Коммод. Шаг в бездну - Ишков Михаил Никитич (читать полные книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Рано или поздно варвары придут, в этом уже никто не сомневался. Они уже зашевелились. Коммод не может этого не понимать. Выходит, он бездумно решил поиграть с Фатумом? Откуда такая уверенность, что в ближайшие годы нашествия не случится? Дальше что? Трава не расти? Неужели он, вопреки всем усилиям, приложенным Марком для его воспитания, вопреки традициям славного рода Антонинов–Аврелиев решил, что на его век спокойной жизни хватит, так что можно беззаботно шляться по кабакам и лупанариям, изображать из себя Геркулеса, портить девственниц?.. Что пытался доказать Коммод, распространяя небылицы о своем родстве с Геркулесом? Не в силах взойти на небо посредством героических, по человеческих по сути деяний, он решил разыграть гигантское шоу, в котором аплодисменты многочисленных зрителей должны стать решающим доказательством божественного происхождения главного героя? Но в таком случае кто здесь зрители, а кто актеры?
Это была убийственная для Города и для него лично, Бебия, политика. Рим видал всякое – и певца на троне, и свихнувшегося Калигулу, и гражданские войны, превращавшие цветущие города Италии в пустыню. Когда нагрянут варвары, когда запылает его дом на Целийском холме, будет поздно искать виноватых. Но что он мог поделать? Лучшие полководцы в Виндобоне пытались втолковать Луцию, что к чему. Результат нулевой. Однако сколько не отворачивайся от насущных государственных забот, они все равно заявят о себе. Кому?то придется заняться обороной границ, строительством дорог, хозяйством, подвозом хлеба?
Уж, конечно, не божеству!
Бебий перевернулся на другой бок, глянул в потолок, прогнал кота, пытавшегося пролезть в промежуток между ним и Клавдией.
Как подсказывает история, в исполнителях нехватки не будет, и все в цвет с вольноотпущенниками Коммода, главными управляющими государством, с этими жадными и хваткими, наглыми, оборотистыми и бесчестными, безродными и упертыми дельцами. Бебию трудно будет с ними столковаться. Рано или поздно они раздавят его.
Как же быть?
Об отставке даже думать не хотелось. Досуг вряд ли скрасит его годы, он не из тех, для кого хозяйственные заботы составляют смысл жизни. К тому же, как свидетельствуют анналы, попытка укрыться в кругу семьи, прикрыться имуществом, еще никого не спасли от гнева императора.
Трудно сказать, сколько минут Бебий лежал, бездумно разглядывая потолок, едва проступающие в тусклом свете масляной лампы дебелые очертания Венеры – боялся подвести итог долгим бессонным размышлениям.
Ответ напрашивался сам собой. Задолго до правления Коммода. его сформулировали Юлий Виндекс, Сатурнин, Гальба, Марк Отон, Авл Вителлий. Тот же счастливчик, тугодум и юморист Веспасиан приложил к этому руку. Кому?то повезло больше, кому меньше, но смысл решения от этого не менялся. Нерадивый император или, что еще хуже, тиран, уже не может считаться легитимным правителем и требует замены. Бебий был уверен – о том же размышляли и Публий Пертинакс, и Сальвий Юлиан, и Септимий Север, и Клодий Альбин. Теперь и ему, наместнику обеих Панноний, эта мысль впору. Но в таком случае Коммод, полагающий, что главная опасность для правителя всегда исходит изнутри, тоже прав, как были правы умнейший и проницательнейший Тиберий, безумец Калигула, гуляка Нерон и умница Домициан. 10
Это был замкнутый круг. Разболелась голова.
Ему припомнился корабль, на котором они удирали из восставшей Сирии. Как бы въявь увидал молоденькую, страдающую одновременно робостью и безумной отвагой Клаву, увидал себя самого, успевшего взойти на борт, в то время как на берегу вязали Сегестия, друга и покровителя, спасшего его во время сражения при Карнунте. Вспомнилось, как Клава, вся в слезах, обхватила его колени, прильнула к нему, пытаясь удержать на корабле. Вспомнился ее истошный бабий крик – не пущу! Он замешкался, и этих мгновений хватило, чтобы враги связали Сегестия, вскинули на лошадь и отогнали ее от берега. Сегестий принял мученическую смерть в Антиохии, но это случилось потом, а в ту ночь они до рассвета и после рассвета, потом до заката пылко и жадно любили друг друга. Он, уставший, несколько раз пытался отодвинуться от нее, а она по–прежнему крепко удерживала его на себе и все шептала – не пущу. Еще!
Не так было с его первой любовью Марцией! Она появилась из темноты и скоро, словно сказочная волшебница, пропала в ночи. Живет в рабынях у Уммидия, по словам знающих людей помыкает Квадратом как последним рабом. Боги великие, чего только не случается в Риме! Еще говорят, наложница–хозяйка уверилась, что на небесах ее ждет спасение.
У Бебия на мгновение перехватило дыхание.
Неужели Марция?!
Неужели в своем письме цезарь имел в виду его, Бебия, первую любовь?!
Далее лихорадочно, кадрами посыпались воспоминания – император разглядывает шкатулку с ее портретом. До боли в голове прорезалась сцена восьмилетней давности, имевшая место в покоях императрицы – он, Бебий, Квинт Тертулл и Сегестий, при доброжелательном отношении Фаустины обсуждают план похищения Марции. Вот и Луций, десятилетний мальчик, он тогда дал слово, что она будет его.
Нелепая страсть, однако вполне в духе этого простодушного. Все в его окружении было направлено на то, чтобы научить будущего наследника всем земным премудростям, выстругать из него будущего исполнителя долга, стратега и икону для подданных. Идею божественности ему внушила мать Фаустина, отец предоставил в полное распоряжение царство. Умные воспитатели постарались набросить на него своего рода узду, дрянные люди и потатчики не жалели усилий, чтобы испортить нрав, но все это были чьи?то усилия и старания, направленные на маленького Коммода извне. Чтобы остаться самим собой, чтобы, в конце концов, просто выжить – не свихнуться, не увянуть раньше старости, не лишится остатков воли, собственных импульсов, отраженных в желаниях и фантазиях, – под тяжестью неинтересных, не имеющих решения задач, которыми с детства грузили его, Луцию просто необходимо было дойти до какого?нибудь мудреного объяснения, почему этого делать нельзя и этого делать нельзя. Спасти его могла только сокровенная, неподвластная другим, необъяснимая для других тайна, некий изощренный, слегка приправленный безумием или идиотизмом софизм.
Бебий перевел дух, решительно согнал с кровати упорно пытавшегося влезть под одеяло кота.
Мечта о Марции, верность ей, существующей и в то же время недоступной, стала, по–видимому, той спасительной находкой, которая дала Луцию силы выстоять под непрестанным давлением философов, развратников, дворцовых подлиз и насмешников из сената. Под гнетом упреков отца и матери и прочих друзей царя. В ворохе самых подлых сплетен и слухов, на которые так щедра его старшая сестрица и ее окружение, связанное с родом Элия Вера.
Бебий перевел дух.
Итак, Коммод сам, своими руками слепил из Марции предмет поклонения. Уж в этом?то он был волен?! В этом он мог считать себя первооткрывателем? Странное, надо заметить, искривление ума у человека, державшего судьбу Рима в собственных руках. Лонг осадил себя – не слишком ли? Стоит ля выдавать ночной бред, нелепые домыслы за истину? Сердце подсказало – если это и домыслы, то очень близкие к реальности. Правде следует смотреть в лицо – Коммод до сих пор помнит о рабыне. Он постоянно напоминает Бебию о ней, причем, каждый раз делает это с умыслом, с потаенной ухмылкой. Выходит, это письмо – символ полного доверия Бебию и намек на ответную искренность?
Он решительно прервал себя – нет–нет, не на искренность, а на понимание, которое он, Бебий, должен был проявить в подобной иносказательной, непонятной для других форме.
Вот что, оказывается, пряталось за этим письмом – бездна! Цезарь считал себя вправе посягать на то, что составляло часть его, Бебия, души. Эта уверенность была безмятежна и абсолютна. Марк на небесах может гордиться сыном – он воспитал настоящего цезаря.
Бебий осторожно встал, попил воды, унял расходившееся сердце. Разве дело в Марции? Что ему Марция, он давным–давно забыл о ней! Не жалко и шкатулки – деревяшка и деревяшка! Беда в том, что эта коробочка составляет часть – и не худшую! – его прошлого.
