Спартак (Другой перевод) - Джованьоли Рафаэлло (Рафаэло) (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
После нескольких мгновений послышался глухой голос, который сперва казался отдаленным и неясным, но постепенно усиливался:
— Слушай!
Вздох облегчения, подобный реву или рычанию, вырвался из всех грудей… Это был условный сигнал — Эномай беспрепятственно достиг дна пропасти.
Тогда, с лихорадочным пылом, гладиаторы начали один за другим спускаться по этой удивительной лестнице, которая — теперь это было ясно — вернет всех от смерти к жизни, от полного крушения к славной победе.
Добрых тридцать шесть часов продолжался спуск, и только на заре второго дня все оказались внизу, на равнине.
Нет нужды описывать, какими выражениями любви и признательности осыпали гладиаторы спасшего их Спартака.
Но он, призвав гладиаторов к молчанию, приказал каждой манипуле укрыться в окрестных скалах и притаиться там до наступления ночи.
Долгими, как вечность, показались эти часы нетерпеливым бойцам; но наконец солнце начало склоняться к западу. Едва стало темнеть, две когорты гладиаторов вышли из своих убежищ, выстроились и двинулись с величайшей осторожностью, — одна под начальством Эномая к морскому берегу, другая под командой Спартака — к Ноле.
И так как им надо было совершить одинаковый по расстоянию путь, то почти в одно время, за час до полуночи, та и другая зашли в тыл обоих римских лагерей.
Подойдя совсем близко к лагерю Мессалы Нигера, Спартак приказал своей когорте остановиться. Он направился к валу лагеря римлян.
— Кто идет? — закричал часовой, которому послышался шум в соседнем винограднике, откуда пробирался Спартак.
Спартак остановился, не произнося ни слова.
Невдалеке проходил патруль под начальством декана. Услышав оклик часового, декан поспешил к нему, чтобы узнать в чем дело.
Так как ночь была необыкновенно тихая, фракиец мог слышать следующий разговор, хотя и происходивший вполголоса:
— Что случилось? — спросил декан.
— Мне показалось, что какой-то шум раздался среди этих кустов винограда.
— После оклика «кто идет» ты что-нибудь еще слышал?
— Нет, как ни прислушивался.
— Вероятно это была лисица, идущая по следам курицы.
— Я тоже подумал, что этот шум листьев произвело какое-то животное, блуждающее по полям. О гладиаторах, конечно, говорить нечего, они там наверху и оттуда не выберутся.
— Я действительно слышал, как центурион повторял, что мышь в мышеловке.
— О, будь уверен, Клодий Глабр — старый кот, для зубов которого такой мышонок, как этот Спартак, — детская игрушка!
— Ну, конечно, клянусь Юпитером Статором! И после короткого молчания, декан продолжал:
— Стереги же лучше, Септимий, но не принимай лисиц за гладиаторов.
— Было бы слишком много чести для гладиаторов! — сострил солдат Септимий.
И снова все стало тихо.
Тем временем Спартак, глаза которого привыкли к темноте, начал различать то, что его интересовало, а именно — форму рва и вала римского лагеря. Он пришел сюда за тем, чтобы узнать, какие из четырех ворот лагеря были ближе всего.
В это время патруль, возвратившись на назначенный ему пост, разжег почти погасший костер, и скоро блестящие языки оживившегося пламени стали бросать свои лучи на частокол и помогать таким образом Спартаку в его намерениях. Он легко мог разглядеть, где расположены декуманские ворота, находившиеся в римских лагерях дальше всего от позиций, которым угрожал неприятель. В лагере Мессалы Нигера эти ворота были обращены в сторону Нолы.
Как только Спартак ознакомился с расположением вала, он пошел обратно. Добравшись до своей когорты, он с предосторожностями повел ее к декуманским воротам. Безмолвно шагал отряд, пока не подступил так близко к лагерю, что топот шагов не мог дойти до слуха римского часового.
— Кто идет? — закричал легионер Септимий тоном, по которому Спартак мог угадать, что на этот раз легионер не сделал ошибки, приняв лисиц за гладиаторов.
И, не получая ответа, бдительный Сетимий дал сигнал к тревоге. Но гладиаторы, бросившись бегом, спустились в ров и, подымаясь по другой его стороне с яростью и неслыханной быстротой, одни на спинах других, в мгновение ока были наверху частокола. Спартак, совершенно излечившийся от вывиха руки, проник сюда первым: он стремительно напал на легионера Септимия, с трудом защищавшегося от ударов, и закричал ему громовым голосом:
— Лучше было бы для тебя, злой насмешник, если бы вместо меня в эту минуту на тебя напала лисица, которую ты больше уважаешь, чем гладиатора.
Еще не закончив этих слов, он пронзил легионера насквозь.
Между тем гладиаторы по четыре, по восемь, по десять человек врывались в лагерь. Началась резня, какая обычно бывает при неожиданных ночных нападениях.
Тщетно пытались римляне оказать сопротивление яростному натиску гладиаторов, число которых увеличивалось с каждой минутой. Гладиаторы кидались на легионеров, захваченных врасплох, сонных, безоружных, и рубили их. Бойня была ужасающей.
Весь римский лагерь в один миг наполнился страшными криками и проклятиями. Это было не сражение, а кровопролитное избиение, во время которого за полчаса с небольшим свыше четырехсот легионеров простились с жизнью, остальные бежали, очертя голову, в разные стороны. Только около сорока, наиболее доблестных, под начальством Валерия Мессалы Нигера, почти все без лат и щитов, наскоро вооруженные мечами, пиками и дротиками, отступили к главным воротам лагеря, расположенным против декуманских. Храбро сражаясь, они старались сдержать врага, в надежде, что их сопротивление может дать время беглецам собраться и снова двинуться в бой.
Среди этих храбрецов выделялся Мессала Нигер; он упорно сражался, ободрял римлян доблестными призывами и от времени до времени звал Спартака, приглашая его померяться с ним в бою:
— Эй!.. Спартак!.. Подлый вождь гнуснейших разбойников!.. Где ты? Подлый раб, подойди скрестить мечи с свободными гражданами!.. Спартак, грабитель, где ты?
Несмотря на стоны, крики, звон оружия и шум разного рода, наполнявшие лагерь, фракиец услышал в конце концов дерзкие слова римлянина и, сильной рукой проложив себе дорогу среди своих бойцов, искал вызывавшего на бой, в свою очередь восклицая:
— Эй!.. Римский разбойник, грабитель, сын грабителей, оставь для себя эти прозвища, они твое единственное подлинное достояние!.. Вот я, римлянин, чего ты хочешь?
И при этих словах он встретился с Мессалой, который с необыкновенной яростью напал на него и закричал прерывистым от тяжелого дыхания голосом:
— Я хочу тебя изрубить.., на куски.., осквернить честный меч Валерия Мессалы, запачкав его твоей кровью…
Оскорбительные слова центуриона вызвали бешеный гнев фракийца, который, отбив яростную атаку римлянина, сам перешел в наступление. Одним ударом он превратил в щепки щит Мессалы, другим ударом пробил кольчугу, серьезно ранив противника в бок, и потом так сильно ударил по верху шлема, что несчастный был совершенно оглушен; и счастье ею, что имя Валерии Мессалы, воскресив воспоминания любви удержало руку гладиатора, готовую пронзить центуриона.
Фракиец задержал свой меч в момент, когда он был на несколько дюймов в груди упавшего врага, и крикнул:
— Иди, юноша, и расскажи, что подлый гладиатор подарил тебе жизнь!..
Он помог Мессале встать и передал его двум гладиаторам.
После того как были убиты почти все те храбрые римляне, которые пытались сопротивляться гладиаторам, римский лагерь оказался в полной власти победителей.
То же самое повторилось и там, где Эномай напал на лагерь Клодия Глабра. Менее чем через час он одержал полную победу над легионерами, обратившимися в стремительное бегство и оставившими лагерь во власти мятежников.
Таким образом, благодаря мужеству и проницательности Спартака, тысяча с небольшим гладиаторов одержала блестящую победу над тремя тысячами римлян.
День спустя оба отряда гладиаторов соединились в лагере Клодия Глабра, которого победители беспощадно осыпали остротами и насмешками, называя его кошкой, убежавшей от мыши. Они сочинили и под громкий хохот распевали веселую песенку приблизительно следующего содержания:
