Урга и Унгерн - Толмачёв Максим (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации TXT, FB2) 📗
Однажды я обратился к своему другу с просьбой. Он должен был помочь мне остановить дыхание, сделав возможным переход в самое первое бардо. Я посчитал, что тренировок и теоретических изучений вполне достаточно для того, чтобы совершить это жутковатое путешествие в мир мертвых и вернуться с некими обещанными учением дарами. Друг оказался к этому не готов. Он отговаривал меня как умел. Я был настойчив и неумолим. Сказал, что если он не поможет мне, то я все сделаю сам, а в этом случае шансов вернуться будет совсем мало. Ведь в древности у путешественников в смерть были наставники и проводники. Он наконец согласился, и мы назначили день, когда ритуал моего убийства будет произведен.
Я целую неделю постился, читал молитвы и проводил в медитации почти все свое свободное время. С каждым приближающимся к ритуалу днем во мне нарастал страх, несколько раз я был готов бросить эту затею, но как бы я после этого смотрел в глаза своему другу-земляку?
И вот день моей смерти настал. Был выбран вид моего убийства. Я готовился впасть в медитативное оцепенение, а мой друг, определив по известным признакам глубину состояния, должен был начать меня душить. Для этих целей подошли четки, с которыми он никогда не расставался. Я произнес молитвы, принял подобающую позу и постарался войти в состояние, необходимое, на мой взгляд, для последнего перехода. Страх и разные мысли сбивали мой настрой. Я не мог сосредоточиться, и мой друг это чувствовал. Прошло, наверное, несколько часов перед тем, как мне наконец удалось изгнать из головы своей сумятицу и выровнять дыхание. Я еще не погрузился в состояние достаточно глубоко, а мой приятель вдруг накинул мне четки на шею и стал тихонько их затягивать. Сначала я не сопротивлялся и не открывал глаз, потом решил дать знак о том, что он поспешил и я еще недостаточно готов. Попытался освободить горло от затянувшейся петли, но друг так удачно уперся мне коленом в спину, что я не смог ничего сделать. Все происходило в полной темноте, было непонятно, открыты у меня глаза или закрыты, а еще стало очень больно, мне показалось, что четки, впившись в мое горло, перерезали его до кости, и даже почувствовал, как кровь хлещет из надреза мне на грудь. Я уже совершенно точно понимал, что не готов к происходящему, но сделать, увы, ничего не мог».
Старик глядел сквозь костер, перебирая свои четки. Пауза несколько затянулась.
«И что же было дальше?»
«А дальше я умер. – Агван улыбнулся и посмотрел мне в глаза. – Я умер на полу в темной келье. Мой друг зажег масляный светильник, снял с моей шеи свои четки и, отбросив их в сторону, пытался привести меня в чувство. Самое удивительное, что я все это видел. Я видел себя лежащим на полу, видел четки, одна бусина которых лопнула во время этой ритуальной возни, я видел искаженное ужасом бледное лицо моего друга. Все было настолько четким и реальным, что даже позабавило меня. Я находился где-то под потолком и, наблюдая происходящее, понимал, что это и есть момент моей смерти, к которой я столь усердно готовился. Мой друг плакал, безвольно опустив плечи; тело мое лежало на полу без движения; на стенах плясали тени от света масляной лампы. Не так представлял я себе свои первые шаги по загробному миру, теперь я не понимал, что же делать дальше. А делать что-то было необходимо. Трактаты учили не подпускать к себе страх. Считалось, что именно страх способен сбить умирающего с единственной узкой тропы, которая тоньше, чем лезвие меча. Любое дуновение страха должно было опрокинуть меня в бездну, и я с некоторой грустью осознал, что страх этот уже начал вызревать. В моем состоянии он казался естественным и очевидным ответом души, осознавшей свое отделение от тела. Неожиданно мой убийца вскочил на ноги и выбежал из кельи. Я чувствовал, как он мчится по безмолвным темным коридорам дацана; я слышал стук его сердца, когда он споткнулся и чуть не упал, когда он с силой толкнул створки дверей и в свете луны устремился прочь от монастырских стен. Отныне мы были связаны этой смертью, мой убийца и я. Страх не смог прорасти в моей душе, и это меня спасло».
«А что же было потом?» Я не смог удержаться от вопроса, ведь старик снова замолчал, глядя в костер и, очевидно, вспоминая далекое прошлое.
«Я вернулся из своего путешествия в смерть, разве это не ясно? Закончил обучение и получил степень лхарамбы. В познаниях мне не было равных, и меня назначили одним из семи цэншапов юного далай-ламы. Я был его партнером по философским диспутам, и вскоре мы с ним стали неразлучными спутниками и друзьями. Меня возвели в должность сойбуна – „хранителя золотого чайника“. Теперь я был фаворитом и главным советником далай-ламы, поселился в Потале и стал самым влиятельным деятелем при дворе. А еще я много путешествовал. Несколько раз общался с царем Николаем и получил от него в подарок золотые часы с именным вензелем. В Петербурге я построил буддийский храм – первый в Европе, – бывал и в Париже. Много и часто путешествовал по Индии и Китаю».
«А как же твой друг? Что случилось с ним? Что ты увидел за порогом смерти и как вернулся назад?»
Старый монах засмеялся так естественно и простодушно, что я не выдержал и захохотал вместе с ним. Не знаю, что в моих вопросах вызывало у Агвана смех, но не успокаивался он довольно долго. И я вместе с ним. Я смеялся, а слезы катились по щекам, я смеялся, но мне не было радостно.
Неожиданно старик встал со своего места. Он оказался совсем небольшого роста. Подошел ко мне и заглянул в глаза. Некоторое время смотрел, улыбаясь.
«Моего друга звали Лувсан. Теперь он чаще известен под именем Джа-лама. Ты его очень скоро встретишь. Если, конечно, не позволишь своему страху одолеть тебя. На священной земле Халхи ты станешь бессмертным богом войны. Дух Чжамсарана сегодня нашел себе новое вместилище, нам же пора расстаться». С этими словами он зашел мне за спину, с удивительной ловкостью накинул мне на шею четки и, упершись коленом в спину, стал меня душить.
Унгерн неожиданно замолчал. Пауза несколько затянулась.
– А где же теперь эти четки? – Я подлил Унгерну чая.
– Я выменял на них у Джа-ламы старого прорицателя. Видел, наверное, в моей юрте шамана с четками из птичьих черепов? Очень толковый шаман. Это он предупредил меня, что вести штурм третьего февраля не стоит. Резухин рвал и метал, говорил, что нельзя посреди боя взять и просто все прекратить на целые сутки. Военная наука требовала безостановочного закрепления на высотах и в городе. Но я послушал не Резухина, а этого старца. За те сутки большая часть китайских офицеров с войсками успела покинуть Ургу, иначе нам ее было бы не взять.
– Вы действительно верите в то, что какой-то дух вселился в ваше тело и управляет теперь вашими действиями?
– Ну, это не совсем так, Ивановский. Этот дух снисходит на меня лишь во время боя. Я в таких случаях действительно сам себя не помню. Когда мне рассказывают о моей безумной удали во время сражений, я пытаюсь восстановить ход событий, но мне это никогда не удается. Еще я ощущаю голод войны – это как страсть человека, годами курившего опиум и оставшегося вдруг без любимого зелья. Это не голод убийств и крови, как у Макарки Душегуба. Более того, казни мне противны. Я страстно желаю битв! Чем сильнее враг, тем с бо́льшим нетерпением я жду с ним встречи.
– Скажите, а как же Джа-лама отпустил своего шамана-прорицателя? Почему он просто не забрал свои четки у вас?
– Ну, я не задумывался над этим. Возможно, у монголов не принято отнимать вещи у гостей. Он сам предложил обмен. Старик в дурацкой шляпе напророчил ему страшную смерть, но хуже всего то, что после этого пророчества Джа-лама стал часто видеть сон, в котором в стеклянной банке плавает его собственная отрезанная голова, пытаясь ему что-то сообщить. Эта голова беспомощно открывает рот, хлопает омертвевшими глазами, но слов не слышно. Джа-лама описал мне банку, покрытую слоем пыли. Эта банка стоит на полке в полумраке, жидкость в ней от времени стала мутной, а на стекле рядом с запаянной крышкой приклеена бумажка с нумером три тысячи триста девяносто четыре. Джа-ламу не пугает смерть. Его пугает то, что, по словам вещего старика, после смерти еще двести с лишним лет голова эта так и будет плавать в жидкости за стеклом в далекой северной стране. А это значит, что душа не сможет окончательно покинуть тело и будет вынуждена пребывать в ожидании момента своего освобождения. Думаю, что, отдав мне своего шамана, Джа-лама надеялся на то, что дурные сны прекратятся сами собой.
