Славянский меч (Роман) - Финжгар Франц (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗
Униженно, как бедный клиент [114], ожидал он у дверей, чтобы выиграть время и увести тайных соглядатаев как можно дальше от дома. Нумида размещал там купленных арабских и каппадокийских скакунов, складывал доспехи и шлемы, подготовленные для побега.
Миновал полдень, когда Эпафродит вернулся домой.
У ворот его встретил Нумида, он низко поклонился, не сводя с него полных радости глаз.
Грек ни о чем не спросил, не проронил ни слова. Лицо раба ясно говорило, что кони в конюшнях и оружие доставлено. Эпафродит ласково кивнул ему и вошел в атриум, где уже поджидал его Абиатар. Тот стал произносить слова сочувствия, закатывая при этом глаза и заламывая руки, а затем, предусмотрительно проверив все углы, — не подслушивает ли кто, разразился гневной речью:
— О Вавилон, разграбивший святой храм, угнавший наших отцов в рабство, о Вавилон, ты был агнцем, агнцем, по сравнению с волком Управдой. О, до костей пронял меня жестокий указ, до самых костей, он отнял у меня все, что я кровавым потом собирал бессонными ночами. И ты, благородный, обвинен, ты, любимец Константинополя, ты, простодушный добряк, щедрой рукой отсыпавший деньги императору. Вот благодарность!
— Поэтому я и уезжаю!
— Уезжаешь? Невозможно! Весь Константинополь с тобой. Ты с триумфом возвратишься с суда.
— Эпафродит стар, ему не нужны триумфы. Пусть сухие бумаги славят победу. Теперь ты понял условия купчей?
— Ты смотришь вперед на десять лет.
— Пергамен у тебя с собою?
— Да, и деньги тоже. Пересчитай!
— Я верю тебе. И желаю счастья. В полночь все станет твоим. Но молчи до тех пор, пока я не исчезну. Пусть душа твоя радуется этому легко приобретенному богатству. Документы в порядке, к ним не придерется ни один законник.
— Да хранит тебя ангел Товия!
Абиатар простился. Взгляд его ласкал колонны и наслаждался красотой дома и сада.
Солнце в этот день словно не желало тонуть в Пропонтиде. Эпафродит волновался, но в сердце своем чувствовал железную решимость. Все в нем — каждый нерв, каждая мысль — было натянуто как могучая тетива, — вот сейчас сорвется с нее стрела и вонзится в самое сердце. Он взволнованно ходил по атриуму, прощаясь с прекрасным перистилем; останавливался перед статуей Афины, с бьющимся сердцем поглядывал на Меркурия, печально бродил по саду.
Прислуга праздно слонялась, испуганная, смущенная. Гнетущее настроение воцарилось в доме, в саду, на пристани. Все ожидали чего-то, всех томили предчувствия. Радован, высунув длинную бороду в отворенную дверь, смотрел на солнце, шептал молитвы, вновь и вновь обещая богам принести жертвы под липою в граде Сваруна, и трепетал в тоске и ожидании.
Постепенно море стало багровым. Огромный солнечный диск коснулся волн, погрузился в них и мгновенно исчез.
Тогда Эпафродит созвал рабов в просторный перистиль.
Глаза их светились преданностью, лица выражали печаль и сочувствие: ведь они видели своего господина в одежде обвиняемого.
Эпафродит встал. Лицо его было торжественно, взгляд полон любви.
Левой рукой он расправил глубокие складки плаща, в правой его руке сверкал крест, усыпанный драгоценными камнями. Ярким пламенем горели все светильники, так что померкли первые звезды в небе над имплювием.
Никогда еще не выглядел Эпафродит столь величественно, никогда не казался таким высоким и сильным — ни дать ни взять апостол! Таинственная сила, страх и надежда согнули колени рабов, они склонились и опустились на землю. И тогда Эпафродит поднял правую руку с крестом:
— Во имя Христа, на заре завтрашнего дня все вы станете свободными!
Люди онемели. В их сердцах медленно рождался вздох, словно только теперь начала дышать грудь, освободившаяся от тяжести каменной глыбы. На коленях подползали они к Эпафродиту. Слезы капали на его ноги, поцелуи покрывали его обувь.
Нумида горстями оделял их серебряными статерами.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Близилась полночь.
Эпафродит сидел у себя в спальне, на мягком бархате, облачившись в торжественную одежду. Тело его было умащено, и аромат проникал сквозь драгоценный виссон, голова была причесана — теперь Эпафродит не выглядел обвиняемым. Все на нем было великолепно, все сверкало, словно он собирался к самому императору. Грек прекрасно понимал, что близится либо его торжество, либо гибель, но и победу и смерть он хотел встретить в блеске, сопутствовавшем ему уже долгие годы.
Он напряженно вслушивался, стараясь не пропустить пьяные, разгульные голоса солдат, возвращающихся из кабаков. Ровно в одиннадцать часов солдаты должны были появиться у его дома. Перевернув песочные часы, он разволновался. Тревога нарастала с каждой минутой. Он был у цели, впереди победа или смерть! Один миг, одно непродуманное слово, приказ офицера, которому вздумалось бы отозвать или переменить караул, назначенный на эту ночь, могли разрушить его план, и с вершины он рухнул бы в бездну и уже вряд ли смог бы когда-либо осуществить его.
Минуты уходили, его стоическая душа и могучий дух изнемогали. Он встал. Взял темный плащ, шелковым платком обмотал голову, поверх него натянул капюшон и вышел в атриум.
— Идут! — шепнул Нумида.
Эпафродит был настолько возбужден, что не услышал доносящихся издалека смеха, пения, шагов.
— Это шум с площади!
— Нет, светлейший! Площади давно стихли.
Вскоре Эпафродит и сам смог различить веселые вопли подгулявших солдат.
— Ты не заметил, куда делись соглядатаи, что торчали возле дома?
— Дремлют у ворот советника Иоанна.
«Отлично, — подумал Эпафродит. — Солдаты незамеченными проникнут в мои конюшни».
Смех, крики, шутки, песни, нетвердые шаги пьяных гуляк приблизились уже к самым воротам. Кто-то с размаху налетел на них так, что они загудели. Эпафродит и Нумида различили слова, сопровождаемые общим хохотом:
— Этого он тоже в руках держит!
— Старик — славин. Хорошо играет, — подмигнул Эпафродит.
Постепенно голоса удалились и наконец совсем затихли.
Эпафродит и Нумида пошли в сад. Раб поспешил вперед и через несколько минут бегом вернулся:
— Славины седлают коней, господин! Их никто не заметил!
— Лодки готовы? Оружие? Мечи? — лихорадочно спрашивал грек.
— Все готово, господин!
Они спустились по тропинке к морю.
Маленькая лодка, которой управлял сильный раб, легко скользила по волнам. На некотором расстоянии за ней бесшумно двигалась ладья побольше.
Когда они вышли в Пропонтиду, укутанный в темный плащ Эпафродит взмолился:
— Господи, помоги, спаси его!
Гребцы осторожно, без малейшего шума и всплеска, погружали весла в воду. Таинственными тенями скользили лодки по безмолвной пучине, которая словно замерла в страхе, исполненном ожидания.
Звезда над куполом святой Софии указывала полночь, когда они пристали к садам императора. Большая ладья укрылась в густых зарослях лотоса, в ней никто не шевельнулся. Из маленькой лодки на берег вышли Нумида и Эпафродит.
На площадке мраморной лестницы из тени кипарисов выступила темная фигура.
Сердце Эпафродита заколотилось.
Человек махнул рукой, и они последовали за ним по извилистым тропинкам между пиниями, кипарисами, пальмами и миндальными деревьями.
Тень замерла, поджидая Эпафродита.
— Стоп. Дальше не пустят! Стража!
— Вперед! — прошептал Эпафродит и решительно направился к неподвижному, словно статуя, палатинцу.
Спиридион юркнул за олеандр.
При виде Эпафродита палатинец отвернулся и пошел прочь, словно смотрел на пустое место.
Спиридион был изумлен. Испуганно последовал он за греком и, склонившись к нему, произнес голосом, в котором звучал ужас:
— Ты волшебник, о господин!
— Да, но только на эту ночь! Караул околдован. Он не видит нас!
Спиридион обрадовался. Всей душой уверовав в волшебную силу Эпафродита, он смелее пошел вперед, трепеща перед греком. Скажи тот сейчас, что он, Спиридион, не получит ни гроша, евнух не осмелился бы возразить волшебнику и безропотно, с покорностью выполнил бы любое его желание.
