Генерал Раевский - Корольченко Анатолий Филиппович (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
Выбрав свободную минуту, Николай Николаевич написал жене письмо. В нём он извещал её, что сражение было жестоким, кровопролитным, но Богу было угодно, чтобы он остался жив. Баталия же с Бонапартом выиграна.
После гибели Багратиона в командование 2-й армией вступил генерал Дохтуров. В рапорте ему генерал Раевский сообщил об одном эпизоде сражения за высоту Курганную, которую оборонял 7-й пехотный корпус:
«...Неприятель, устроив в глазах наших всю свою армию, так сказать, в одну колонну, шёл прямо на фронт наш; подойдя же к оному, сильные колонны отделились с левого его фланга, пошли прямо на редут и, несмотря на сильный картечный огонь моих орудий, без выстрела головы оных перелезли через бруствер. В то же самое время с правого моего фланга генерал-майор Паскевич с полками атаковал штыками в левый фланг неприятеля, за редутом находящегося. Генерал-майор Васильчиков то же самое учинил на их правый фланг, а генерал-майор Ермолов, взяв батальон егерей полков, приведённых полковником Вуичем, ударил в штыки прямо на редут, где, истребив всех, в нём находящихся, взял генерала, ведущего колонны, в плен. Генерал-майоры Васильчиков и Паскевич опрокинули в мгновение ока неприятельские колонны и гнали оные до кустарников столь сильно, что едва ли кто из них спасся. Более действия моего корпуса описать остаётся мне в двух словах, что по истреблении неприятеля, возвратясь в свои места, держался в оных до тех пор против повторных атак неприятеля, пока убитыми и ранеными приведён был в совершенное ничтожество и уже редут мой занял г. генерал-майор Лихачёв...»
В Москве
Сражение продолжалось допоздна. Особенно долго пальба доносилась от высоты Курганной, через которую пролегала дорога к деревням Горки и Бородино и где сражались полки 7-го пехотного корпуса Раевского. Там стрельба продолжалась всю ночь и затихла лишь к утру. И тогда же неспешно стали отходить к Москве русские войска.
Удерживая ключевую высоту, полки генерала Раевского перемешались, сражались небольшими безымянными отрядами, которыми командовали храбрейшие офицеры, унтеры, а то и просто рядовые.
После сражения генерал Раевский говорил: «Корпус мой был так рассеян, что даже по окончании битвы я едва мог собрать 700 человек. На другом день я имел также не более 15 000».
Потери в сражении понесли обе стороны. В русской армии они составили 44 тысячи человек, у французов из 135 тысяч числившихся под ружьём были исключены 58 тысяч.
В рядах отступавших русских войск слышалось:
— Неужто отдадим неприятелю Москву?
— Никак того не может быть, — доносились возражения. — Кутузов обещал устроить Наполеону ещё одну головомойку.
О судьбе Москвы ещё не было принято решения ни высшим генералитетом, ни самим главнокомандующим Кутузовым. Впрочем, к одному решению он склонялся всё более и более, однако его нужно было утвердить на военном совете.
Наконец он объявил главному квартирмейстеру армии полковнику Толю:
— Надобно первого сентября в деревне Фили устроить военный совет. Предупредите приглашённых генералов.
Деревня Фили находилась неподалёку от окраины Москвы и состояла из нескольких убогих рубленых изб.
— Кого предупредить? И на какой час?
— Часам к четырём пополудни. А пригласить надобно... Барклая да Беннигсена, Дохтурова — нынешнего командующего армией, Ермолова да Коновницына, Остерман-Толстого...
— А Раевского?
— Его непременно. Как же без него?.. И самому быть. И моего адъютанта полковника Кайсарова...
К назначенному времени все генералы, кроме Беннигсена и Раевского, чьи войска находились в арьергарде, явились с опозданием. До их прибытия совет не начинали.
Кутузов сидел в кресле у стола, размышляя над картой, распластанной на большом столе. Возле него находились полковники Толь и Кайсаров.
Беннигсен, а вслед за ним и Раевский прибыли лишь в пять вечера и сразу же перешли к делу.
Спор разгорелся между Беннигсеном и Барклаем. Начальник главного штаба настаивал на необходимости сражения перед Москвой, Барклай выступал против. Ссылаясь на потери, он утверждал, что последнее сражение может погубить армию, а с ней и мощь России.
Горячий, недолюбливавший Барклая, Ермолов выступал на стороне Беннигсена, но запротестовал Остерман-Толстой.
Николай Николаевич сидел за столом и наблюдал за спорящими генералами. Ему вспомнился Багратион. Он, конечно же, высказался бы за очередное сражение. Его всегда поддерживал Раевский. Но сейчас он никак не согласился бы с ним. Его спросили:
— А каково ваше решение, Николай Николаевич?
Он твёрдо ответил:
— Я за то, чтобы армию сохранить, а потом, собрав силы, разгромить Наполеона.
Решающее слово было за Кутузовым. Сознавая всю ответственность за сдачу Москвы Наполеону, он, однако ж, заявил, что с потерей Москвы не потеряна Россия и сохранена армия, которая должна разделаться с врагом, добиться его уничтожения в пределах России.
— А потому приказываю отступить.
На рассвете сентябрьского утра русская армия начала движение по улицам Москвы. К вечеру её главные силы находились уже в полутора десятках вёрст к востоку от столицы.
После заседания в Филях Раевский не стал задерживаться в штабе и направился в арьергард. Тут ом встретил генерала Винценгероде. Австриец по происхождению, тот большую часть военной службы провёл в русской армии, вместе с Суворовым участвовал в Итальянском походе, отличился в Аустерлицком сражении. Был несколько раз ранен, картечная пуля прострелила ему ногу, и он хромал. Ныне он командовал войсками, прикрывавшими петербургское направление.
— Мой друг! — обратился Винценгероде к Николаю Николаевичу. — Генерал Беннигсен приказал находящийся у вас лейб-казачий полк графа Орлова-Денисова подчинить мне.
— Возражать не буду, если на то будет приказ.
— Приказ есть. Его подтвердят. Но нельзя терять время. Орлов-Денисов должен немедленно ехать в Петербург — вручить важный документ императору.
— Тотчас же направлю, — пообещал Раевский.
Генералу Орлову-Денисову Винценгероде приказал:
— Вам надлежит, граф, отправиться в Петербург. Немедленно. Передать пакет от главнокомандующего. Он пишет о своих планах на дальнейшее ведение войны. Пакет вручите графу Аракчееву.
Алексей Андреевич Аракчеев, в прошлом военный министр, ныне ведал военными делами в Государственном совете и пользовался большим влиянием при дворе.
— И ещё, граф, — продолжил Винценгероде, — в дороге никому не сообщать, что сдали Москву. О сём можно распространяться после императорского слова.
Не заезжая в полк, Василий Васильевич Орлов-Денисов вместе с казаком Буслаевым помчался в Петербург.
Ехали на перекладных, меняя вне очереди на станциях лошадей. Не доезжая до Клина, на почтовой станции Подсолнечная генерала обступили крестьяне.
— Дошли слухи, будто в Белокаменной хранцузы. Неужто отдали её, родимую? Скажи нам, господин хороший, не утаивай правды.
Генерал вспомнил строгий приказ Винценгероде.
— Тяжело армии, мужики, неприятель силён Чтобы сдержать его, нужно большое войско.
— А мы-то на что! Аль непригодны? Сами в ополчение просимся. Готовы не то что с ружьём и топором, а с дубьём да кольём выступить. Лишь голос подай!
Пять дней тому назад, когда армия подходила к Москве, Василия Васильевича разыскал управляющий его имением. Это имение перешло к владельцу после смерти тестя. Управляющий спрашивал у него разрешения вступить крестьянам в ополчение, чтобы бить неприятеля на дорогах. Мог ли он отказать!
— Вооружай их, Северьяныч, чем сподобится, — сказал Орлов-Денисов управляющему. — А ушедших мужиков пока бабы заменят в хозяйстве.
— Ну, значица, барин, так тому и быть, — с благодарностью ответил управляющий и перекрестился.
