Сальватор. Том 2 - Дюма Александр (книги полностью бесплатно txt) 📗
– Боже мой! – взмолился он. – Сжалься над моей душой и прости его на небесах, как я прощаю его на земле.
Он спрятал на груди окровавленный кинжал и, не оглядываясь, вышел из комнаты; потом спустился по лестнице, медленно прошел через парк и вышел через те же ворота, в какие входил.
Небо было безоблачное, ночь ясная; луна сияла, будто топазовый шар, а звезды переливались как бриллианты.
XXX.
Глава, в которой королю совсем не весело
Как мы уже сказали, во дворце Сен-Клу был праздник.
Невеселый праздник!
Несомненно, всегда унылые и хмурые лица господ де Виллеля, де Корбьера, де Дама, де Шаброля, де Дудовиля и маршала Удино – впрочем, сияющая физиономия довольного собой г-на Нейроне служила им противовесом – не способствовали буйному веселью. Но и придворные в эту ночь были гораздо печальнее обыкновенного: в их взглядах, словах, жестах, манере держаться, в каждом движении читалось беспокойство; они переглядывались, словно спрашивая друг друга, как половчее выйти из трудного положения, в котором все оказались.
Карл X в генеральском мундире, с голубой лентой через плечо, со шпагой на боку печально прохаживался из комнаты в комнату, отвечая рассеянной улыбкой и небрежным поклоном на знаки уважения, оказываемые ему со всех сторон при его приближении.
Время от времени он подходил к окну и пристально вглядывался в ночь.
Что он высматривал?
Он любовался звездным небом в эту прекрасную ночь и, казалось, сравнивал свой мрачный королевский бал с блестящим, радостным праздником, который луна задала звездам.
Иногда он глубоко вздыхал, словно находился один в спальне и звали его не Карл X, а Людовик ХГГГ.
О чем он думал?
О невеселых результатах законодательной сессии 1827 года?
О несправедливом законе против печати? О тяжких оскорблениях, нанесенных г-ну де Ларошфуко-Лианкуру уже после смерти?
Об обиде, которую он пережил во время смотра на Марсовом поле? О роспуске национальной гвардии и последовавшем за ним брожении? О законе, касающемся списка присяжных заседателей, или законе об избирательных списках, повергших Париж в великое смущение? О последствиях роспуска палаты депутатов или о восстановлении цензуры? Об очередном нарушении данного обещания, новость о котором облетела Париж и потрясла население? Наконец, может быть, о смертном приговоре г-ну Саррантий, который должны были привести в исполнение на следующий день, а это, в свою очередь, как мы видели из разговора Сальватора с г-ном Жакалем, могло вызвать в столице настоящие волнения?
Нет.
Короля Карла X занимало, волновало, беспокоило, печалило последнее черное облачко, упрямо остававшееся на небе после Урагана и заслонявшее светлый лунный лик.
Король опасался, как бы ураган не разразился вновь.
Дело в том, что на следующий день была объявлена большая охота, организованная в Компьенском лесу, и его величество Карл X, бывший, как всем известно, величайшим охотником со времен Немрода, страдал при мысли, что она могла сорваться или пойти не так, как задумано, из-за плохой погоды.
«Чертова туча! – ворчал про себя король. – Проклятая луна!»
При этой мысли он так хмурил свое обычно невозмутимое лицо, что придворные вполголоса спрашивали друг друга:
– Вы не знаете, что с его величеством?
– Попробуйте угадать, что с его величеством?
– Только подумайте: и что может быть с его величеством?
– Несомненно, – говорили они, – Манюэль умер! Но эта тяжелая для оппозиции утрата не может представлять собой несчастье для монархии и так занимать короля!
– Подумаешь! Во Франции стало одним французом меньше! – прибавляли они, пародируя Карла X, который, въезжая в Париж, сказал: «Во Франции стало одним французом больше».
– Конечно, – говорили они, – завтра состоится казнь господина Сарранти, который, как утверждают некоторые, невиновен ни в краже, ни в убийстве, вменяемым ему в вину; он бонапартист, что гораздо хуже! И если бы его оправдали по первому обвинению, его трижды можно было бы осудить по второму. Словом, и здесь не из-за чего хмуриться его величеству.
В эту минуту среди гостей начала распространяться настоящая тревога, они уже готовы были разбежаться, как вдруг король, продолжавший стоять, прислонившись лбом к стеклу, громко вскрикнул от радости и его крик отозвался в душах всех присутствовавших, а слух о том, что король повеселел, быстро прокатился по всем залам и достиг приемных.
– Его величество радуется, – облегченно вздохнули гости.
Король действительно радовался.
Черная туча, заслонявшая луну, не исчезла вовсе. Она лишь сдвинулась, с места, которое так долго занимала, и, подхваченная двумя противоположными воздушными потоками, заметалась с запада на восток и обратно, словно волан меж двух ракеток.
Это-то и развеселило его величество, именно при виде этого зрелища он издал радостный крик, обрадовавший придворных.
Однако его блаженство – а счастье создано не для смертных! – длилось недолго. Пока небо прояснялось, земля погружалась во тьму.
Дворецкий доложил о префекте полиции. Тот вошел еще более мрачный, чем сам король.
Он подошел прямо к Карлу X и поклонился до земли, как того требовали не только высокое положение, но и почтенный возраст короля.
– Сир! – сказал он. – Я имею честь, учитывая серьезность обстоятельств, просить ваше величество разрешить мне принять все необходимые меры, принимая во внимание важность событий, театром которых явится завтра наша столица.
– В чем же состоит серьезность обстоятельств и о каких событиях вы говорите? – спросил король. Он не понимал, как может на всем Земном шаре происходить нечто более интересное, чем игра ветра с тучей, застилавшей луну.
– Государь! – заговорил г-н Делаво. – Я не сообщу вашему величеству ничего нового, напомнив о смерти Манюэля.
– Это мне в самом деле известно, – нетерпеливо перебил его Карл X. – Он был человек весьма достойный, как я слышал.
Но говорят также, что это был революционер, и его смерть не должна огорчать нас сверх меры.
– Именно в этом смысле смерть Манюэля меня печалит или, вернее, пугает.
– В каком смысле? Говорите, господин префект.
– Король помнит, – продолжал тот, – о прискорбных сценах, причиной или, точнее, поводом для которых послужили похороны господина де Ларошфуко-Лианкура?
– Помню, – кивнул король. – Эти события имели место не так давно, чтобы я о них забыл.
– Эти печальные события, – продолжал префект полиции, – вызвали в палате волнение, передавшееся значительной части вашего славного города Парижа.
– Моего славного города Парижа!.. Моего славного города Парижа! – проворчал король. – Продолжайте же!
– Палата…
– Палата распущена, господин префект: не будем о ней больше говорить.
– Как прикажете, – чуть заметно растерявшись, проговорил префект. – Однако именно потому, что она распущена и мы не можем на нее опереться, я и пришел просить непосредственно у вашего величества позволения ввести осадное положение, дабы предупредить события, которые могут произойти во время похорон Манюэля.
В этом месте король более внимательно стал вслушиваться в слова префекта полиции, после чего дрогнувшим голосом спросил:
– Неужели опасность столь неотвратима, господин префект?
– Да, государь, – непреклонно произнес г-н Делаво, набиравшийся храбрости по мере того, как читал в лице короля все большее беспокойство.
– Объясните свою мысль, – попросил Карл X.
Он обернулся к министрам и поманил их к себе.
– Подойдите, господа!
Король подвел их к оконной нише. Видя, что совет почти в полном составе, он повторил, обращаясь к префекту:
– Объясните свою мысль!
– Сир! – отвечал тот. – Если бы я опасался лишь беспорядков во время похорон Манюэля, я не стал бы докучать своими опасениями королю. В самом деле, объявив, что похороны начнутся в полдень, я приказал бы вынести тело в восемь часов утра и тем почти избежал бы волнения масс. Но пусть король соблаговолит подумать вот о чем. Если и без того трудно подавить революционное движение, то становится и вовсе невозможно его обуздать, когда к первому движению присоединится второе.
