Сын Зевса - Воронкова Любовь Федоровна (книги хорошего качества TXT) 📗
И сразу в Элладе все переменилось. Афинское ополчение, которое Демосфен собрал на помощь Фивам, осталось дома.
Аркадяне уже спустились было со своих гор, направляясь к союзникам. Но имя Александра остановило их на Истме.
Зато в македонское войско отовсюду пошло пополнение. Шли платейцы, которых жестоко угнетали фиванцы, шли феспийцы, шли фокидяне… Все эти народы, когда-то порабощенные Фивами, ненавидели Фивы. Услышав о смерти Александра, они пришли в отчаяние. Кроме него, никто не мог укротить безудержную жестокость фиванцев. Впереди было снова рабство и мучительство.
Но Александр пришел!
И теперь не было для фиванцев врагов страшнее, чем эти люди, которых они так долго держали в рабстве, мучили и презирали.
В Фивах готовились принять бой. Македонская партия подняла было голос:
– Надо сдаться. Нам не сохранить города!
Но правители, которые незаконно вернулись в Фивы, нарушив все договоры, и друзья их, которые тайно открыли им ворота, не могли сдать города. Принять бой – еще есть надежда победить. Сдать город – приговорить себя к немедленной смерти.
В Кадмее уже знали, что Александр в Онхесте. В городе были друзья, которые ухитрялись сообщать македонянам обо всех событиях. Услышав, что Александр жив и что он здесь, под Фивами, Филота едва не прослезился:
– Пришел! Клянусь Зевсом, пришел!
И опять стоял на стене, с нетерпением ожидая увидеть идущее к Фивам македонское войско.
Прошел день, полный ожидания. Протекла медленная осенняя ночь. И наутро случилось то, чего так ждали македоняне в Кадмее, – они увидели идущее к Фивам войско. Шла конница. Шли фаланги. Громыхали осадные машины, волоча за собой густую желтую пыль. А впереди на вороном лобастом коне ехал Александр.
– Пришел!
Весь гарнизон кричал от радости, приветствуя своих. Трубили в трубы, чтобы показать Александру, что они живы и что они не сдались.
Александр подвел войско к стенам города и стал лагерем у его северной стороны. Тридцать тысяч пехоты и три тысячи конницы подступило к Фивам – опытные, умелые, закаленные в битвах воины и с ними полководец, не знающий, что такое страх.
– Подождем, – сказал Александр. – Может быть, фиванцы поймут свое безумие и попросят мира. Разбить их мы всегда успеем. Но если они одумаются и сдадут город, мы уйдем отсюда без войны, которая ни им, ни нам не нужна.
Фиванские правители поспешно собрались на совет. Они еще никак не могли опомниться, никак не могли поверить своим глазам, что царь македонский, живой и невредимый, стоит у их стен!
Но хоть и трудно, хоть и непереносимо этому поверить, однако это так. И надо немедленно решать – что теперь делать?
Первым высказался Феникс, старый фиванский демократ, один из тех, кто тайно вернулся сюда из Афин.
– Неужели мы примем на себя такой позор и сдадим македонянину наш город? Разве не достаточно мы сильны, чтобы отстоять свою свободу?
– Вспомни, союзников у нас нет, – возразили ему, – союзники изменили нам.
– Давно ли фиванцы побеждали города и народы без всяких союзников? – горячо вступился Профит, так же тайно, как и Феникс, вернувшийся в Фивы. – Разве союзникам мы обязаны нашими прежними победами?
– Тень Эпаминонда стоит между нами! – воскликнул, подняв руку, Феникс. – Неужели мы предадим его славу? Не стыдно ли нам покориться македонянину, чтобы он затоптал нашу свободу?
– Александр ждет, – попробовали образумить их более дальновидные люди. – Не случится ли так, что Фивы будут разорены по нашей вине?
Но вожди демократов, вершившие в Фивах все дела, и слушать не хотели подобных слов. Верили они, что отстоят Фивы? Или спасали свою жизнь, надеясь победить?
Они были напористы, красноречивы. И совет вынес решение принять бой.
Александр ждал. Гнев уже раскалял его сердце. Ему надо готовить войско к походу в Азию. Впереди столько огромных дел, открытий, завоеваний! А он должен без конца усмирять то варваров, то эллинов. На что надеются фиванцы? Неужели они не понимают, какая сила стоит у стен их города?
Александр ждал от фиванцев посольства. Вместо этого ворота города неожиданно открылись, и оттуда вылетело несколько отрядов конницы и легковооруженных пехотинцев. Они бросились к македонскому лагерю и с ходу обстреляли передовые посты. Несколько человек упали, сраженные их дротиками.
Александр приказал отбросить фиванцев. Македоняне выполнили это мгновенно и с такой силой, что те бежали, не оглянувшись.
На другой день Александр передвинул войско к южным воротам, поближе к Кадмее. Он привел фаланги и конницу в боевой порядок, расставил осадные машины…
И все еще ждал, все еще надеялся, что время, которое он дает фиванцам, образумит их. Попробовал начать переговоры.
– Выдайте мне зачинщиков Феникса и Профита, и я прощу вас и забуду о том, что здесь произошло, – обратился он к фиванцам.
– Если хочешь мира, – ответили фиванцы, – выдай нам Антипатра и начальника гарнизона Филоту!
Александр еще терпел, хотя гнев уже затуманивал ему глаза. Он приказал объявить:
– Кто из фиванцев пожелает, тот может явиться ко мне и принять мир, установленный для всей Эллады!
В ответ фиванцы с высокой башни, венчающей городскую стену, прокричали свое объявление:
– Каждый, кто желает с помощью персидского царя и фиванцев освободить эллинов и уничтожить тирана Эллады, пусть приходит к нам!
Если Александр еще владел собой, то у его военачальников и войска терпение кончилось. Первым не выдержал Фердикка. Не дожидаясь приказа, его отряды ринулись на вражеский палисад, которым фиванцы обнесли Кадмею. Они разметали колья, прорвались через рвы и заграждения и напали на фиванскую конницу, стоявшую за частоколом.
Александр, увидев, что его передовые отряды могут быть отрезаны, дал команду к наступлению. Зловеще протрубили военные трубы. Войско тронулось к стенам города. Фиванцы, стоявшие у стен, приготовились к бою.
Услышав, как заревели македонские трубы, в городе в голос заплакали женщины. Схватив детей, они побежали в храмы под защиту богов. Там они припали к алтарям, умоляя всемогущих спасти их город, их мужей и отцов, их жизнь и свободу!
Противники сошлись, оглушая друг друга воинственным кличем. Непомерная сила надвигалась на фиванцев, но они не собирались отступать, а еще и бранились и кричали – пусть македоняне согласятся, что все-таки они хуже фиванцев!
Сначала метали друг в друга дротики. Потом стали рубиться мечами. Дрались упорно, беспощадно. Раненые и с той и с другой стороны валились под ноги дерущимся.
– Не предадим детей и родителей рабству! – кричали фиванцы. – Не предадим родину, общий свой дом неистовству македонян!
– Не уроним доблести нашей! – кричали македоняне. – Не уроним славы Македонии!
Александр, видя, что фиванцы не сдаются, а воины его уже утомлены, ввел в сражение свежее войско. Но фиванцы как безумные дрались с еще большей отвагой, с еще большей дерзостью.
И тут Александр двинул на них фалангу. Фаланга шла шаг в шаг, выставив тяжелые копья, закрывшись железной стеной щитов. Фиванцы еще пытались отбиваться. Но фалангиты смешали и опрокинули их. Поняв, что битва безнадежно проиграна, фиванцы в ужасе бросились в город – и пехота и конница. В воротах они сгрудились всей массой, лошади сбивали и топтали копытами пехотинцев, многие погибали тут же… Не помня себя, фиванцы стремились под защиту стен. Но они не успели закрыть за собой ворота, и македоняне вместе с ними ворвались в город.
Македонские воины, взбешенные сопротивлением, гнали фиванцев по улицам, рубили и убивали всех, кто попадался. Они пробились к Кадмею, и освобожденный македонский гарнизон ринулся в нижний город на помощь своим. Македоняне лезли на стены, сбивая защиту, разрушали дома, врывались в храмы…
Белые перья на шлеме Александра мелькали всюду, где шла самая горячая битва. Он командовал, он ободрял свои войска. Он дрался сам, меч его сверкал, быстрый, как молния, и такой же, как молния, беспощадный.
