смотрела на хмурый тюремный двор, бросала взор на далекие леса и поля, где свободно гуляют люди, летают птицы и где так много места для всех.
Ни мать, ни дочь не знали, за что их держат в заключении. Разве они виноваты, что отряд Скиргайлы, которому было приказано преградить путь в Москву дочери Витаутаса Софии, ошибся и вместо княжны взял в плен Маргариту Книстаутайте. А когда мать не захотела выпускать из объятий свою дочь, забрали и ее. Правда, воевода отряда, поляк, обвинял Маргариту и ее мать в том, что они умолчали, кто они такие, и сказали только тогда, когда княжна со своими спутниками уже была далеко, вне досягаемости…
А сколько они обе, особенно Маргарита, вытерпели в Кернаве, когда крестоносцы шли на Вильнюс, и день изо дня ждали, что Витаутас осадит замок. И мать, и дочь молились христианским и своим богам и просили у них, чтобы побыстрее пришел князь со своими полками. Они знали, что в полках Витаутаса в первых рядах будут Кристийонас с Мартинасом и рыцарь Греже. Знали и не ошиблись. Однажды под вечер, когда вокруг Кернаве запылали деревни, Маргарита увидела из башни под стенами замка рыцаря Греже на его резвом скакуне; тут же узнала своих братьев, боярина Минтаутаса… Хотела она кричать, звать их; хотела ногтями рвать стены башни, но в это время вбежала стража замка и, завязав им рты и глаза, по тайному подземному ходу сначала вывела из замка в лес, а потом увезла в Тракай… Страшное, жуткое было это путешествие через мрачные тракайские пущи. Если б не мать, Маргарита верхом сбежала бы и или погибла бы свободной, или добралась бы до своих. Когда женщин ночью на лодке переправляли через озеро из горящего Тракайского замка, Маргарита хотела покончить с собой, но гребцы успели схватить ее и уже без чувств вытащили из воды. А сколько слез, сколько слез они каждый день проливали в Островце!..
Боярыня Книстаутене за один год постарела, похудела, померкла ее красота. И у Маргариты поблек яркий румянец щек, и уже не радовалась она своим юным дням, не вспоминала о своих девичьих грезах. Казалось ей, что все уже было, все уже прошло, и больше она ни своего возлюбленного рыцаря Греже не увидит, ни свободу не обретет.
Однажды вечером стояла Маргарита у окошка и, глядя на синеющую вдали пущу, грустно напевала:
— Лаймуте, доченька, почему такую грустную песню поешь? Почему ты свое сердечко надрываешь? — остановила ее мать.
— Как же я, мамочка, буду радостную петь, если сердечку моему не весело, если завяла уже моя руточка, — ответила Маргарита и, качая головой, запела дальше:
— Погоди, доченька, кажется, идет кто-то: слышишь, ключи звенят…
— А нам-то что, мамочка, пускай себе ходят, пускай себе звенят…
пела Маргарита, не отходя от оконца…
Краковский воевода принял Греже очень вежливо и был страшно удивлен, когда узнал, что это тот самый бывший рыцарь крестоносцев, о храбрости и способностях которого разрушать замки говорил весь Краков.
Воевода тут же приказал подать коня и выбрать красивую коляску. Они вместе с боярином Греже поехали в замок, где томились боярыня с дочерью.
Сердце у Греже снова сильно забилось, и иногда он отвечал невпопад на вопросы вежливого воеводы.
— Значит, она здесь? — только и спросил Греже, когда они подъехали к замку, и больше уже ничего не мог сказать.
