Блокада. Книга 4 - Чаковский Александр Борисович (книги онлайн бесплатно txt) 📗
В кабинете Жданова сидели все те, кто вместе с ним полчаса назад слушал речь Сталина.
— Андрей Александрович, завтра парад! — взволнованно объявил, переступая порог, Воронов.
В комнате все будто замерли. Это сообщение было слишком неожиданным, почти неправдоподобным.
— Я только что говорил с Яковлевым из ГАУ, — стараясь обрести свой обычный, корректно-холодноватый тон, продолжал Воронов. — Он мне сказал, что торжественное заседание проходило в метро, на станции «Маяковская», и что завтра в Москве состоится военный парад.
Жданов пожал плечами и неуверенно произнес:
— Николай Николаевич, что вы говорите, подумайте! Ведь парад нельзя провести в метро!
— Андрей Александрович, слышимость была очень плохой, почти ничего нельзя было разобрать, но это слово «парад» я попросил повторить по буквам. Вот оно!
И Воронов положил на стол перед Ждановым листок бумаги.
Жданов несколько раз перечитал написанное и проговорил все еще с сомнением в голосе:
— По первым буквам действительно получается «парад». Но почему вы решили, что парад будет завтра и в Москве? Вы же сами говорите, что почти ничего не расслышали.
— Речь шла именно о завтрашнем дне, за это я ручаюсь!
— Подождите, — сказал Жданов и решительно направился к двери.
Он вернулся минут через пять, сияя улыбкой.
— Вы правы, Николай Николаевич. Я только что связался с Москвой. Завтра на Красной площади действительно состоится парад. Я… я поздравляю вас, товарищи! Я…
Он не договорил, потому что раздался телефонный звонок.
Жданов снял трубку и назвал себя. Несколько мгновений слушал. Потом сказал:
— Я сейчас передам об этом командующему. Вам позвонят.
Лицо его изменилось. Улыбка исчезла. Он повернулся к Хозину:
— Из штаба МПВО сообщают, что противник сбросил на город электромагнитные морские мины огромной взрывной силы. Некоторые не разорвались, но товарищи полагают, что в них установлены взрыватели с часовым механизмом…
Когда после окончания трансляции торжественного заседания из Москвы немцы начали обстрел города, Жданов в первые секунды ощутил странное чувство облегчения. Он был рад, что обстрел начался не перед торжественным заседанием, не во время него, а именно после, и сотни тысяч ленинградцев смогли услышать речь Сталина.
Разумеется, Жданов не знал, что немцы, как это случалось уже не раз, стали жертвой собственной педантичности. Представить себе, что шестого ноября в находящейся на осадном положении советской столице состоится подобное заседание, они не могли. Но о том, что этот день является кануном главного революционного праздника, они знали отлично. Поэтому артобстрел и воздушный налет были запланированы немецким командованием именно на вечер шестого ноября с тем, чтобы продолжить их и седьмого. Все соответствующие распоряжения, касающиеся времени начала обстрела и бомбардировки, были отданы авиационным частям и артиллерии заранее, и быстро перестроиться немецкая военная машина оказалась не в состоянии, тем более что торжественное заседание длилось меньше часа. Поэтому первые бомбы и снаряды упали на ленинградские улицы уже позже.
Но, пожалуй, еще ни разу после массированного налета на город, предпринятого фон Леебом одновременно с его попыткой обойти Пулковскую высоту, не было такой страшной бомбардировки, как в ночь на седьмое ноября. Морские электромагнитные мины, впервые примененные врагом в Ленинграде именно в ту ночь, обрушивались на город вперемежку с фугасными бомбами. Сотни саперов и электриков тут же, во время бомбежки, пытались обезвредить мины и нередко гибли при этом. В воздухе кружились, падая на пустынные заснеженные улицы, сброшенные с самолетов листовки с одной, большими черными буквами напечатанной фразой: «Сегодня будем вас бомбить, а завтра хоронить».
Наутро седьмого ноября бомбежка и обстрел возобновились с новой силой.
Тем не менее Ленинградский радиокомитет организовал трансляцию парада с начала его и до конца. Сквозь гул вражеских самолетов, взрывы бомб, зенитную стрельбу громкоговорители на улицах, в заводских цехах Ленинграда разносили слова выступавшего на Красной площади Сталина.
Он говорил, что Германия уже потеряла четыре с половиной миллиона своих солдат, и еще несколько месяцев, еще «полгода, может быть, годик» потребуется для того, чтобы она лопнула под тяжестью своих преступлений…
В те страшные дни никто не мог знать, что не полгода, не год, а еще долгие три с половиной года предстоит советскому народу вести смертельную борьбу с врагом…
— Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова, — неслись из тысяч репродукторов слова Сталина. — Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!
И казалось, именно для того, чтобы заглушить эти слова, с грохотом взрывались все новые и новые немецкие снаряды и бомбы, обрушивавшиеся на Ленинград — колыбель великой революции.
Но все было тщетно. Где бы ни находились в эти минуты ленинградцы — в цехах ли, не покидая своих рабочих мест, несмотря на вражеский налет, в убежищах или дoма, — они слушали речь Сталина.
А когда грохот артиллерии, взрывы бомб заглушали его голос, люди старались домыслить то, чего не смогли, услышать, вкладывая в уста Сталина те слова, которые ждали от него.
Восьмого ноября Военный совет Ленинградского фронта собрался на заседание, чтобы заслушать очередное сообщение Лагунова о ходе строительства автотрассы Заборье — Новая Ладога.
Едва Лагунов начал говорить, зазвонил телефон ВЧ.
Сняв трубку, Жданов услышал голос Сталина:
— Хозин у вас?
— Да, товарищ Сталин, — ответил Жданов, — передаю ему трубку.
— Доложите обстановку на восточном берегу Невы, — сухо потребовал Сталин от Хозина.
Командующий стал перечислять меры, принимаемые Военным советом, чтобы, невзирая на осложнившуюся обстановку, попытаться прорвать блокаду.
— Подождите, — неожиданно изменившимся голосом прервал Хозина Сталин.
Командующий тотчас же умолк. Наступила пауза. Члены Военного совета настороженно смотрели на Хозина, по-прежнему прижимавшего трубку к уху.
Жданов не выдержал:
— В чем дело?
— Не знаю, — ответил Хозин, прикрыв микрофон ладонью. — Приказано подождать…
Прошло еще несколько секунд. Хозин осторожно спросил:
— Товарищ Сталин… вы меня слышите?..
Никакого ответа не последовало. В трубке раздавался лишь глухой гул, потрескивание.
— Товарищ Сталин, — громче повторил Хозин, — докладывает Хозин! Вы меня слышите?..
Но тут исчез и гудящий далекий фон. Телефон был мертв.
Некоторое время Хозин еще сжимал в руке трубку. Потом опустил ее на рычаг и беспомощно развел руками:
— Связь прервана.
Жданов вскочил.
— Идемте на переговорный пункт, — сказал он Хозину, — попытаемся связаться по телефону. Остальных прошу не расходиться.
Жданов и Хозин поспешно спустились в подземное помещение, где располагался узел связи.
— Ставку! — приказал Жданов сидевшему за аппаратным столиком лейтенанту. — Товарища Сталина.
Лейтенант включил аппарат «Бодо» и стал выбивать на клавишах привычное «там ли? там ли? там ли?..». Дожидаясь ответа, опустил руки. Жданов и Хозин впились взглядами в умолкший аппарат.
Наконец он застрекотал, короткими толчками выбрасывая ленту. Лейтенант подхватил ее, прочел и, не оборачиваясь, доложил:
— Связь имеется.
— Передайте: у аппарата Жданов и Хозин, — волнуясь, проговорил Жданов. — Просим товарища Сталина.
Лейтенант снова застучал по клавишам.
Ответ пришел сразу:
— У аппарата Василевский. Товарищ Сталин занят. Что доложить?
— Хозин только что докладывал товарищу Сталину обстановку, — продиктовал Жданов. — Но связь прервалась.
— Минуту… — ответила лента.
Через мгновение «Бодо» снова застрекотал:
