Капитан Невельской - Задорнов Николай Павлович (читать книги онлайн бесплатно полностью без .txt) 📗

Глава двадцать девятая

У ВОЛКОНСКИХ

Однажды за обедом губернатор спросил у капитана:

— Вы едете сегодня к Волконским?

— Да, мы приглашены вместе с Бернгардтом Васильевичем и будем сегодня у Марии Николаевны.

Муравьев желал, чтобы капитан несколько рассеялся, увлекся обществом, чтобы в нем стихла хотя бы на время страсть деятельности.

— Я хочу вам дать новое поручение.

— Слушаю вас, Николай Николаевич.

— Там будет Сергей Григорьевич. Вы еще не знакомы?

— Нет, Николай Николаевич, я еще не видал князя.

— Теперь это совсем другой человек, не такой, как прежде. Он сожалеет о своих поступках. Так, по крайней мере, считается… — добавил Муравьев шутливо. — Так вот, езжайте к ним и кланяйтесь от меня Марии Николаевне, ни в коем случае не дайте им повода считать, что их положение имеет для вас какое-то значение… Да кстати, жена нездорова и не будет там, извинитесь… Сделайте им сюрприз. Они ждут вас, чтобы вы кое-что рассказали их любимому сыну, и, конечно, сами ни о чем не спросят. А вы улучите миг и расскажите старику, что представляет собой устье Амура. Там, верно, еще будет Сергей Петрович Трубецкой, так уж ублаготворите их. Разговаривайте в обществе о том, что придет в голову: про экзотические страны, как для дам и девиц у Зариных, что-нибудь про Южную Америку. А потом старикам отдельно. С вами Струве?

— Да…

— Ну и прекрасно. Он там как свой.

Геннадию Ивановичу очень хотелось поехать сегодня к Волконским и потому, что он слышал много об этих людях, и потому, что в душе его было то волнение, которое не стихало с тех пор, как в первый раз увидал Марию Николаевну. К тому же Екатерина Ивановна с сестрой и теткой сегодня должны быть у Волконских. Обещан музыкальный вечер и вообще много интересного.

Муравьев разговорился и немного задержал его.

— Мария Николаевна — человек очень своеобразный и необычайно деятельный. В доме все держится на ней, а Сергей Григорьевич считается у меня живущим в ссылке в Урике — деревне, неподалеку от которой вы проезжали по якутскому тракту. А жена его здесь, и он как бы приезжает сюда погостить, но на самом деле всегда живет в Иркутске, я сделал им это послабление. Моя жена ведет знакомство с Марией Николаевной, бывает часто у нее. Там постоянно все мои чиновники. Страсть Марии Николаевны — ее дети… Иногда ей западает в голову что-нибудь ужасное, и тогда нельзя дать ей утвердиться в домыслах. Прошу вас, не подавайте ей никакого повода к беспокойству.

Муравьев сказал, что, поскольку Сергей Григорьевич считается живущим в ссылке в Урике с правом приезжать в Иркутск, он и устроился в пристройке. А иркутские обыватели из этого вывели, что жена его отселила, чтобы он не портил ей общества.

— Должен вам сказать, что ссыльные вообще всегда живут в тревоге. Вдруг иногда среди них пройдет какой-нибудь слух, что их высылают из Иркутска или снова хотят заключить в тюрьму, и они сразу всколыхнутся. Обычно поводом служат какие-нибудь внешние события. У меня ведь много разных ссыльных, и в этом все одинаковы. Правда, Сергея Григорьевича Волконского, кажется, ничем нельзя удивить по причине выработанной им своеобразной философии. Он убежденный народолюбец и противник современного общества, но, конечно, политики тут нет ни на йоту, подкладки никакой. Они образованные, умные люди, но живут в вечном беспокойстве. Может быть, поэтому и родилась такая философия, и теперь лично ему не загрозишь. Он стал как настоящий русский мужик… Вы увидите… Так поезжайте! Да помните мои советы. А впрочем, мотайте на ус все, что там будет говориться, — добавил губернатор, хитро прищурившись. — Хотя они ведут себя безупречно и я уже написал царю, что они теперь самые верные и примерные из его подданных, но мое дело поглядывать за ними.

«Что это он опять понес? — подумал Невельской. — Однако получается, как с Элиз, когда он сказал про нее в Аяне черт знает что. Что же он думает, что я шпионить за ними стану? Черт знает, как в нем все это уживается рядом с благородными идеями! Или он для отвода глаз говорит, на всякий случай…»

Невельской шел вниз озабоченный и удрученный.

Накануне у Невельского с Муравьевым опять наверху шел спор до поздней ночи, и они опять ни до чего не договорились.

Зашел Струве.

— Так едем, Геннадий, — сказал Бернгардт.

Накануне, явившись к себе поздно ночью в сильном волнении, капитан выпил со Струве на брудершафт. Он так и заявил Бернгардту, что хочет напиться за здоровье всех родных.

…На улице падал снег. Струве говорил, что у Волконских прекрасные дети, что Мишу с большим трудом три года тому назад приняли в гимназию и что теперь, когда он закончил ее с золотой медалью и поступил на службу в канцелярию губернатора, перед ним открыта карьера. Он добавил — капитан это слыхал уже не раз, — что дети ссыльных лишены дворянства и должны быть записаны в крестьянское сословие.

Струве сказал, что он у Волконских частый гость.

В переулке у двухэтажного серого деревянного дома тротуар широко расчищен и снег сложен аккуратно. Тут же пустые санки, покрытые досками, на которых, видимо, вывозили снег, так как часть снежной горы срезана и из нее стоймя торчала деревянная лопата. Рослый старик спокойными, размеренными движениями подметал метлой тротуар, ступая медленно и твердо. На нем были полушубок и валенки.

— Как метет аккуратно, — заметил Невельской, обращаясь к Бернгардту, но тот шепнул ему в ответ тревожно:

— Да это сам князь Сергей Григорьевич!

Санки остановились, и Струве выпрыгнул, за ним и капитан.

Рослый старик с седой окладистой бородой, держа метлу прижатой к полушубку и глядя зоркими глазами, выпростал из рукавицы руку и, слегка наклонившись всем корпусом, подал ее Струве. Невельской был представлен тут же.

Услыхав его фамилию, старик не стал кланяться, а, напротив, выпрямился по-военному, глаза его взглянули строго и властно, как бы начальнически, и в человеке с метлой вмиг явился князь и генерал. Волконский подал капитану свою сильную, тяжелую, как гиря, руку и повел обоих молодых людей в ворота.

— Дворник мой заболел, а никто не может как следует вымести, — сказал Волконский.

Вошли в калитку. Кучер открыл ворота и стал вводить лошадей.

Двухэтажный дом Волконских сложен из громадных лиственничных бревен и выкрашен в светло-серую краску, которая днем очень идет к его широким светлым окнам.

По краям дома на улицу выходят два огромных окна, выступающих из стены в виде фонарей со стеклами с боков и спереди и с резьбой внизу в виде стеблей с листьями, так что они кажутся стоящими на изящных подставках. Подъезд к дому — во дворе, куда завели лошадей и куда гости вошли через калитку.

Здесь плоский фасад, широкие тройные итальянские окна со ставнями в нижнем и без ставен в верхнем этаже. В дальнем от ворот конце дома — крыльцо под огромным тяжелым навесом. Взойдя на него через широкие двойные двери, попадешь в сенцы с окошечками по бокам; потом пойдут какие-то коридорчики с боковыми дверцами и опять с окошечками.

Дом красивый, богатый по виду, с ярко освещенными в этот час окнами, с легкой оригинальной резьбой — пример простоты и своеобразия. Но поставлен он с расчетом на внезапный приезд жандармов или полиции. Поэтому пет дверей на улицу, а их место заняли окна, и парадное во дворе, и множество коридорчиков и закоулков, и можно заранее видеть, кто приехал.

Пока постучат в ворота, пока откроют калитку, пока пройдут через весь двор мимо всего дома, под окнами, которые в верхнем этаже не закрыты ставнями ни днем, ни ночью, пока им откроют дверь, потом немало времени пройдет в закоулках…