Список Шиндлера - Кенэлли Томас (электронные книги без регистрации TXT) 📗
Потом мальчишка неопределенного возраста, что-то между шестнадцатью и девятнадцатью, не выдержал и крикнул из середины меньшей линии:
- Но, герр комендант, я тоже специалист!
- Да, милый?- промурлыкал Амон, извлек свой служебный пистолет и, подойдя к мальчику, разрядил в его голову. С неправдоподобным грохотом и эхом парнишку отбросило к стене. Он мертв, успел понять оглушенный Левертов перед тем, как без сознания рухнуть на пол.
Ставшая еще более короткой шеренга уже маршировала к железнодорожному депо, тело мальчика увезли на тележке на холм, пол был вымыт, и вновь включены токарные станки, а Левертов, обтачивая дверные петли на своем рабочем месте, все еще переваривал те слова, которые он успел прочесть во вспыхнувших на мгновение глазах Амона. Взгляде, который говорил: «Вот он!» Рабби казалось, что мальчик своим внезапным криком лишь на время отвлек Амона от самого Левертова, мишени куда более основательной и желанной.
Прошло несколько дней, рассказывал Шиндлеру Штерн, и Амон вновь пришел в цех к токарям, обнаружил его переполненным и принялся самолично отбирать кандидатов в форт и на транспорт. Затем он подошел к рабочему месту Левертова, чего, собственно, Левертов и ждал. Левертов даже ощутил запах лосьона после бритья, струящийся от Амона. Он видел накрахмаленные манжеты рубашки Амона. Амон обожал роскошные вещи.
- Что ты делаешь? - спросил комендант.
- Герр комендант, - ответил Левертов, - я делаю петли.
- Сделай одну прямо сейчас, - приказал Амон. Он достал из кармана часы и засек время. Левертов мгновенно обточил петлю, его пальцы подгоняли металл, торопили станок. Уверенные, натруженные пальцы, гордые своей сноровкой. Считая про себя секунды, он обточил петлю всего лишь, как ему показалось, за 55 секунд, и позволил готовой детали упасть к его ногам.
- Еще одну, - скомандовал Амон. После первой скоростной попытки рабби чувствовал себя более уверенным и спокойным, и примерно через минуту еще одна готовая петля скатилась к его ногам.
Амон оценил кучку ранее изготовленных деталей.
- Ты работаешь здесь с шести утра, - процедил он, не отрывая глаз от пола. - И ты можешь работать в том темпе, который только что продемонстрировал мне. И при этом ты сделал так мало деталей.
Левертов понял, что только что своими руками он подписал себе смертный приговор. Амон вывел его на открытое место, но ни один из заключенных не потрудился или не осмелился даже оторвать взгляд от рабочего места. Увидеть - что? Тропу смерти. А тропа смерти проходила в Плачуве повсюду.
Снаружи в мерцающем полуденном весеннем воздухе Амон подвел Менашу Левертова к стене цеха, сжал его плечо и и достал пистолет, из которого два дня назад был убит мальчик.
Левертов моргал и смотрел, как другие узники торопливо волокли и складывали всевозможные материалы, стремясь как можно скорее скрыться из виду, и краковяне наверняка думали: «Мой Бог! Это судьба Левертова». Про себя он шептал молитву «Шема Исроэль» и слышал, как потрескивает механизм пистолета. Однако за характерным скрипом трущихся друг о друга металлических деталей не последовало ожидаемого грохота, а всего лишь щелкнуло еще раз так, как щелкает бесплодная зажигалка, бессильная породить огонь. И так же, подобно раздосадованному курильщику, именно с тем самым незначительным бытовым раздражением, Амон Гет извлек обойму с патронами из пистолета, вновь вставил ее на место и выстрелил. И хотя голова рабби качнулась в естественном человеческом порыве в ожидании того, что удар пули сомнет и пробьет ее, подобно компостеру, все, что выдавил из себя пистолет Гета, было еще одним щелчком.
Гет прозаически выругался:
- Donnerwetter! Zum Teufel!
Левертову показалось, что в любую секунду Амон пойдет почем зря крыть паршивую современную индустрию так, словно они два торговца, не сумевшие добиться от товара самого простого эффекта, то есть как: раскурить трубку, просверлить дырку в стене. Амон сунул провинившийся пистолет обратно в кобуру и извлек из кармана пиджака револьвер с перламутровой ручкой того типа, о котором рабби Левертов только читал в детстве в каких-то вестернах. "Ясно, - думал он, - никакой скидки и надежды на техническое несовершенство. Он не отступится. Я буду убит из ковбойского револьвера, но даже в том случае, если все эти стреляющие штучки окажутся бессильными, гауптштурмфюрер Гет не преминет воспользоваться а более примитивным оружием".
Как говорил Шиндлеру Штерн, когда Гет предпринял еще одну попытку и снова нажал на курок, Менаша Левертов уже стал озираться по сторонам в поисках чего-то поблизости, что могло бы оказаться полезным не менее чем фантастические осечки служебного пистолета Гета. У угла стены была навалена горка угля, впрочем, сама по себе ничего не значащая.
- Герр комендант, - начал было Левертов, но он уже ясно слышал негромкие, но смертоносные шорохи и скрежеты, производимые соприкасающимися частями спускового механизма револьвера. И еще один щелчок дефективной зажигалки. Амон, казалось, готов был выдрать бесполезное дуло из его гнезда.
Теперь рабби Левертов прибег к тактике, которой частенько пользовались надзиратели в цехе.
- Герр комендант. Осмелюсь доложить вам, что количество петель, выработанное мной, оказалось столь неудовлетворительным, потому что с утра мой станок находился на профилактике. И поэтому, вместо того, чтобы точить детали, я был вынужден разгребать вот этот уголь.
Левертову показалось, что он нарушил правила игры, в которую были втянуты они оба. Игры, долженствующей завершиться закономерной смертью Левертова столь же несомненно, как шахматная партия завершается матом. Так, будто бы рабби спрятал короля и игра потеряла всякий смысл. Амон ударил его в лицо свободной левой рукой, и Левертов почувствовал вкус крови, капнувшей на язык с достоверностью охранной грамоты.
После этого гауптштурмфюрер Гет просто оставил Левертова у стены. Таким образом, как наверняка могли бы сказать и Левертов, и Штерн, партия была отложена.
Штерн прошептал сие повествование на ухо Оскару в строительном управлении Плачува. Сутулый, с закатившимися глазами, с ладонями, сложенными как для молитвы, Штерн был как всегда многословен и скрупулезен в деталях.
- Нет проблем, - промурлыкал Оскар. Ему нравилось дразнить Штерна. - Зачем так много слов? На «Эмалии» всегда отыщется место для того, кто способен изготовить петлю быстрее, чем за минуту.
А когда Левертов с женой прибыл в лагерь фабрики «Эмалия», ему выпало пережить еще и то, что первоначально показалось ему не очень удачной религиозной шуткой Шиндлера. Как-то днем в пятницу в военном цехе ДЭФа, где Левертов трудился за токарным станком, Шиндлер объявил ему:
- Что вы здесь делаете, рабби? Вы должны готовиться к Шаббату.
Но когда Оскар передал ему бутылку вина для церемониальных целей, Левертов осознал, что герр директор вовсе не шутил. По пятницам, накануне сумерек, рабби оставлял рабочее место и уходил в свой барак за колючую проволоку в глубине ДЭФ. Там, под веревками с подсыхающим стираным бельем, меж громоздящихся под потолок многоярусных нар он мог цитировать «Киддуш» над чашей с вином. Разумеется, под тенью наблюдателя СС.
Глава 24
Оскар Шиндлер, который в эти дни во время верховых прогулок заезжал на фабричный двор «Эмалии», по-прежнему сохранял вид классического магната. Полный обаяния, он несколько напоминал кинозвезд Георга Сандерса и Курта Юргенса, с которыми его постоянно сравнивали. Облегающий сюртук и бриджи отличались изысканным покроем; сапоги были начищены до нестерпимого блеска. Он выглядел как человек, доходы которого не оставляют желать лучшего.
Тем не менее, вернувшись с прогулки по сельским просторам и поднявшись наверх, он столкнулся со счетами, которые были чем-то новеньким в истории даже такого необычного предприятия, как ДЭФ.
Поставки хлеба из пекарни в Плачуве на Липовую в Заблоче, представляли собой несколько сот буханок, доставлявшихся дважды в неделю - и время от времени полкузова корнеплодов. Эти скромные поставки, которых практически не было видно из-за высоких бортов грузовика, конечно же, проходя по финансовым документам коменданта Гета многократно увеличивались и такие его доверенные лица, как Чилович, продавали разницу между тем, что поступало на Липовую и фантастическим богатством, каковым оно выглядело в документах, кладя в карман герра гауптштурмфюрер солидные суммы. Если бы Оскар целиком полагался на Амона, кормившего его лагерь, 900 заключенных получали бы лишь раз в неделю 750 граммов хлеба и суп каждый третий день. Самолично и через своего управляющего, Оскар тратил каждый месяц 50 тысяч злотых на питание, приобретаемое на черном рынке. Случались недели, когда ему приходилось обеспечивать поставку более чем трех тысяч буханок Хлеба. В городе ему пришлось переговорить с немецкими инспекторами нескольких крупных пекарен, для чего он прихватил с собой полный бумажник рейхсмарок и две или три бутылки коньяка.
