Далёкий край - Задорнов Николай Павлович (книги бесплатно без онлайн .txt) 📗
Вечером за отмелью показалась лодка. Вблизи ее брел по берегу человек.
— Маньчжуры! — на всю деревню закричал Уленда и побежал в лес.
В Онда начался переполох. Из-под полога выскочил сонный Чумбока и всматривался в едущих.
За широкими песчаными отмелями показалась еще одна лодка.
— Свои, — сказал Удога.
— Ну да, это горюнцы! — с досадой на трусливого дядю воскликнул Чумбо.
С Горюна приехали родные. Их встретили на берегу, обнимали и целовали всех по очереди.
— Что тут у вас случилось? — спрашивал испуганный Дохсо. — Живы ли вы? Мы по дороге слыхали, что тут беда.
— Беды никакой нет, — ответил Чумбока. — Мы только маньчжуров из Онда прогнали.
— Жалко, меня не было, я бы их убил всех! — похвастался Игтонгка. Почему меня не дождались, когда сражаться начинали?
Дядюшка Дохсо явился сильно взволнованным, но, выслушав рассказы племянников, он быстро успокоился.
— Ну почему ты не хочешь стать хунхузом? — спрашивал он, сидя у котла с угощениями и запуская в него пальцы. — Хорошо бы жил. Не как мы! У тебя сноровка есть.
— Нет, я не хочу быть хунхузом. Хочу охотиться и тебе шкуры и мясо таскать, чтобы ты никогда не сидел голодным.
— Это тоже хорошо! — согласился тронутый старик.
Чумбо, бодрый, выспавшийся за день, с чувством заговорил о делах.
Хотя дядюшка Дохсо очень беспокоился, не грех ли женить Чумбоку с Одакой, но он все-таки согласился отдать дочь.
— Ну, я согласен! — сказал Дохсо. — Давай торо — и Одака будет твоя.
— Брат, я женюсь! — воскликнул Чумбока.
Дюбака обняла Чумбоку и поцеловала в обе щеки. Она давно жалела брата своего мужа, что он все еще не женат и никто не приласкает его.
Кога и старики подсели к мылкинской старухе.
— Вот это жена моего друга Локке, — говорил Кога. — Я его хорошо знал! Теперь с тобой, старуха, будем родней, — обнял он горбатую вдову Локке. Приезжай гулять к нам на Горюн. Найдем тебе жениха… У нас все женятся.
Дядюшка Дохсо надевал на руку полученный в торо браслет из русского серебра.
— Ну, как, старуха, замуж хочешь? — спрашивал Кога вдову Локке.
Старуха, узко щурила глаза, на ее опухшее лицо свисали седые патлы.
— Не-ет… — тянула, она.
Старики уговаривали ее ехать на Горюн.
Чумбока показывал гостям ружье. А сам думал:
«Узнать бы, кто такие ружья делает? Алешка говорил, что их делает его друг. Как он их делает? Почему оно так далеко стреляет? Не много пороху кладу, а далеко попадает. Хотел бы я знать, где живут эти люди — и Алешка и его приятель».
Наутро вдова Локке собралась домой в Мылки.
Родня вышла провожать ее. Старуха села в лодку.
— Мы скоро приедем к тебе! — сказал Чумбо.
Старуха подпоясалась покрепче, сунула за пазуху коробку с табаком, взяла в зубы трубку. На ней были длинные мужские штаны. Она с силой оттолкнулась веслом от берега. Отъехав, старуха подняла парус и закрепила его так, что ветер, меняясь, сам перебрасывал его. Старуха взялась за весла.
Она хотела поскорей добраться домой и рассказать новости.
Все считали мылкинцев подручными маньчжуров, потому что торгаш Денгура вел с ними дела. Но старуха знала, что ее сородичи больше всех страдают от грабителей.
«Надо рассказать им, как Дыген струсил, когда в него стреляли. Может быть, и наши достанут такое ружье», — думала она.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
В СТАНИЦЕ
Казаки с вышки Усть-Стрелочного караула заметили, как далеко-далеко, на широком речном плесе, два человека и собака бечевой тянули груженую лодку против течения.
— Ну-ка, — сказал седоусый атаман Скобельцын дальнозоркому Афанасьеву, — в трубу гляди!
Казак сложил ладони в трубку, чтобы не слепило солнце. Товарищи его молчали, ожидая, что он скажет.
Редко случалось, чтобы снизу, с Амура, приходил на караул человек. Орочоны обычно шли табором, на многих лодках. Иногда на Усть-Стрелку прибывал разъезд маньчжурской пограничной стражи на больших сампунках.
Теперь всех занимало, кто же брел на этот раз.
— Алешка Бердышов идет! — сказал Афанасьев.
— Он ли? Что-то не признаем пока.
— Вот же тасканый!
— Ба-а, да это, верно, Алешка! Похоже! Этак же ходит!
— Давно его не было!
Казаки немало удивлялись появлению Бердышова. Его не ждали с этой стороны и в это время.
Налегая на петлю бечевы и как бы валясь на нее всем телом, уставший человек медленно подходил к станице.
— Эй, ты откуда явился? — строго окликнул его атаман Скобельцын, когда он приблизился на выстрел.
— Паря, из таких мест, куда ты не долез.
— Он! По ответу слыхать!
— Ну, верно, Алешка. Так складно никто не умеет отвечать. Эй, иди сюда!
Краснолицый Бердышов, в кожаной рубашке, протертой лямками до дыр, и в побелевших от воды ичигах, подошел к казакам.
Те поглядывали на него с опаской, как бы не признавая за своего. Лицо Алешки распухло.
— Ну, как тут ребята мои?
— Ребята! Ты покуда ездил, они уже за бороды схватились, — отвечал Афанасьев.
— Тунгусы почту не привозили от меня?
— Чего захотел! Тебя грамоте на грех выучили.
— Когда послал письмо? — важно спросил атаман.
— Тот год, когда купца оставил и пошел на Амур.
— Нет, еще не получали. Где-то у тунгусов лежит от тебя письмо. Устно передавали, про что писал, а письма еще нету.
На монгольской стороне, за голубой рябью вод, все так же пекутся под солнцем белые юрты. Трава на сопках пожелтела.
Черным кажется лес на их склонах и по складкам. На этой стороне две крыши новых построек поднялись над деревянными домами Усть-Стрелки.
— А вы что все вылезли на вышку? Я иду, гляжу — чернеют, как вороны.
— Нынче вышло запрещение таскаться на Амур и принимать людей с той стороны, — сказал атаман. — Строго следим, чтобы никто не шлялся. Могу не дозволить тебе идти домой, прогнать туда, с откудова ты явился.
— А тут уж один доездился, — небрежно воскликнул Кешка Афанасьев.
— Чего такое? Кто? — встрепенулся Алексей.
— Один амурец уже испекся, — тонким голосом продолжал Афанасьев.
— Да кто такой? С кем беда?
— Маркешка Хабаров! Вот Коняев тебе расскажет, что было. Карп и Михаила ходили с ним нынче зимой, да вернулись. Хотели на Нюман идти, да не дошли — далеко. Стража их захватила. Маркешку увезли и голову отрубили. А они дальше идти не рискнули…
Алексей повесил голову.
— А землю твою не трогали. Как ты обвел сохой поляну, так борозда и есть, никто не касался. Можешь жить по-прежнему. Исправника Тараканова перевели из Нерчинска в Иркутск. Там, сказывают, перемена начальства будет. Губернатор проворовался, а вся полиция и горные с ним заодно. Все открылось. Теперь можешь жить и не бояться, что вызовут в полицию.
— Верно, Маркешка пропал?
— Пропал! Айгунцы его схватили.
— Ну, я теперь им дам!.. Я всех их наперечет знаю, которые на Амуре шляются, — сказал Алексей, поглядывая вниз, откуда только что пришел, и как бы собираясь снова туда отправиться.
— Это толстый полковник его увез.
— Я слыхал про него. Забыл только прозвание. Да все одно, что у нас, что у них, исправники одинаковые, что русский, что китайский…
— А Широкова видел?
— Видел. Как же! Он матери гостинца послал.
— С оттудова таскать гостинцы старухам — это дело политичное, пригрозил атаман.
— Я почем знаю, политичное оно, какое ли, — ответил Алексей.
— Ну что, Широков покориться не хочет?
— Не хочет! Он неподалеку от Айгуна живет. Там еще Афонька Трубочистов да этот, что прошлый год из рудника убежал. Я бы знал про Маркешку, сходил бы к их знакомым китайцам, велел бы узнать, где он похоронен.
— Теперь ты ничего не сделаешь, — сказал атаман, — больше тебя не пущу на Амур.
— Буду я тебя спрашиваться! — ответил Алексей и в сильном расстройстве пошел домой.
«Что такое? Почему человек пропал? Что же это за товарищи, которые дали ему погибнуть?» — недоумевал Алешка.