Гонконг - Задорнов Николай Павлович (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
– А что я?
– Что вы себе купили?
Янка замешался. Неужели сэр Джон ему не платит, а пользуется даровым трудом пленного? Нет, не может быть, он же делал ей подарки, заказал кольца!
«Да, таких колбас и я никогда не ел! – думал Мартыньш за праздничным обедом. – Вот это девушка! Но зачем же ей Янка? Это ведь все пустое!»
Мартыньш ел и смотрел на Розалинду пристально и ни слова не говорил. Она замечала, что он глаз с нее не сводит. По такому росту и комплекции ему и есть надо больше, чем другим. И она еще добавляла и добавляла...
– Ну, и что ты с ней будешь делать, когда женишься? – спросил, сидя на настиле, Ян Мартыньш у Яна Берзиня, когда все товарищи их уже залегли в свои висячие койки по всей жилой палубе.
– Возьму к себе, – разматывая портянки, отвечал матрос.
– А сам будешь жить в казарме? Ты ей врешь, чтобы воспользоваться!
– Зачем же вру! Да и службы срок сокращают...
– Тебе!
– Зачем мне? И тебе и всем. Кругосветное зачтется – и пойду домой.
– Куда?
– Как куда?
– Он же художник! – посмеялся кто-то из товарищей.
– Что же, что художник! Это все неосновательно...
– Куда ты пойдешь? Какое у тебя хозяйство? У тебя же земли нет. Ты из голодранцев. Она руки на себя наложит, когда увидит.
Мартыньш из семьи, у которой земли тоже нет. Арендаторы, но очень старательные. У родителей хорошее хозяйство. Он презирал Янку еще и за то, что он «будочник». У них вся порода такая, лодыри! Что он ей туманит голову, какая свадьба с нищим... Янка лжив, обманывает женщин.
– Зачем ты ее обижаешь? – снова укорил Мартыньш, улегшись, и смотрел, приподнявшись.
– А что я?
– А что ты! – передразнил Мартыньш. – Ты – известно кто! Тебе не впервой. Ты найди по себе! Ты же вырос в грязи! Зачем я буду тебе говорить, кто ты. Ты это сам знаешь. Я про тебя плохого не хочу говорить. Но я знаю тебя.
– Чем я ее обижаю? – вскричал Янка в отчаянии.
Мартыньш больше не говорил. Он долго еще смотрел в упор из висячей койки.
Смотрел и Янка. Вдруг он густо покраснел и ушел в угол. Повесил гамак там и долго не мог уснуть.
Он не мог бы выразить словами все, что чувствовал. До сих пор на Мартыньша внимания не обращал. Еще никогда в жизни его никто так жестоко не задел, как сегодня. Сердце заболело, и ныла вся душа от обиды. Как бы он жизнь не жил, но он – матрос и старается. Делал, что все делали. И вот однажды в жизни тронута натура. А грамотный Мартыньш словно придавил Янку сегодня как гора своими укорами. Такие попреки! За что?..
– Всем так нравится! – глядя на свой портрет, говорила Розалинда. – А китаец говорит, что плохо!
Янка присел на табуретку. Девушка взяла подойник.
– Позволь, я сегодня подою! – сказал Янка. Он пошел к коровам и взялся за дело.
«Поразительно, – думала Розалинда, – если я – милкмэйд, то он милкмэн! И еще какой!»
Янка искоса поглядывал на нее. Такая большая ростом, такие плечи, сильная, стройная, ловкая, поворотливая. Нравится всем товарищам. А Мотыгин смеется над всеми. Он хороший товарищ, скромный, никогда не мешает; иногда уйдет, как только поест.
– Конечно, у всех разные понятия, – сказал Янка, когда в дверях появился китаец. – Кто верит в будд, а кто в Магомета.
– Магомет? – спросил старый философ. – Я знаю. Он сидел у нас в Китае, в тюрьме.
– Ну вот видишь, тебе все не так!
– Да, на родине я был известен. У нас, например, разрешается покупать у бедных родителей детей... маленьких девочек...
Обедали вдвоем.
Янка выпил немного рома, обнял Розалинду и поцеловал.
– После брака мы будем хорошо жить. Ведь это такое счастье? Как прекрасно, Янис, правда?
– Да-а... – неохотно соглашался Янка.
Он впервые в жизни попал в такое положение. Именно когда нет желания обмануть, когда вся душа его стремится к этой девице; хотя слово «любовь» матросу не пристало говорить, но как тут откажешься.
Да еще в плену! Изменять товарищам тоже нехорошо. Говорят, срок службы сократят. Розалинда согласна ехать в Россию, в Курляндию. Говорит, что она слыхала от других летонов, что русский царь будет давать всем матросам и солдатам – летонам, воевавшим на войне, по две десятины земли в собственность, и дело теперь за принятием закона. При этом летоны объяснили, что у них царь заменяет парламент.
– Ах, мой милый рыцарь, прекрасный поджигатель Иерусалима!
Товарищи не верят и глумятся. Она не позволяет дотронуться до себя. А ювелир-китаец принес кольца.
– Я, так же как вы, мой Ян, не желаю ехать в Австралию! – заявила Розалинда.
Берзинь явился на блокшиве в капитанскую каюту в вахту Пушкина.
– Жениться? Да вы что! Да вы в уме, Берзинь? У меня триста человек матросов, и только подай им пример. Да все захотят жениться и на малайках, и на китайках, и на индианках. Лиха беда начать. Матросов сманивают в Канаду, в Новую Зеландию и в Индию. Всюду нужны работники. На разные острова! Наш экипаж растает из-за женщин. И наплодят детей... С кем я вернусь в Кронштадт? Нет, довольно с меня Японии! А потом: существует устав!
Пушкин обратился к Алексею Николаевичу, который при свете фонаря читал свежую газету.
– Лейтенант Сибирцев! Прежде чем собираться в Кантон, подите на ферму и объясните все этой девице. Матрос, попавший в плен, не смеет влюбляться в девушку из враждебного народа, с которым идет война.
– Какое лицемерие, Александр Сергеевич! – воскликнул, бросив газету, Сибирцев, когда Берзинь ушел. – Не вы ли только что хулили сэра Джона и защищали пушкинскую поэму о кавказском пленнике. Как будто на Кавказе нет вражды. Уж если где ее нет – так в Гонконге!
– Лейтенант Сибирцев! Поступите, как приказано! Да не принимайте, пожалуйста, моего замечания на свой счет. Я уверен, что у вас и тут, как в Японии, голова должна остаться на плечах! Фельдфебель мне уже сказал, мол, что делается с матросом Берзинем. Погулял бы, мол, с ней, а потом бросил бы ее тихо. Сослался б на устав, и все!
Сибирцев пришел с утра на ферму.
– Мисс, – сказал он Розалинде, – в военное время такой поступок императорского матроса сочтется преступлением. Берзинь честный человек. Я его знаю. Любя его, вы все поймете. Женитесь после войны. Я скажу вашему жениху, что для этого надо сделать, и помогу. Я даю вам честное слово, что это ему будет разрешено.
– Я никогда не шла против закона. Закон и справедливость! Борьба за право и равенство и за улучшение законов! Наш народ добивается свободы слова, но знаете, еще так верит в колдунов.
«Какая приятная и красивая девица!» – подумал Алексей. Она ему сразу понравилась. Очень хороша. И так умно шутит и с достоинством держится.
– Какой приятный у тебя офицер, – сказала Розалинда, обращаясь к поникшему Янке.
Он все видел и слышал, тут же был. Заметил, как она оживилась, разговаривая с лейтенантом. Понравился ей. И у лейтенанта глаза заиграли. Так же она оживлялась, когда приходили в гости мои товарищи. Ей нравятся другие!
– Тебе нравятся мужчины?
– Да! – гордо ответила она.
– Это потому, что ты не живешь со мной как с мужем. А только смотришь на меня.
– Он не барон?
– Офицеры хуже баронов!
– Я, так же как вы, Ян, мой дорогой жених, не желаю ехать ни в какую Австралию. – Она устремила глаза в пространство и продолжала тоном богослова: – Тогда мы с вами долго и терпеливо, ради нашей любви и наших будущих детей, будем вместе ждать. Так долго, как это необходимо. Сколько бы ни пришлось! Даже годы!
– Да, действительно, – печально сказал Янка. – Вы это можете.
– А вы? – вспыхнула Розалинда.
– И я! – спохватился Янка.
«Что тут поделаешь? Конечно, и ей тяжело. Но она права. Как же она детям скажет, что жила с мужем до свадьбы? Но ведь я-то – матрос! Мало ли что со мной может случиться? Ведь я-то всю жизнь не свой человек! Пока она ждет, а меня убьют... или что еще...»
Глава 29
ГОНКОНГ ПРАЗДНУЕТ ПОБЕДУ ПОД СЕВАСТОПОЛЕМ
...войско, как море в зыбливую мрачную ночь, сливаясь, разливаясь и тревожно трепеща всей своею массой, колыхаясь у бухты по мосту и на Северной, медленно двигалось в непроницаемой темноте прочь от места, на котором столько оно оставило храбрых братьев, – от места всего облитого кровью; от места, 11 месяцев отстаиваемого от вдвое сильнейшего врага, и которое теперь велено было оставить без боя. ...Почти каждый солдат, взглянув с Северной стороны на оставленный Севастополь, с невыразимою горечью в сердце вздыхал и грозился врагам.