Мастер меча - Чейни Дэвид (книги без сокращений TXT) 📗
И Кисо хрипло рассмеялся.
– Но… – попытался возразить Йоши.
– А мне эта мысль нравится, – прервал его Кисо. – Вы останетесь с Юкийе защищать крепость.
– Я предпочел бы…
– Хватит! – сердито крикнул Кисо. – Это приказ. Вы обязаны принять назначение без возражений, Вы останетесь!
Йоши молча склонил голову. В глубине души он проклинал себя за то, что вступил в пререкания.
Несмотря на свое высокое звание, он должен в первую очередь подчиняться приказу.
Лицо Йоши не выдало его чувств, Кисо совершил сейчас первую крупную ошибку. Не придется ли Йоши поплатиться за нее?
Утром восьмого дня на телеги обоза грузили зерно, солонину, сушеную рыбу, бобы и вещи. Армия была готова к выступлению. В этот же день Йоши послал письма Йоритомо и Го-Ширакаве. Он советовал Йоритомо собрать войска и захватить столицу до того, как это сделает Кисо. По мнению Йоши, у Кисо еще не хватало силы, чтобы вступить в борьбу с братом, – пока не хватало. Но в скором времени Кисо будет к этому готов.
В письме к Го-Ширакаве содержались те же сведения. «Кисо обязательно выступит против Йоритомо, – писал Йоши. – Ваше Высочество может быть втянуто в борьбу между ними. Используйте свое имя и средства на стороне Йоритомо. Помогите ему раздавить Кисо, пока он не стал слишком сильным».
Глава 41
Прошел месяц с того дня, как армия Кисо ушла из долины Хиюти-яма. В северо-восточном квартале Киото незадолго до рассвета молодой генерал Тайора Коремори заканчивал свой туалет.
Коремори следовал старине: чернил зубы и покрывал лицо белой пудрой. Его волосы были зачесаны назад, собраны в пучок и стянуты повязкой-кобури из мягкого черного шелка. Верхняя одежда генерала была пошита из парчи с рисунком малинового цвета – лошади на розовато-лиловом фоне. Нижние одежды желтой и темно-оранжевой расцветки выглядывали из-под обшлагов парадного мундира. Широкие штаны жесткого шелка громыхали при каждом шаге генерала.
Прежде чем вызвать карету, Коремори осмотрел себя в зеркале. Он провел мягкой рукой по выступающему подбородку и остался доволен; побрился чисто. Под белой пудрой на его молодой коже – генералу шел всею двадцать второй год – сиял здоровый румянец. Черты лица Коремори были классически правильными, шея толстой, а плечи мясистыми. Он очень походил на своего умершего отца Тайра Шигемори, любимого сына покойного Первого министра.
Коремори ударом гонга вызвал слугу и приказал подавать карету. Ожидая ее, молодой генерал задумался.
Год назад его дед ушел в Западный рай. За это время генерал почти не продвинулся по службе. Коремори считал причиной своих неудач слабость дяди Мунемори и гнусные хитрости императора-отшельника Го-Ширакавы, Молодой генерал не простил Го-Ширакаве обиды, когда тот поставил во главе войск империи его дядю Шигехиру, Император-отшельник тогда настоял на этом назначении и осрамил его, Коремори, напомнив о позорном бегстве от реки Фудзикавы.
Коремори нахмурился. Шигехира добыл себе большую славу, победив Юкийе на реке Суномата, меж тем как он сам зря тратит жизнь в столице на пустяковые придворные интрижки.
Вошедший слуга прервал его размышления: карета была подана. Коремори в придворных башмаках на толстой подошве спустился по парадным ступеням своего особняка – шиндена и прошел усыпанной белой галькой дорожкой к экипажу.
Стоял восьмой день четвертого месяца, и солнце ярко сияло. В прохладном воздухе носились ароматы только что раскрывшихся цветов. Коремори с удовольствием вдохнул полной грудью, поправил церемониальные мечи и с царственным видом разместился в карете. Он направился в Рокухару.
Пока карета, подскакивая, катилась по изрезанной колеями главной улице, Коремори рассеянно поглядывал в окна, Зима была жестокой. Многие дома рухнули под тяжестью снега, и вместо зданий чернели обгорелые обломки опорных столбов. Резкий запах гари разъедал ноздри.
Карета с грохотом покатилась по Судзаку-Одзи. Коремори пришел в ужас: даже знаменитые ивы были изуродованы распоясавшимися горожанами, которые воровски изводили их ветви на топливо. Будь это в его власти, Коремори казнил бы этих варваров на месте.
Когда карета повернула на улицу Сандзё и направилась к мосту Пятой улицы, Коремори заметил священников, отмечавших знаком Амиды Будды мертвецов, погибших от эпидемии и валявшихся на улицах. Молодой генерал вздрогнул, С улучшением погоды от мора, кажется, стало гибнуть больше людей. Ужасная болезнь не щадила даже придворных. Боги гневались на свой народ.
Коремори чуть не задохнулся от вони, проезжая мимо груды полуразложившихся трупов. С мертвецов содрали одежду и сбросили голые тела под мост, даже не прикрыв их ради приличия. Коремори попытался угадать, кем были эти люди. Должно быть, крестьяне, умершие от голода или замерзшие этой суровой зимой. Но разве можно быть в этом уверенным? Разве не могли там оказаться и знатные люди, которых ограбили, убили, раздели и швырнули в эту ужасную кучу? Какая мерзость, даже думать об этом неприятно!
Карета Коремори подкатилась к посту охраны поместья Рокухара. Предвкушение большой удачи тут же заставило генерала забыть обо всем, что он увидел в городе. Друзья шепнули ему, что после церемонии «Омовения Будды» его может ожидать важное назначение. Вот она, та возможность отличиться, которой Коремори ждал весь год, пока его сопливый дядюшка добывал себе славу на войне! Генерал сжал губы и выдвинул массивный подбородок: он шел навстречу свой судьбе. Его радетели шепнули ему, что о назначении объявит Мунемори после праздничных обрядов этого дня. Коремори прекрасно понимал, что посты раздает не дядя, а его мать Нии-Доно, негласно управлявшая своим сыном.
Обычно Обряд «омовения Будды» совершался в Имперском граде, но влияние Нии-Доно было так велико, что, когда она пожаловалась на легкое недомогание, Го-Ширакава приказал священникам и знати собраться на церемонию в Рокухаре.
В центре главного зала дворца Рокухары возвышалась восьмиметровая статуя Будды. Бог безмятежно глядел вниз на многоцветное и роскошное сборище. Знатные гости щеголяли в самых ярких официальных нарядах. Цвета сливались, кружились, перемещались в свете сотен светильников, подобно стеклышкам гигантского калейдоскопа.
Сановники второго разряда носили парадные костюмы «цветов глицинии» – нежное сочетание голубого или фиолетового тона верхней одежды и светло-зеленых красок нижних одежд и подкладок. Третий разряд одевался в «цвета клевера» – темно-красные поверх зеленых. Каждому разряду принадлежала своя цветовая гамма, и каждое сочетание красок было великолепно. Тона «цветка сливы» – ярко-красные на темно-фиолетовом – свободно сочетались с тонами азалии, желтой розы и ивы. Даже придворные шестого разряда, самые низшие по званию среди приглашенных, были красиво одеты в зеленые блузы и широкие штаны. У одной из стен зала был установлен помост, окруженный низкой оградкой из тикового дерева. В углах этого возвышения стояли высокие вазы серовато-зеленого цвета с букетами из цветущих веток вишни. Ветки перевешивались через загородку, роняя лепестки.
С этого возвышения Нии-Доно, опираясь на обитую парчой подставку для локтей, наблюдала за церемонией из-за дамской ширмы – переносной рамы чуть меньше двух метров в высоту, обтянутой прозрачной тканью. Го-Ширакава сидел в похожем на трон китайском кресле, рядом с ним в небольшом креслице томился его внук, четырехлетний император Антоку. Мунемори в роскошном наряде, расшитом узорами в виде луноцветов на нежно-розовом фоне, восседал, скрестив ноги, на фиолетовой подушке слева от своей матери. За спинами царственных особ возвышалась двустворчатая корейская ширма. Обе ее створки были квадратными, по три метра в высоту и ширину, и расписаны драматическими картинами: на левой был изображен Ад Авити, на правой – Западный рай.
Коремори присоединился к участникам танца и решительно повел их за собой, гордясь знанием его традиционных шагов.
Священники в белых шелковых одеждах и высоких золотисто-белых шляпах, завязанных лентой под подбородком, резко контрастировали с пестро одетой знатью. Их было около двадцати – служители основных храмов и алтарей Нары и горы Хией. Смешивая буддистские и синтоистские обряды, священники читали сутры и пели гимны во славу Будды.