На дальних рубежах - Мельников Геннадий Иванович (серия книг .txt, .fb2) 📗
Восточные люди весьма чувствительны к малейшим оттенкам в обращении. Тогда эмир дал понять Ли Хунчжану, что визит он нанес только потому, что тот представляет китайского императора, и принялся расспрашивать Ли Хунчжана о здоровье богдыхана, о здоровье его матери, и совсем не интересовался ни здоровьем, ни вообще личностью самого Ли Хунчжана. Китаец, конечно, очень обиделся, но вида не подал.
Он, в свою очередь, стал допытываться у эмира бухарского, какой тот религии, заявляя, что китайцы держатся религиозных начал, установленных еще Конфуцием.
Эмир объяснил Ли Хунчжану, что он мусульманин, основателем их религии был Магомет, и вкратце пересказал суть их религии.
Визит закончился, эмир со свитой пошли к выходу, и Ли Хунчжан с довольно униженным видом отправился проводить их до самой коляски. Когда коляска уже тронулась, Ли Хунчжан что-то закричал. Коляска остановилась, и русский офицер, бывший у эмира переводчиком, спросил, что случилось. Тогда Ли Хунчжан велел передать эмиру, что он вспомнил, как этот Магомет, который основал религию эмира, ранее был в Китае, оказался там каторжником, потом его из Китая выгнали, и вон, оказывается, где он объявился.
Озадаченный эмир укатил, а Ли Хунчжан, весьма довольный местью, вернулся в гостиницу.
Против Японии же!
Государь император уполномочил Сергея Юльевича переговорить с министром иностранных дел князем Лобановым-Ростовским по вопросу заключения оборонительного договора с Китаем. Ничего нельзя оказать о нем плохого, человек он был видный, весьма образованный, очень светский, отлично владел языками, очень хорошо владел пером, очень склонен был к серьезным занятиям, например, различным историческим исследованиям, в основном родословным, хотя никогда в жизни серьезными делами не занимался. Вообще, ум у него был более блестящий, нежели серьезный, так бывает.
И с зайчиком.
Хотя ему было уже за шестьдесят, он оставался крайне легкомысленным. И едва не свел всю громадную, можно сказать, работу Сергея Юльевича к конфузу, а Россию едва не поставил в весьма рискованное положение. Сергей Юльевич пришел в Министерство иностранных дел к князю Лобанову и рассказал ему о результатах переговоров с китайским представителем Ли Хунчжаном, о чем Лобанов, конечно же, был информирован. Он тут же взял перо и в совершенно последовательной превосходной форме составил проект соглашения. Потом он передал написанное Сергею Юльевичу с просьбой проверить и внести необходимые поправки. Витте был удивлен верностью и тонкостью изложения и точностью формулировок.
На следующий день князь Лобанов побывал у государя и позже передал Сергею Юльевичу одобренный его высочеством проект, в котором, к своему удивлению, Витте увидел, что пункт о нашем с Китаем оборонительном союзе был обобщен. В новом проекте договора было указано, что в случае нападения кого-либо на Китай Россия всеми своими сухопутными и морскими силами должна защищать его, а в случае нападения на нас, Китай должен помогать нам. Но не указано, что от Японии.
Но это же громадная разница — защищать Китай от Японии или от любой державы! У Китая постоянно возникают недоразумения с Англией относительно Тибета, с Францией, нашей союзницей, из-за Тонкина. Да и другие страны имеют отношения с Китаем. Это было бы в высшей степени опасно — брать на себя оборону Китая от всех держав. Да узнай кто о нашем соглашении, это бы возбудило против нас множество европейских держав. Князю Лобанову свое неудовольствие Сергей Юльевич не показал, какая-то робость его удержала, но в тот же день он отправился к государю и доложил ему, что вот смысл наших соглашений с Ли Хунчжаном князь Лобанов изложил сперва правильно, но теперь в нем оказались весьма опасные изменения.
Государь велел Сергею Юльевичу ехать к Лобанову, тем более что министерства финансов и иностранных дел расположены в одном здании, и уговорить его написать договор так, как нужно. Витте же мешала врожденная его деликатность: князь Лобанов и служит значительно дольше его, и в товарищах министра внутренних дел уже побывал, послом был в Константинополе и в Вене, и вообще — в отцы ему годится. Тогда Его Высочество пообещали лично уладить этот в высшей степени важный вопрос.
Уже в Москве, перед коронацией, государь сказал Сергею Юльевичу, что свое мнение о неудобстве для нас принять оборону Китая от всех держав он Лобанову-Ростовскому изложил, и что тот с ним согласился. Сергей Юльевич и успокоился, тем более что виделся с министром иностранных дел уже несколько раз, и тот ни словом не обмолвился с ним по этому предмету.
Через три дня после коронации, 22 мая съехались они для подписания секретного соглашения в доме, который специально был снят в Москве на время коронации для министра иностранных дел. С русской стороны уполномоченными были князь Лобанов и Витте, а с китайской — Ли Хунчжан, который перед тем получил соответствующие полномочия телеграммой из Пекина.
К подписанию были подготовлены два экземпляра соглашения — один для Китая, другой — для нас. Князь Лобанов объявил, что проект договора изучался, обсуждался и мы можем его подписать, и передал один экземпляр Ли Хунчжану, а другой взял Сергей Юльевич, совершенно без задней мысли, уверенный в правильности редакции. И вдруг, к своему ужасу, он обнаружил, что князь Лобанов оставил текст в своей, неверной и очень опасной для России, редакции. Сергей Юльевич отозвал князя в сторонку и, поступившись деликатностью, сказал ему об этом. Спасла их находчивость князя. Посмотрев на часы, он хлопнул в ладоши и велел вошедшим лакеям подавать завтрак. Потом он пригласил к столу Ли Хунчжана и присутствующих, сказав, что стол накрыт и кушанья могут испортиться.
Пока длился завтрак, двое секретарей переписали договор, и он получил верную редакцию.
Сергей Юльевич еще много раз встречался в первопрестольной с Ли Хунчжаном и тот говорил, что, как друг России, советует ни в коем случае не идти на юг от железной дороги, потому что китайцы, в своем большинстве, неодобрительно смотрят на европейцев, считают, что все зло в империи происходит от «белых дьяволов», и что продвижение России на юг вызовет неожиданные и самые печальные последствия, как для России, так и для Китая.
«Да, если бы мы точно держались этого чрезвычайной важности договора, нам не пришлось бы пережить всю горечь позорной войны с Японией, и наши позиции на Дальнем Востоке были бы весьма прочны», — уже потом, много лет спустя думал Сергей Юльевич.
Летом товарищ Сергея Юльевича по министерству финансов Петр Михайлович Романов выехал в Берлин, где он и посланник китайской империи Сюй Цзинчэн, который одновременно был и посланником в России, и имевший обыкновение всю зиму и весну жить в Петербурге, а лето и осень — в Берлине, составили и подписали проект концессии. Концессия на строительство ВосточноКитайской железной дороги выдавалась Русско-Китайскому банку, который, в свою очередь, передавал это право создаваемому Обществу Восточно-Китайской железной дороги. Вскоре проект концессии был утвержден русским правительством и правительством богдыхана.
Сергей Юльевич уже понял, что китайцы ни в какую не согласятся на казенную государственную железную дорогу в свои пределы. Они боятся, конечно же, и с весьма большим основанием, подобных требований других государств. Ему же очень не хотелось, да что там не хотелось, не собирался он выпускать из рук министерства финансов такое важное для России дело. И тогда, поразмыслив, он предпринял обходной маневр. Концессия, как уже было сказано, была выдана Русско-Китайскому банку, а тот передавал это право не существующему еще Обществу КВЖД. Сергей Юльевич внес в проект соглашения русского правительства с Русско-Китайским банком об образовании Общества КВЖД статью, согласно которой из тысячи акций по пять тысяч рублей, что составит капитал Общества, семьсот обязательно резервировались для правительства и передавались в Государственный банк. Остальные триста акций могут быть размещены среди частных лиц, но это уже была его уступка Альфонсу Ротштейну, представителю французских финансистов. Сергей Юльевич ожидал больших дивидендов от акций и хотел, чтобы они оседали в казну государства.
