Последние Каролинги – 2 - Навина Наталья (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗
– Это какой же такой Фредегонды? У которой заведение за сгоревшими банями?
– Мужичье! Темнота… Королеву не знаете…
– Королеву? Нет у нас сейчас королевы.
– Нету. – На лице пьяного появилась странная ухмылка, идиотская и в то же время жуткая. – А кто знает, почему ее нету? Тоже я. – Он залился лающим хохотом, сладострастным в своей самоупоенности. Так порой смеются сумасшедшие. – «Отошло благословение от Нейстрии», – с трудом выговорил он, все еще давясь смехом и утирая выступившие на глазах слезы и пот со лба. – Сил нет слушать. «Отошло»… Я вам скажу, кто его отвел… А сам-то! Рыдал, как младенец. А отраву-то кто вручил? Он. Он же все и задумал…
– Кто? – спросил второй, широкоплечий, с маленькой головой. – Граф Роберт?
Это довольно редкостное зрелище – когда совершенно пьяный человек мигом трезвеет, однако из-за сумрака посетителям кабака не пришлось вдосталь им насладиться. Однако они могли оценить последствия. Вроде бы вусмерть упившийся оруженосец вскочил на ноги и рванул меч из ножен. Но прежде, чем он успел его выхватить, обоих его собеседников сдуло с места, и они с редкостной прытью, обличавшей немалую привычку, понеслись к двери.
– Убью! – хрипел Ксавье.
Он пинком отшвырнул стол и бросился вдогонку. Прочие посетители – те, кто был в состоянии передвигаться – большей частью порскнули в стороны, но кое-кто начал заходить Ксавье за спину. Он успел заметить эти маневры и крутанул мечом вокруг себя, благо ни у кого из собравшихся здесь равного оружия не имелось. Хозяин, прижавшись к стене, блестел глазками на лезвие. Боялся он не столько меча, сколько возможных последствий драки. Не помочь оруженосцу самого графа – потом дерьма не расхлебать… а предать явно бродячее братство – от своих же не жить.
Но события не оставили ему времени на размышления. В своей ярости Ксавье зацепил мечом низкую балку, поддерживающую соломенную крышу. Балка была столь же трухлявой, как и все остальное, и одного удара оказалось достаточно. Она надломилась с каким-то хлюпающим треском, а затем рухнула, подмяв младшего из беглецов, который замешкался, споткнувшись о тело бродяги, в пьяной прострации валявшегося на полу. Удар пришелся ему по спине. Он свалился рядом с пьяным. Сверху посыпалась груда гнилой соломы, которую тут же взметнул ворвавшийся сквозь пролом леденящий ветер. Ксавье мельком бросил взгляд на тело, придавленное балкой, и ринулся вперед…
…чтобы наткнуться на нож, короткий, тяжелый, с деревянной ручкой без гарды – чтоб удобнее было бросать. Лезвие не перерезало – перерубило сонную артерию, но Ксавье упал не сразу. Конвульсивным движением он выдернул нож, и темная кровь забила из раны и полилась изо рта.
Захлебываясь ею, он пал сперва на колени, а потом на бок. Руки его возили и дергались среди окровавленной соломы. Потом замерли.
Человек, бросивший кинжал, уже успел выскочить за дверь и скрыться в темноте.
Крокодавл бежал по темной улице. Ноги его скользили по грязи, которую заморозки превратили в лед. Но ни грязь, ни тьма его не страшили. Наоборот, они были его союзниками. Нанусу уже не помочь. Вот ведь как – более молодой и ловкий не остерегся, а Крокодавл, которому уже давно перевалило за полсотни (неизвестно когда – он не лгал Эду, когда говорил, что не знает своих лет) – сумел. Что делать, судьба зла, а судьба шпиона – в особенности. По крайней мере, он успел поквитаться с убийцей Нануса. Крокодавл не думал об этом, просто знал, да и некогда была думать. Главное – уйти.
Все городские ворота давно были заперты на ночь, но в условленном месте, за стеной, с лошадьми ждал бельмастый Вигор, совсем мальчишка еще, недавно прибившийся к ним и обучавшийся двойному ремеслу гистриона и шпиона. А через стену Крокодавл надеялся перебраться. Если только… все громче до него доносился лай собак. В Париже пока не было такого голода, как в деревнях, и собак здесь не ели – брезговали, а вот кормить – не кормили. Злобные, почти одичалые псы носились по окраинам… а если добавить сюда еще и вечные рассказы о волках… Не должно этого быть. Но испытанный прием – подождать, пока тот, за кем следишь, упьется и начнет болтать, а в случае чего и разговорить – на этот раз дал сбой. Не всегда везет, как тогда с Рикардой…
Кажется, к собачьему лаю прибавилось еще что-то. Крики? Топот? О, черт, неужели патруль городской стражи… в последнее время граф Роберт чувствительно наводит порядок в своем городе… и не зря, как выяснилось. Но кто мог подумать, что эти мордовороты окажутся вблизи такой дыры, как Гнилая Хибара. А может… Ксавье ошибался, считая, что о его запойных прогулках никому не известно?
Некогда, некогда, некогда гадать! Крокодавл свернул за угол, укрылся в густой тени. Так и есть – прогромыхали мимо, целая орава, с факелами, при всей амуниции. Ну, дуйте себе, милые, с богом… пропустив их, он помчался дальше, хотя бег его постепенно сходил на нет. Все-таки годы давали себя знать, и сердце колотилось, почти выпрыгивая из горла. К счастью, выпрыгнуть не успело… вот и нужное место. Сверху стена просела – чинили, видимо, наспех после осады, а потом поправить руки так и не дошли… и часовые здесь ночью не ходят, боятся ноги поломать.
Крокодавл достал из-под рваной куртки веревку с крюком. Дышалось со свистом, добросил веревку до верху только с третьего раза. Лезть тоже было тяжело – старость проклятая, и брюхо мешает. Был бы Нанус, он бы и без веревки влез, и старика за собой втянул. Но все же руки были у него еще крепки, и он подтягивался на веревке, и заветная цель была уже близка, когда он снова услышал шум внизу. Погоня, сделав круг, возвращалась по своим следам. Ничего, ничего, он уже поднялся выше, чем достигает свет от факелов… его не заметят.
Но в это мгновение тучи, казалось бы, так плотно и надежно затянувшие небо, дали разрыв, и выкатилось луна, погубительница, солнце мертвых, ведьмина радость! Прокляв все на свете, Крокодавл поспешно пополз вверх. Поздно. Его уже заметили. Торжествующие голоса раскатились хором ругательств. Он не смотрел вниз, а если б и смотрел – что б это теперь изменило? Острая боль пронзила левую ногу. Стрела пробила ее насквозь. Крокодавл сделал еще несколько рывков и, наконец, ухватился за край стены и подтянулся на руках. Подлая луна сослужил хоть одну хорошую службу – отсюда ему были видны лошади и Вигор. Крокодавл попытался вскарабкаться наверх, чтобы перевалить на ту сторону. И понял, что не может. Слишком больно… и нет сил. Он снова повис на руках. Каменная крошка сыпалась из-под пальцев. Двинув занемевшей шеей, он покосился вниз и увидел, что лучники снова целятся в него. Ох, как больно-то… сейчас он свалится, или его застрелят – конец один. И тогда Крокодавл заорал во всю мощь своей некогда прославленной глотки:
– Вигор, беги! И скажи королю – это сделал Роберт! Убил Роберт!
Как ни странно, среди дружинников заболели очень немногие. Может быть, сказались принятые во благовременье меры предосторожности. Но королю они уже помочь были бессильны. Как бессильны пользовавшие хворых военные лекаря. Ученого же врача, мастерством подобного Сулейману, в то время в Лаоне не пришлось. Все, что могли сделать эти лекаря – окружить постель больного горящими жаровнями, в которых постоянно поддерживался огонь, дабы зараза не распространялась за пределы покоев, а заодно поддерживая там благодетельное тепло, унимая мучительный озноб – непременный спутник черной оспы.
Единственным, кому дозволялось нарушать огненную преграду, был Авель, дневавший и ночевавший во дворце. Его зараза не страшила, ибо каждому известно, что дважды оспой не болеют. Но ему все равно было страшно. Страшно в этом огромном, темном, нетопленом здании – если оно и до болезни Эда казалось запустевшим, то что говорить сейчас? Большинство слуг и придворных разбежалось или пряталось где-то по щелям, страшась заразы. Остались старые рабы, которым смерть была уже не страшна, и самые верные воины охраны. С ними можно было не опасаться нападения извне, однако тьма, заполонившая дворец, где, казалось, не было иного света, кроме огненного кольца, пылавшего вокруг Эда, пугала больше. Оставалось молиться милосердному Господу и просить о помощи святых заступников Галлии – Мартина, Медарда и Дионисия. Ибо Авель даже и в мыслях не мог допустить, что Эд умрет. Всем, кто мог его слышать, и самому себе он беспрестанно повторял, что пережил же он эту проклятую хворь – и ничего! Однако Авель был в те поры почти на двадцать лет моложе своего духовного сына, а главное – он отчаянно хотел выжить. А хотел ли жить Эд?
