Звезды Эгера - Гардони Геза (полная версия книги .TXT) 📗
— Трое пусть идут на камнедробилку, — говорил он, тяжело дыша, точно жирная утка. — Да, трое пусть пойдут на камнедробилку и дробят камни.
Он назвал троих назначенных солдат по именам, затем обратился к двум низкорослым солдатам:
— Возвращайтесь через час, — займетесь уборкой арсенала. А вы…
Балинту Тереку не терпелось, чтобы бей закончил свои распоряжения, и он, будто прогуливаясь, подошел поближе.
— Доброе утро, Вели-бей! Как ты спал?
— Спасибо. Плохо спал. Нынче подняли меня спозаранку. Из Венгрии прибыли три новых узника.
— Уж не монаха ли сюда привезли?
— Нет, какого-то барина. И он ужасно настойчивый! Впрочем, он, может быть, и не барин, а нищий. На нем даже приличной рубахи нет. Сообщают, что он подстерег будайского пашу и ограбил.
— Будайского пашу?
— Да. С ним привезли и двоих его сыновей.
— А как его зовут?
— Я записал, да не помню. У вас у всех такие чудные имена, разве упомнишь!
Бей кивнул головой, повернулся и пошел, вероятно, собираясь снова завалиться спать.
Балинт Терек в полном смятении вернулся в сад и сел на скамейку рядом с Майладом.
— Напал на будайского пашу? Кто же это может быть?
— Нищий? — размышлял и Майлад. — Будь он нищим, его не привезли бы сюда.
— Кто бы он ни был, но первым делом я дам ему одежду.
Узники размышляли и строили всякие догадки до самого обеда. Перечислили фамилии многих и многих венгерских и эрдейских вельмож, но пришли к заключению, что ни один из носителей этих имен не посмел бы так обойтись с будайским пашой — ведь паша ездит в сопровождении большой свиты.
— Кто это может быть?
Наконец, в час обеда, которым их кормили за общим столом, накрывавшимся на теневой стороне внутреннего двора, появился новый узник.
Оба венгра смотрели во все глаза. Но пришелец был им незнаком. Какой-то низенький и коренастый смуглый человек с проседью и с небольшой лысиной на макушке. Одет он был в изодранный венгерский холщовый костюм. Рядом с ним шли двое юношей, одетых чуть получше. Одному на вид было лет двадцать, другому — двадцать пять. По чертам лица можно было заключить, что меж собой они братья, а старику — сыновья, хотя оба были на голову выше отца.
На ноги старику уже надели те же легкие стальные кандалы, которые проносил два года Балинт Терек. От долгого употребления они блестели, словно серебро.
Майлад поспешил навстречу узнику. Он не знал его, но видел, что это венгр. Балинт, глубоко растроганный, стоял у стола и пристально смотрел на старика.
Майлад, не в силах произнести ни слова, обнял его.
— Брат мой…
Но Балинт стоял неподвижно и вдруг крикнул, дрожа от волнения:
— Кто ты?
Старик опустил голову и пробормотал еле слышно:
— Ласло Морэ.
Балинт отпрянул, словно от удара, отвернулся и сел на место.
Отшатнулся от нового узника и Майлад.
Юноши, опечаленные, стояли за спиной отца.
— Здесь будет ваше место, господа, — распорядился Вели-бей, указав на тот конец стола, против которого сидел обычно Балинт Терек.
Балинт Терек встал и отчеканил:
— Если их будут кормить за этим столом, я тут есть не стану! — и, обернувшись к слуге, стоявшему у него за спиной, сказал: — Принеси мне тарелку в комнату.
Майлад постоял секунду в нерешительности, потом и он приказал своему слуге:
— Неси и мою тарелку, — и пошел вслед за Балинтом Тереком.
Вели-бей пожал плечами и, бросив взгляд на Морэ, спросил:
— Почему они презирают тебя?
Морэ мрачно смотрел вслед уходившим.
— Потому что они венгры.
— А ты разве не венгр?
Морэ пожал плечами.
— То-то и оно, что венгр. Два венгра еще могут ужиться, но трое уж непременно поцапаются.
Две недели Балинт Терек не выходил из своей комнаты, даже не гулял во дворе. Так же поступал и Майлад. Он слушал рассуждения Балинта Терека о новой вере, которую распространили знаменитый Мартин Лютер и Жан Кальвин.
— Это и есть истинная христианская вера, а не та римско-латинская, которая распространилась по всему свету, — говорил Балинт Терек.
Наконец и Майлад перешел в новую веру. Написал даже в письме своему сыну Габору, чтобы он дома призадумался над этим учением.
Но уж очень им надоело сидеть в четырех стенах. Однажды Балинт Терек сказал:
— Пойдем спустимся в сад.
— Да ведь там этот разбойник!
— Может, его и нет в саду.
— А если он там?
— Ну и пусть себе! Мы с ним разговаривать не станем. А гулять в саду мы имеем такое же право, как и он.
Майлад улыбнулся.
— Право? Стало быть, у нас есть какие-то права?
Балинт усмехнулся.
— Есть, конечно, пес их дери. Мы ведь старожилы, а этот Ласло Морэ только две недели назад приехал.
И они спустились в сад.
Под платаном сидел персидский принц — тоже давний узник, как и они, да еще какой-то азиатский царек, почти отупевший от горя и скуки. Он играл с персом в шахматы. Вот уже много лет они с утра до вечера играли в шахматы, не перекидываясь при этом ни единым словом.
Балинту и Майладу оба шахматиста были так же хорошо знакомы, как Мраморные ворота, белевшие между Кровавой и Золотой башнями, или как огромного роста знатный курд, которого за грубые слова в адрес султана недавно заковали в тяжелейшие цепи. Поникнув головой, сидел он с утра до вечера у зарешеченной двери в темнице Кровавой башни либо лежал, изнемогая от тяжести цепей. А взглядом он с завистью следил за узниками, которые прогуливались между кустарниками.
Балинт и Майлад не обратили бы даже внимания на шахматистов, если бы им не бросилось в глаза, что позади них сидит какое-то новое лицо и наблюдает за игрой.
Кто этот старый низенький турок в желтом кафтане? И почему он ходит с непокрытой головой? Им никогда еще не приходилось видеть турка без чалмы, разве только когда он умывается или бреется.
При звуке шагов пленных венгерских вельмож человек в желтом кафтане обернулся.
Это был Морэ.
Он встал и отошел от играющих. На лице его уже не было выражения усталости, как в первый день, когда он казался еле живым. Крохотные черные глазки его быстро моргали, походка была твердой, почти молодой.
Скрестив руки на груди, он подошел к вельможам.
— За что вы ненавидите меня? — спросил он, и глаза его метали искры. — Чем вы лучше меня? Тем, что богаче? Здесь богатство ни к чему! Или вы гордитесь своей родовитостью? Мой род такой же древний, как и у вас…
— Ты был разбойником! — рявкнул Балинт Терек.
— А вы не были разбойниками? Разве ваши лапы не тянулись во все стороны за чужим добром? Разве вы не дрались друг с другом? Не поворачивались, точно флюгеры, то к Яношу, то к Фердинанду? Вы подпевали тому, кто вам больше платил!
Майлад взял Балинта за руку.
— Пойдем отсюда, не связывайся.
— Не пойду! — отдернув руку, сказал Балинт. — Ни перед человеком, ни перед псом я не отступаю.
Увидев, что от ворот идет Вели-бей, он сел на скамью, пытаясь унять свой гнев. Бей шел вместе с турецким муллой и сыновьями Морэ. Оба сына тоже были в турецкой одежде, только без тюрбанов. Как и их отец, они ходили с непокрытой головой.
Майлад уселся рядом с Балинтом Тереком.
Морэ стал перед ними, расставив ноги, и, подбоченившись, продолжал препираться:
— Я участвовал в сражении, когда сокрушили Дердя Дожу. Я дрался в Мохачской битве, где двадцать четыре тысячи венгров пролили кровь за отчизну…
— Я тоже был там, — оборвал его Майлад, — но не для того, чтобы хвастаться этим.
— А если ты участвовал в том кровавом крещении, то должен знать, что все уцелевшие в бою под Мохачем считают друг друга братьями.
— Нет уж, пусть разбойник с большой дороги не считает меня своим братом! — закричал Майлад, покраснев. — Знаю я, почему снесли твой палотайский замок!
— Может, и знаешь, зато не знаешь, почему снесли Нану. Не знаешь, что вся Венгрия лежит у ног будайского паши. И только я, Ласло Морэ, не побоялся ему крикнуть: «Ты не нам, а псам указ, гололобый!» Годы дрался я со своей маленькой дружиной против турок. Не Фердинанд дрался и не почтенное венгерское дворянство, а я, Ласло Морэ. В прошлом году я разбил турецкое войско, направлявшееся в Белград, — я, Ласло Морэ, которого вы величаете грабителем и разбойником. — Он передохнул, потом, размахивая руками, продолжал: — Было бы у меня столько денег, сколько у Иштвана Майлада, было бы у меня столько добра, замков и челяди, как у Балинта Терека, было бы у меня столько солдат, как у того, кто носит на голове корону в качестве украшения, — тогда меня, Ласло Морэ, чествовала бы нынче Венгрия как своего освободителя. Но так как у меня мало было солдат, мало денег, то басурманы оттеснили меня в Нану и снесли, проклятые, мой замок до основания…
