Следы на пути твоем (СИ) - "Arbiter Gaius" (книги без сокращений .TXT) 📗
— Виллем жив, — сообщил он на взволнованные вопросы служанки. — Он был ночью у пациента, того самого несчастного ребенка, которому шарлатан пробил лоб. Засиделся потом с отцом болезного и вернулся только, когда тут уже пламя до небес было.
— А его подопечный? — хоть сердце вдовы ван Кларент словно окатило радостной волной при известии о том, что лекарю удалось спастись, все же беспокоилась она не только о нем.
И не зря: священник помрачнел, опустил голову.
— Когда пепелище немного остыло, мы с несколькими честными людьми обыскали его, — заговорил он. — Хотели выяснить судьбу мальчика, да еще, по возможности, собрать и отдать Виллему монеты, бывшие в доме, пока их не растащили[11]… Монеты нашли. И… И мальчика тоже.
— Господи, помилуй!.. — широко раскрытые глаза госпожи и служанки одинаково заблестели от слез.
— Мне нужно позаботиться о погребении того, что от него осталось, — глухо продолжал отец Ансельм. — Этим должен был бы заниматься его опекун, но заставлять Виллема сейчас думать об этом слишком жестоко. Позову братьев, они помогут.
— Господин Виллем уже знает?
— Конечно, знает. И наверняка предпочел бы поменяться с парнем местами, — он вздохнул. — Что же, не буду задерживать вас. Смотрю, вы собрась на торжество в Херкенроде? Благое дело. Если не станет обузой, помолитесь Господу о милосердии для души Гвидо.
— Отец!.. — напряженный, дрожащий голос вдовы ван Кларент заставил священника вновь повернуться к ней.
— Да?
— Я… Только… Мне кажется… Будет ли это и правда благим делом?.. Пойти на праздник, когда тут такое горе… Конечно, там мы можем молиться у чудодейственной Гостии, но…
Отец Ансельм кивнул.
— Важно быть с Господом в минуты скорби. И важно утешать горюющих, что есть частью нашей любви к ближним. Ты не сможешь выбрать из этого что-то более важное и нужное. То, чего не сделаешь ты, так или иначе сделает кто-то другой. Потому выбери то, к чему больше сердце лежит. Оставайтесь с Богом, вы обе.
Он склонил голову в знак прощания и пошел своей дорогой, оставив вдову и служанку в одиночестве.
— Так… Куда нам, госпожа? — после долгого молчания тихо спросила Лизбет.
Вдова ван Кларент оглянулась на улицу, выводящую к Северным воротам, по которой как раз проследовала группа нарядно одетых паломников. Склонила голову, приветствуя их. И решительно направилась в сторону пожарища.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1 — Как нетрудно догадаться, в средневековых городах ночью было абсолютно темно. К концу Средневековья, однако, городские власти начали задумываться над тем, чтобы изменить ситуацию: темнота служила укрытием для всевозможных бродяг, преступников, грабителей и т.д. В частности, некоторым зажиточным горожанам вменялось в обязанность освещать кусок улицы у входа в свой дом. Делалось это при помощи факелов, один из которых и украл Лис.
2 — Речь снова о Литургии часов — форме молитвы текстами Псалмов, разные части которой (Часы) приходились на разное время в течение суток. Час Первый — примерно в шесть утра.
3 — Это аббатство существует до сих пор, правда, монахинь там уже нет: молодые не приходили, а старые состарились и были отпущены по домам. Теперь там что-то вроде культурно-исторического центра для туристов. Будете в Хасселте — непременно загляните). История о чуде, связанном с этим аббатством, аутентичная, согласно ей, чудо произошло в 1317 году.
4 — По другим источникам — монахам бенедиктинцам, но упоминаний о цистерцианках гораздо больше.
5 — В 1804 году она была перенесена в уже хорошо нам знакомый храм св. Квентина в Хасселте, где и хранится до сих пор.
6 — В тексте несколько раз упоминается, что гоун носит Виллем, однако так же называлось и верхнее платье у женщин.
7 — Рисунок, понятное дело, наносился только на ткань для верхнего слоя одежды или аксесуаров, к которым, как мы помним, относились и рукава. Опять же, понятно, что позволить себе одеяния с рисунком могли только высшие слои общества — от зажиточных до очень и очень богатых. Способов сделать ткань «рисунчатой», было, по сути, три — отсюда и три «рисунчатые» ткани. Первый вариант — крапчатый шелк, он же дамаск. Он ткался таким образом, что на гладком фоне получался рельефный бархатный рисунок. Второй вариант — парча. Это бархат, расшитый серебряными или золотыми нитями. Стоили эти ткани просто запредельно дорого, и потому нашей вдове, — хоть и небедной, но и не сказочно богатой, приходилось довольствоваться удешевленным вариантом: рисунок на ткань попросту набивался краской. Наиболее популярным рисунком были символические изображения цветков граната или же боярышника.
8 — По информации, почерпнутой с реконструкторских сайтов, рукава с пуговками выше локтя были привилегией знати.
9 — Головной убор, похожий на платок, выглядел примерно вот так https://i.pinimg.com/564x/bb/11/cd/bb11cd032de772f4f61d4d5d561897af.jpg
10 — Под верхним платьем носили сорочку, о которой говорилось, что она «должна быть, но не должна быть видна». «Спрятать» сорочку можно было либо плотно затянув вырез верхнего платья шнуровкой, либо поместив под раскрытый вырез кусок ткани контрастного по отношению к верхнему платью цвета.
11 — Мародерство на пожарищах было обычным делом, несмотря на существовавшие направленные против него законы и установления. Монеты при пожаре, что очевидно, не сгорают, в отличие от бумажных денег. Мне не удалось достоверно установить, поплавилось бы золото и серебро при пожаре или нет. Но даже если поплавилось, определенную стоимость сохранило.
========== Возьми крест свой ==========
Погорелец обнаружился сидящим прямо на земле, прислонившись спиной к кирпичному брандмауэру. Эти стены, построенные вокруг немногих оставшихся в городе деревянных домов для предотвращения распространения огня в случае пожаров, со своей ролью справились и на сей раз отлично: беда не вышла за их надежный заслон и теперь напоминала о себе лишь черным, полуобвалившимся остовом дома, чьи балки чернели на фоне неба, словно переломанные лапы гигантского дохлого паука.
Вокруг Виллема собралось несколько человек, в основном соседей. Окликали его, встряхивали за плечи, предлагали вина, пытались поднять, — однако никаких успехов их действия не приносили: лекарь так и продолжал смотреть в пространство невидящим взглядом да машинально поглаживать ладонью край лежавшего рядом с ним большого, почти в человеческий рост, куска мешковины. При мысли о том, что укрыто этой грубой тканью, подошедшую вдову бросило в дрожь, однако отступать она была не намерена. Мужчины расступились, пропуская ее, и Лизбет, последовавшая за госпожой, подумала, что в таком состоянии она не видела не то, что лекаря, но и никого из людей вообще. Разве можно тут что-то сделать, как-то смягчить такую нечеловеческую боль?..
Вдова ван Кларент, похоже, тоже была далеко не уверена в том, что усилия ее принесут хоть какие-то плоды. Ничего другого, однако же, не оставалось: если смалодушничать и оставить все как есть — нужно было просто идти на богомолье. Так хоть бы пользу принесла, помолившись.
Вдова подошла к лекарю, так, чтобы оказаться прямо перед его погасшими глазами, слегка склонилась к нему, пытаясь встретиться взглядом.
— Господин лекарь?..
Никакой реакции. Невозможно было даже сказать, слышит ли он ее.
— Господин Виллем?..
Лизбет беззвучно ахнула: ладонь госпожи коснулась плеча погорельца. Затрепетала было — но затем легла уже спокойно и уверенно. Будто там ей самое место. И будто, нарушая разом все приличия, вдова ван Кларент никогда не делала ничего более правильного.
Поначалу им обеим показалось, что на сей раз усилия ее принесли плоды: лекарь вздрогнул, чуть повернул голову, скользнул взглядом по ее руке. Продолжение, однако же, разочаровало и, если бы не трагичные обстоятельства, возможно, даже обидело бы: быстрое, легкое, но вполне определенное движение, от которого ладонь сама сползла с плеча: «Нет. Не тронь».
