Святой Илья из Мурома - Алмазов Борис Александрович (читать книги онлайн полностью без регистрации .TXT) 📗
— Откуда ты знаешь?
— А чем ты ещё расплатиться можешь? — сказал Илья, не подозревавший о византийском договоре с Владимиром. — У тебя казна истощена вовсе. Никакого припасу нет, и добыча, что в Тьмутаракани взяли, мала, для расплаты не годится.
— Да мы Хазарию сокрушили, которая с Византией в Крыму воюет! — закричал князь.
— Сокрушили — молодцы! Да только, князь, пузо старого добра не помнит. С тебя византийцы новой службы потребуют.
— А я откажусь! — как маленький капризный ребёнок, ответил князь.
— А войско немыслимое, кое ты собрал, чем содержать станешь? А?
Князь замолчал.
— Не говорил я тебе прежде, — сказал Илья, — не велели мне старцы. А вот теперь скажу. Крестился бы ты, Владимир! Ходил бы в руке Господа нашего Иисуса Христа, под защитой его.
— Да!.. — вскинулся князь.
— Молчи, молчи лучше, греха меньше! — цыкнул на него Илья, и князь даже растерялся. — Молчи! Я сказал — ты услышал, а там Господь сам управит и найдёт, как тебя вразумить. А не достукается через упрямство твоё, так и чудо явит. Ежели ты ему нужен!
— Да... — опять хотел возразить князь, но, что сказать, не нашёлся.
Он ушёл от Ильи совершенно сбитый с толку. Победа, ради которой они шли сюда, больше ему победой не казалась. Смутная тревога теперь оформилась: за спиною князя нет державы, а есть собранные, в том числе и насильно, племена. И рассыпаться это может в один день. При первом же поражении князя войско пойдёт по домам, и его ничем не остановишь. Не видя выхода, князь, как всегда, пошёл в загул. Хазарские купцы из Тьмутаракани, что прятались во время штурма неизвестно где, вернулись и привезли караваны чёрных рабынь. Притухшая было гульба вспыхнула с новой силой, а Илья её иначе как кромешной и назвать не мог.
Вот она — бездна греха языческого!
В редкие минуты и князь глядел на происходящее глазами Ильи, чего с ним прежде никогда не было, и тошно ему было видеть опухшие рожи воевод и неутомимых чернокожих девок, чуять запах гниющей еды и винного перегара.
Вдали от лагеря, отдельно от разгула, стояли дружины Ильи и Добрыни. Трезвы и сосредоточенны были воеводы и дружинники. Старались язычников, собратьев по оружию, не осуждать, не укорять и сильно молились, чтобы Господь отвёл беду. Подслухи и досмотры доносили, что чуть не округ всего Гургана — моря Каспийского — стеной встают воины ислама и сила таковая накапливается, что почище Хазарии будет!
Недели через две после взятия Тьмутаракани грянула страшная гроза: в степи и в море ревела стихия невиданная. Греки, не то предчувствовавшие, не то вычислившие бурю по приметам своим хитростным, весь флот загодя увели назад в Византию и тем спасли его. Валы, шедшие с моря, в мелкие щепки разнесли все суда, остававшиеся в гавани, подмыли мол и обрушили пристань. Дикий ветер раздул вновь тлевшие пожары, но огонь был залит бездной водяной, обрушившейся с неба.
— Всё! — сказали в один голос воеводы, когда стихия утихла. — Возвращаемся в Киев!
Владимир оставил в Тьмутаракани большой и сильный отряд и наказал ждать княжича, чтобы не оставался город без правителя. Трезвея на марше, войско двинулось в обратный поход. Князь ехал почти всегда в окружении византийцев.
— Вишь, греки какую силу забирают... — ворчали воеводы. — Не доведёт сие дружество нас до добра. Византийцы хитростны и коварны не меньше, чем хазары...
Мало кто знал о секретных переговорах, что шли между князем и византийскими послами, а кто знал — тот помалкивал. Византийцы же, как о само собой разумеющемся, говорили об условиях посылки экспедиционного корпуса из Киева в Византию, затем чтобы оттуда переправить дружину в Сирию, где катастрофически не хватало бойцов, а ислам, как всегда, недостатка в головорезах не испытывал и наступал отовсюду. Обсуждались детали маршрута. Как отправить дружину: морем или через Болгарию, тем путём, которым ходил Святослав.
«Царьград, как и Хазария, от нас воинов потребует», — чудился князю голос Ильи.
«Чем же мы так перед богами провинились, — думал князь, — что за всё вынуждены головами славянскими и русскими откупаться?»
Он смотрел на лица молодых, безусых и уже заматеревших дружинников, что маршировали колоннами по четыре в ряду, держа интервалы по византийской выучке между сотнями. Волокли на спинах красные щиты и притороченные к мешкам островерхие шлемы. На русые и каштановые кудри, стянутые шпандырями [15], на капли пота на их лбах, на весёлые улыбки. Слушал мерный топот тысячи ног, иногда вспыхивающую песню или взрыв хохота, когда особенно удавалась у певцов какая-нибудь прибаутка или байка.
«Перебьют ведь всех! Всех порежут в землях незнаемых!» — думал он. Но выхода не находил. Не мог Киев содержать такое войско.
— Чего с войском-то делать станем? — спросил он как-то Добрыню. — Киев столько воев не прокормит. Распустить по домам придётся.
— Не так-то это просто! — прокряхтел дальновидный и старый Добрыня. — У тя половина воев из полонов беглые! Многие и не помнят, откуда их детьми увели. А те, что и помнят, от родов своих давно оторвались.
— На землю их сажать надоть...
— А это не враз! — сказал воевода. — Это вои молодые, они крови попробовали, землю пахать не станут...
— Мужиков им чёрных надавать в тягло, как у варягов было...
— По варягам соскучился? — засмеялся Добрыня. — Так на что тебе варяги? Ты вот из русов и славян новых варягов наделаешь. Как перестанут они из рук твоих пищу имати, так начнут противу тебя замышлять! Пойдут раздоры и нестроения...
— Так что же, и выхода нет?
— Как ни крути, а договор с византийцами выполнять придётся!
— Так ведь они всю дружину забрать хотят, с чем сами-то останемся? Перебьют ведь всех, как варягов! Чужое-то войско не блюдут николи!..
— Вот тебе Свенельд и аукнулся, — горько усмехнулся Добрыня. — А ты что думал, послал на смерть постылых — милых сберёг? Это тебя варяги, тобою на смерть посланные, с того света хватают!
— Да будя те брехать-то!
— Бога ты не боишься, племянник!
— Какого бога! — ощерился князь. — Из тех, что на капище киевском стоят? Я им жертвы несу исправно... Да помогают они хреново...
— То не боги, а идолы... Истуканы деревянные, и жертву ты несёшь — сатане...
— Ого! — удивился князь. — Где же ты такого набрался, вуйку? Не у Ильи ли?
— Илья-то поумнее тебя будет, — не стал скрывать Добрыня. — Хоть ты и князь, и победитель, а всё как щенок глупой!
— Ну спасибо, Добрынюшка! Вона как развёл...
— Да уж не гневайся.
— И чем же он меня умнее?
— Умом! — сказал Добрыня. — У тебя-то только свой, а у него ещё и старцев печорских... И Господь за ним стоит...
— Видать, и ты у них ума набрался, — зло засмеялся князь.
— И не скрываю, и не стыжусь! — сказал Добрыня. — У них истина! А у тебя одна гордыня бесовская. А правды у тебя нет!
Владимир от неожиданности только зубами скрипнул, не найдясь что ответить.
Мимо рекою текли сотни воинов, тащились обозы, влекомые послушными волами, пылила соседней дорогой конница. А князь стоял как истукан посреди степи, в полной растерянности, и не смели подъехать к нему свитские его.
Владимир молчал до вечера, а вечером, сыскавши дядю, сказал ему: «А вот мы ужо посмотрим, кто хитрее!» — и ушёл к девкам, весело и довольно смеясь. «Дурачок!» — глядя ему вслед, подумал Добрыня. А в спину крикнул: «Хитрость — ум дураков!» Хитрость была немудрая: оставшейся дружиной, разорвав все договоры, ударить по византийцам!
Мысли о том, чтобы в нарушение договора не только не платить за военные поставки, но и собранной на деньги византийцев дружиной ударить по ним самим, являлись Владимиру ещё перед началом похода, ещё в Киеве. Теперь же, после разгрома Тьмутаракани, он твёрдо решил отвоевать и часть Крыма — наследие Хазарии, которое спешно занимали византийцы.
