Зеркала прошедшего времени - Меренберг Марта (книги онлайн полностью .TXT) 📗
– Остановись, Пьер. – Голос Гагарина, спокойный и твердый, поразил Долгорукова, и он притих от неожиданности, изумленно уставившись на Ванечку. – Я не следил за тобой. Я-то как раз привык тебе доверять, потому что… потому что любил тебя. – Долгоруков вздрогнул и скривил губы в привычной злой ухмылке, но Жан, не обращая на это внимания, продолжал: – Я давно уже собирался сказать тебе… но все не мог. Жалел тебя очень…
Долгоруков вновь поднял на Жана мрачный, тяжелый, полный ненависти взгляд, в котором уже не было ничего человеческого. Ване показалось, что Пьер сейчас ударит или даже убьет его, но он пересилил обычный свой страх и закончил:
– Да, Петя, я жалел тебя. А ты вот никого не жалеешь, да и себя тоже, душу свою, как видно, загубить решил…
– Заткнись! Ты что – собрался мне грехи отпускать?
– Нет… Мне, наверное, и своих хватает. – Жан застенчиво улыбнулся, показав нежные ямочки, безо всякой надежды на ответную улыбку. – В общем… ты живи как знаешь, а я… ухожу. Прощай… не поминай лихом… вещи свои я потом заберу, а нынче же уеду к матушке в поместье. Вот и все… Петенька. – Гагарин, склонив кудрявую голову, в последний раз исподлобья взглянул на Пьера, стараясь не расплакаться. – Храни тебя Господь, Петенька… и избавь от безумия… и дай тебе любви – хоть один глоточек, хоть крошечную каплю – и силы выжить в одиночестве…
Когда до сознания Пьера дошло то, что только что сказал ему Ванечка, первым его движением было ударить, смять, разорвать на куски предателя, Иуду, позволившего себе бросить его, но Жан, развернувшись, быстрым шагом удалялся от него в сторону Дворцовой площади, ни разу не оглянувшись назад…
Потрясенный и раздавленный правдивыми и искренними словами Жана, Петр закрыл лицо руками, не в силах больше сдерживать слезы. Единственный человек на свете, которому он привык доверять, которого даже по-своему любил, ушел от него и вряд ли вернется.
А тот, другой… невероятно красивый и бесконечно далекий, в чьих синих глазах он в последний раз заметил искру понимания… он мог бы даже перестать быть его врагом – но он сам же, своими руками все испортил, и тот ушел, хлопнув дверью, не оставив Пьеру ни малейшей надежды.
Десять минут назад Дантес вышел из церкви под руку со своей молодой женой… Вглядываясь в новомодный лорнет, «приближающий удаленные объекты», как было написано в рекламном листочке, Пьер заметил, что новобрачный был бледен и вовсе не выглядел счастливым, а его супруга, напротив, светилась счастьем, не сводя влюбленных глаз со своего белокурого Жоржа.
Ты остался один, Пьер… Дантес теперь и не вспомнит о тебе, Ванечка не вернется…
А Метман не воскреснет.
Эта последняя мысль хлынула в его мозг раскаленной лавой, затопив в агонии последние попытки сползающего в безумие сознания удержаться на грани реальности. Все надежды Пьера отгородиться каменной стеной от страшных, терзающих душу воспоминаний рухнули в одночасье, как размытая наводнением плотина, и он оказался один на один со своим одиночеством, своим тяжким, смертельным грехом и разрывающими сердце угрызениями совести, вновь заглушить которые у него уже недоставало сил…
Крещенский бал в Зимнем дворце поражал воображение своей пышностью и сказочным по красоте праздничным убранством. Кружащиеся в вальсе пары, одна задругой проплывавшие мимо барона Геккерна, обдавали его тонким запахом духов, обрывками пустых фраз и обворожительными улыбками; тонкие руки в белых перчатках нежно покоились на сверкающих эполетах, а ревнивые взгляды стареющих матушек и увенчанных ветвистыми рогами мужей зорко и бдительно следили за пролетающими мимо красотками, которые в очередной раз только что успешно назначили свидание.
– Тебе бы не следовало столько танцевать, Катрин, – нежно проворковала Натали, подходя к сестре, ее молодому супругу и его приемному отцу. – Жорж, – тихо произнесла она, и сердце молодого кавалергарда свело сладкой судорогой, потому что больше никто на свете так не произносил его имя, – вам бы стоило поберечь Катрин…
Она нервно стиснула пальцы, и ее полуопущенные ресницы затрепетали, как крылья бабочки, готовые вспорхнуть и улететь. Дантес, вмиг овладевший собой, взглянул на Ташу – она была прекрасна, как только может быть прекрасна женщина, и невероятно, фантастически лицемерна и лжива.
Ну уж нет – не думай, Наташа, что я все прощу и забуду…
Никогда.
Катрин встрепенулась и чутко насторожилась, уловив в словах сестры некий подтекст, который сейчас ей меньше всего хотелось слышать. Зависть и ревность Натальи, до последнего дня не верившей в то, что Дантес женится на Катрин, не знала границ, и присутствие сестры раздражало ее да к тому же привлекало к ним десятки праздно любопытствующих глаз.
– Ну разве я не права, барон? – обратилась она к Геккерну, но тот, уколов ее предостерегающим взглядом холодных серых глаз, лишь сухо кивнул в ответ. В этот момент заиграли мазурку, Натали вновь нежно взглянула на Жоржа, и тот, поклонившись, предложил ей руку и увлек за собой.
– Вы все еще злитесь на меня, Жорж? – зазвенел серебряный голосок Натальи прямо над его ухом. – Какой противный… – Она притворно надула губки, обворожительно кося на него своими нежно-песочными глазками. – Мы же теперь с вами родственники – и должны дружи-и-и-ить!
Последнее слово в ее исполнении было пропето особенно тоненько и нежно. Дантес, не сводя с красавицы внимательных, чутко улавливающих все оттенки фальши глаз, улыбнулся ей чуть высокомерно и с легким оттенком иронии. Неподалеку от них он заметил Пушкина, чьи полные презрения взгляды и оскорбительные выпады в свою сторону он уже устал игнорировать, и спокойно ответил:
– Несомненно, моя дорогая. А я, как вы знаете, с удовольствием приму любые знаки вашего расположения ко мне.
Наталья чуть заметно покраснела, удивленная столь развязным тоном своего нового родственника, но как ни в чем не бывало спросила:
– Довольны ли вы началом семейной жизни, Жорж? Если честно, не представляю себе Катрин в роли жены… это, должно быть, забавно – вы не находите?
– Быть женой для вас – всего лишь играть роль, дорогая Натали? Но эта вскользь упомянутая вами роль уже не означает, что вы считаете замужество частью своей жизни!
Натали вспыхнула, закусив губу, но привычка «держать лицо» помогла ей быстро овладеть собой, приготовившись к ответной атаке.
И ты думаешь, что я просто так сдамся, гвардейский сопляк? Что тебе это вновь сойдет с рук иты отвертишься, зная обо мне так непозволительно много? Второй раз я тебе не спущу твоих выходок, наглый мальчишка…
Она несмело взглянула Дантесу прямо в глаза, затем отвела их и тоненько пролепетала, безупречно изобразив дрожащие в голосе слезы:
– Ах, Жорж, я знаю, что вы меня ненавидите… Но если бы вы только знали…
– Что?.. – смешался Дантес, которого этот внезапный переход не оставил равнодушным. – Что я должен был знать?
– Я так страдаю… А вы – вы ничего не видите…
– Натали!..
Дантес, не веря своим ушам и забыв обо всем, стиснул в своих руках хрупкие ладони Натали, не сводя с нее потрясенных глаз. Он не заметил, что музыка уже стихла и они остались стоять одни посреди бальной залы на виду у всех.
Мари Вяземская, осторожно взяв под руку чуть пьяного и уже «на взводе» Александра Сергеевича, что-то шепнула ему на ухо, показав глазами на Дантеса.
Елизавета Михайловна Хитрово напряглась, отчего ее мощная шея и грудь с тяжелым алмазным ожерельем заколыхались и побагровели, и неожиданно резво, почти бегом устремилась через весь зал к Софи Карамзиной, которая, в свою очередь, желчно усмехаясь, наблюдала за скандальной парой.
Василий Андреевич Жуковский, поискав глазами Луи Геккерна и не найдя его в толпе, кинулся к Пушкину, которого уже уводила Вяземская.
Государь Николай Павлович, хитро улыбнувшись, взял с серебряного подноса полный бокал шампанского и отвернулся к министру финансов графу Канкрину, сделав вид, что происходящее его нимало не заботит.
