Турмс бессмертный - Валтари Мика Тойми (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗

Он захохотал и погладил бороду, а потом посмотрел на меня, зло ухмыляясь.

— Ты не ведаешь, что творишь, — сказал он. — Богиня заманила тебя в свои сети и, когда ты в полной мере осознаешь это, ты поймешь, что лучше бы тебе умереть.

Но его слова лишь разожгли мое желание, и я снова почувствовал блаженное жжение сетей богини. Я не мог больше ждать.

— Арсиноя, — прошептал я. — Арсиноя!

— Ее зовут Истафра, — сердито уточнил старик. — Почему бы тебе не запомнить это имя? Что же до меня, то рано или поздно я умру, хотя хотелось бы, конечно, умереть как можно позже. Так вот, дело как раз в том, что день моей смерти уже не за горами, так что мне безразличны ваши с ней судьбы. Зря я нынче тратил свои силы. Зря вставал со своего мягкого ложа. Делай, что хочешь, меня это не касается.

Больше нам не о чем было говорить. Он взял лампу и повел меня за пустое возвышение, где открыл маленькую дверцу и стал спускаться по крутой каменной лестнице. Проход оказался таким узким, что мне приходилось протискиваться боком. Старик привел меня туда, где рядом с сокровищницей богини находилась спальня Арсинои.

Когда мы вошли, Арсиноя лежала на спине и спала сладким сном, прикрытая только грубым шерстяным одеялом; в руке она сжимала новый зонтик, который я ей подарил. Мы разбудили ее, а она, увидев мое лицо, гневно закричала:

— Где ты воспитывался, Турмс, что не даешь женщине ночью спокойно поспать? Ты, наверное, совсем с ума сошел, если врываешься сюда, в святая святых богини, чтобы разыскать меня?

Сердитая, нагая, с зонтиком в руке, она была так очаровательна, что меня охватило бешеное желание вытолкнуть жреца за дверь и заключить ее в свои объятия. Но я знал, что тогда мне не уйти отсюда до утра, поэтому я преодолел приступ страсти и сказал:

— Арсиноя, радуйся. Богиня дарит тебя мне, но велит нам поторопиться и сохранить все в тайне. Ты пойдешь со мной, не одеваясь, прямо так.

Жрец кивком подтвердил мои слова и неохотно проговорил:

— Именно так, Истафра. Этот чужой пришелец сильнее меня, поэтому лучше тебе будет пойти с ним. Но когда ты избавишься от него, ты сможешь вернуться в наш храм, а я подтвержу, что он увел тебя силой. Так что сделай мне такую милость, уходи, но только обязательно постарайся отравить ему жизнь. Издевайся над ним, обижай его, чтобы он на собственной шкуре ощутил последствия своего безумного поступка. Мне кажется, что замысел богини именно таков.

Арсиноя, все еще сонная, отвечала в смятении:

— Но я совсем не хочу никуда с ним идти, я никогда и ничего ему не обещала. Я даже не знаю, что мне надеть на себя.

Я нетерпеливо перебил ее и сказал, что она должна пойти со мной в чем мать родила, ибо так я обещал жрецу; она не должна брать ничего из того, что принадлежит богине. Я не нуждался в вещах богини, вмоих глазах белая кожа Арсинои была ее самой лучшей одеждой до тех пор, пока я не смогу купить ей новые замечательные наряды.

Когда я объяснил ей это, она немного смягчилась и заявила, что зонтик, который я подарил ей, она захватит с собой непременно. Но, добавила Арсиноя, откуда я взял, что она вообще пойдет со мной? Или она маленькая глупая девочка, чтобы вешаться на шею первому встречному?

Меня охватило бешенство, и я сказал:

— Как хочешь. Только знай, что мне ничего не стоит оглушить тебя палкой и вынести отсюда… жаль, конечно, что от этого на твоей красивой коже появятся синяки.

Мои слова привели ее в чувство, и она отвернулась от нас, как бы желая все обдумать. Тем временем жрец вручил мне небольшую чашу и кремневый нож и заявил:

— Итак, прими посвящение!

— Принять посвящение? — переспросил я. — Что ты имеешь в виду?

— Прими посвящение во имя богини, — ответил он нетерпеливо. — Ты должен навсегда связать себя с Афродитой. Это самое малое, что ты можешь сделать, независимо от того, смертен ты или нет.

Я ничего не ответил, и он решил, что мне непонятен предстоящий ритуал, и принялся сердито объяснять:

— Возьми нож богини и сделай надрез на бедре. Нож этот такой же древний, как источник богини. Подставь под рану чашу, выдолбленную из дерева богини. Кровь будет капать, а ты будешь повторять за мной слова обряда. Вот и все.

— Но, добрый человек, — ответил я, — у меня нет ни малейшего желания связывать свою судьбу с Афродитой, Я тот, кто я есть. Этого для богини должно быть достаточно, а как дар от нее я забираю с собой эту женщину.

Жрец удивленно смотрел на меня, не веря собственным ушам. Потом губы его задергались от гнева, он что-то промычал и рухнул на пол, выронив из рук нож и чашу богини. Я испугался, что его хватил удар, но мы очень торопились, и я не смог задержаться и помочь старику.

Арсиноя не сводила с меня широко открытых глаз. Я поборол в себе желание прихватить на память древний нож и чашу богини, подошел к Арсиное и ощупал ее тело, чтобы убедиться, что она не взяла ничего из принадлежащего богине. Я дотронулся до ее волос, и даже само прикосновение доставило мне наслаждение. Потом я накинул на жрицу хламиду и повел ее за собой. Она молча и покорно поднималась по лестнице в храм, но я все же не доверял ей и поэтому наверху потряс ее за плечи и внушительно сказал:

— Если ты крикнешь, я ударю тебя по голове.

Она понимающе кивнула. Спотыкаясь осломанные ветром ветки, мы шли через темный двор; потом мы взобрались на стену и стали спускаться вниз с другой стороны. Я двигался первым и ставил ее ступни на колышки от дорожного шатра Танаквиль; несколько раз она тихонько застонала, потому что занозила ноги. Когда мы оказались на земле, я еще раз взобрался на стену и вынул все колышки, чтобы никто не догадался, как я попал в храм. Затем я обнял Арсиною за талию и с бьющимся сердцем повел ее в тот дом, где мы остановились. Она по-прежнему молчала.

Едва мы оказались под крышей, как ее словно подменили. Рыча по-звериному, она выплюнула изо рта горсть драгоценностей, заколок для волос и колец и набросилась на меня с кулаками. Она била и царапала меня, оставляя на моей коже кровавые отметины, и так продолжалось довольно долго, пока я не сообразил, что надо как-то защищаться. Она то и дело изрыгала самые грязные ругательства, но, к счастью, запас ее греческих слов быстро кончился, и она была вынуждена перейти на финикийский, а этого языка я не понимал. Она не давала мне даже рта раскрыть, так что мне никак не удавалось упрекнуть ее в том, что она нарушила обещание и вынесла-таки из храма драгоценности богини. Мне с трудом удалось усмирить ее и заставить замолчать, чтобы она не перебудила криком весь дом.